Tom Cruise  – Pour Some Sugar On Me

Здесь должно быть крайне философское начало, в котором я бы рассказала о том, как потаскала меня жизнь за эти десять лет, о том, что изменилось во мне изнутри и снаружи, как переменились взгляды на вполне привычные вещи; нужно, конечно же, не забыть упомянуть о роли Гранта в становлении моей нынешней личности, вспомнить о нем с этой печальной физиономией, которую накладывают на себя романтичные особы с разбитым в древности сердцем, нужно покачать головой и вздохнуть - такая любовь, такая боль, но нет, ничего этого не будет, потому что оно все и так понятно. А для меня уже не так важно. Я - не тот человек, который оглядывается на прошлое. Я просто люблю танцевать.
Позволив себе немного отойти от столь полюбившегося образа прагматичной и холодноватой леди, я решила посмотреть, что происходит в той части мира, от которой я вынужденно оградилась, дабы не позволить моему птичьему сердечку выскакивать из груди и так болезненно кровоточить - необходимая мера, чтобы стать сильнее, идти вперед, да и вообще стать человеком, а не цветастой лентой, вьющейся у ног одного-единственного человека. Подобное случилось со мной впервые и, с уверенностью могу заявить, не случится больше никогда. Не потому что я не позволю, а потому что подобная вспышка случается раз за целую жизнь человека, и хорошо повезет тому, у кого действительно вспыхнет, а не будет уныло тлеть, пока совсем не погаснет из-за слишком холодных ног в постели, лишнего стакана на вечеринке или не того цвета глаз, как обнаружится вскоре до расставания - ведь я всегда любил голубые, почему у тебя карие? Так вот, открывать себя действительности - как заходить в гетто, которое как бы есть, но которого для тебя как бы нет, определенная запретная территория, отголоски культуры которой мелькают тут и там, но ты слишком занята самоотвлечением, самолечением и алкоголизмом, чтобы заприметить подобные выпады в свою сторону. Нет, правда, так и было. Иногда я ходила мимо афиш как слепая, наложив на зрачки мутные линзы, как бы не видя и не замечая, потому что зачем это мне теперь? Первые годы было неприятно. Затем прошло. Оно всегда проходит. Правда в том, что поначалу не веришь в это, думая, что никто и ничто не склеит то развалившееся на куски сердце, так оно и есть, и то же время не лечит, но обиды и боли утихают, стоит подождать и отпустить. Не за чем держать разбитое сердце в себе. Лучше отдать на растерзание другим, а там и болеть уже будет нечему.
Но вот, воспрянув, подняв гордо голову над всем этим чужим буйством, я приняла решение, которое, как я тогда думала, совсем не изменит мою жизнь. Ну что такого может произойти, если я снова пойду на его концерт? Нет-нет, я не посмею давать волю своим мыслям, которые тут же проглотят меня, назойливыми червями копошась, задавая вопросы "Кому? Кому он написал эту песню? А эту? Кто теперь обнимает его после концерта и снимает перед ним белье?". О нет. Помните, я говорила об алкоголизме? Лучший доктор, ребята.
Love is like a bomb, baby, c'mon get it on
Livin' like a lover with a radar phone
Lookin' like a tramp, like a video vamp
Demolition woman, can I be your man?

Главный плюс того, что ты известна - отсутствие осуждения. Я закрываю глаза на интернет и те комментарии, они не несут ни малейшей смысловой нагрузки, я говорю об осуждении, которое плещется в глазах сидящего напротив. В глаза моих собеседников не плещется. Они веселы и мужественны, они такие что агрр, они прямо омномном. Они - вышедшие на охоту за самкой кролики, с виду пушистые, а как до дела - сами понимаете. Нет, я не крольчиха, я - Молния, которая убьет несчастного зверька, стоит ему приблизиться слишком близко.
Бах - один убит. Остается позади, пока я ухожу к бару, чтобы взять себе еще выпивки. Нет, плачу сама за себя, дешевые заигрывания уже где-то в глубине глотки, но их проталкивает глоток бурбона, и вот я готова начинать жить заново. С каждым глотком. И так каждый день. И нет, у меня нет серьезных проблем, просто я нашла лучшего врача.
Когда остается примерно несколько капель на самом дне стакана, я вдруг начинаю чувствовать себя девочкой лет восемнадцати. И музыка, и атмосфера - все как в детстве, том невинном первом детстве, когда я только начала делать шажки по высокой модельной лестнице вверх. Теперь, по факту, я наверху. А по ощущением - скатилась в самое дно. И запрыгнула на стойку. О, вот я снова здесь. И все так же хорошо, так же музыкально, взрывчато-клубнично, как надо, пусть во рту не клубника, а огненное черти что. Шажок вправо, шажок влево, лишь бы не бултыхнуться вниз и не утонуть. А ведь я же могу.
Listen! red light, yellow light, green-a-light go!
Crazy little woman in a one man show
Mirror queen, mannequin, rhythm of love
Sweet dream, saccharine, loosen up

И я хлопаю в ладоши, пока мое тело покачивается под изумительную мелодию. И эта музыка, эта роковая песня, раньше я не слушала подобное, хотя, кому я вру, все я слушала, всем я наслаждалась, и это не ушло, никуда не ушло. И другие смотрят и наслаждаются, пьют и глазеют, никто не гонит, потому что все любят подобные женские шоу, все любят пьянчуг, все ими восхищаются. И бедра наворачивают восьмерки, банальные знаки бесконечности, приправленные острыми костями и вибрацией от гитарных мотивов.
И оступаюсь. Так внезапно не нахожу опоры, вероятно, совершенно некрасиво падаю вниз, зажмурившись, уже готовая встретиться лицом с полом. Меня потом наругают. И будут замазывать синяки и ссадины толстым слоем тонального крема. А мне будет все равно, по сути, как сейчас. Эйфория и спирт смягчат реакцию нервных окончаний. Уже. Или это не они? Слишком мягко и, открыв глаза, я обнаруживаю вокруг себя руки. Оу, да я почти как рок-звезда! Меня уже ловят потенциальные фанаты!
- Сегодня обещали град из пьяных танцующих девушек! - кричу довольно и только потом открываю глаза. Лучше бы я ударилась лицом об пол.

Ты всегда знал, что я у тебя - плохая девочка. Развязная, где-то омерзительная, при этом честная, ну и ебнутая на всю голову - я без этого, черт возьми, не я. Тем не менее, тебе это даже нравилось. Тебя это возбуждало. Как последнего извращенца, тебя вело от моих крепких слов, от моего минималистичного белья, от того, как умело я могла прикидываться принцессой в твоих руках. А ты то боготворил и надевал мне на голову корону, то называл шлюхой, считая, что я заслужила подобный статус своим дряным поведением. От меня вечно пахло табаком и алкоголем, вместе мы забывались в дурмане переплетения ядов и секса, ласк и желания ударить больнее. И удрать. Забыв свои шорты у тебя дома, удрать по утренней улице, помахав в знак приветствия уже неравнодушному молочнику, который тоже оценил мой минимализм в выборе нижнего белья. Еще, я уверена, тогда он оценил нашу небольшую потасовку, в которой ты чуть ли не вывернул мне руку, а я смеялась и пыталась все-таки сбежать. Он, как точно такой же мужчина, был доволен твоим решением взять меня силой и забрать к себе в пещеру, все вы, неандертальцы, такие. Даже будучи столь нежными и лохматыми, каким был ты. Всегда было что-то животное, от чего у меня все внутри сводило от одного взгляда на тебя. О, Джо Грант, ты похорошел с годами, от тебя пахнет, как должно пахнуть от самца, и меня это притягивает, пусть где-то глубоко в душе и не избавляет от прежнего желания ебнуться лицом о что-нибудь, чтобы сделать нашу новую общую встречу как можно более короткой.
- Ага, - выразительно отвечаю в ответ на все его радушные приветствия. Гляжу так изучающе через ресницы, пока он что-то там делает с моим платьем - какая разница, что, пусть делает, но долго рядом не держит. Я снова мечусь между желаниями засверкать пятками и опуститься перед ним на колени. Вечно одно и то же смутное желание, оно не вывелось, не вытравилось - увы! - из мозга юной, глупой девочки, у которой вечно что-то щелкало не то в голове. Есть в мире перманентные вещи, они въедаются в кожу или в мозг, остаются его прикосновениями между ног, и хрен там в жизни от них избавишься, эти гады-воспоминания сильнее отбеливающего порошка, серной кислоты или топора, тут только смиряться и трахаться дальше.
Поворачиваюсь к стойке и заказываю виски, бедром прижимаясь к нему, чтоб не уходил. Тонкие намеки ведь в моде, пусть трогает и вспоминает. Облизываю губы, царапаю нижнюю зубами, чтобы не дать рту раскрыться и наболтать глупостей, которые присущи каждой женщине в подобные сентиментальные моменты. К черту эти дела, слишком по-гейски.
Meet you downstairs in the bar and hurt
Your rolled up sleeves and your skull t-shirt
You say what did you do with him today?
And sniff me out like I was Tanqueray

Не предлагая ему, делаю несколько глотков напитка, а затем улыбаюсь ему, изучая взглядом. Мои глаза настолько привыкли к его облику в прошлом, что сейчас они в панике разбегаются, не зная, за что ухватиться, чтобы вживую оценить весь масштаб произошедших изменений.
- С каких пор ты носишь рубашки с вырезом до пупка? - смеюсь, чуть ли не пересчитывая его волосы на груди. Самец, я же говорила. Сколько же дамочек он перепробовал за эти годы? Мой Джо, мой милый-милый Джо, какие ляди заманивали тебя в свои тайные дебри, в какие болота они тебя приводили и какие чары накладывали. Скольжу по его плечам ладонями и делаю еще глоток виски.
- Так что, куда ты там шел? Хочу с тобой. Возьмешь? Возьми, - улыбаюсь, выбрасывая изо рта все эти слова, сплевываю из с языка без костей, беззастенчиво кусая его губы своим взглядом. Они сладкие, влажные, теперь-то я знаю, что этот рот умеет не только петь, этот рот обладает многими талантами, по которым я, признаюсь, соскучилась.
Должно быть, я играю в опасные игры. Пересекаю запретную черту, находясь на чужой территории, где мне откровенно не рады. Но мне всегда было интересно именно так. Гораздо интересней оказалось только улыбаться мужику, который выходил из уборной, когда мы туда заходили едва ли не за ручку, запирать за собой дверь кабинки и задирать платье, позволяя тебе ловко стягивать мое белье. Мое все такое же минималистичное белье, которым полюбовались другие самцы в клубе.
Почему-то мне хочется, чтобы ты ревновал. Рвал и метал, злился, считал меня плохой, пошлой или грязной, но в душе дрожал от той силы, с которой хотелось бы прижать меня к себе. Вот так, покрепче, жарким вздохом в выкрашенную краской стенку кабинки. До нас здесь были другие - твои песни все так же возбуждают любовников, а твои руки и губы все так же возбуждают меня. Я то замираю, то вздрагиваю от того, как ты трогаешь меня. Не смотрю, не поворачиваю головы, закрываю глаза, прогибаясь в пояснице, притягиваясь ближе к твоим бедрам, которыми ты научился вертеть на сцене.
Ты тоже плохой, Джо. Порочный и развязный, потому что ты трахаешь меня в туалете клуба, где давал свой концерт. А я еще хуже, потому что позволяю тебе это, более того, я этого хочу. И рычу на тебя, и стону, чувствуя горячего тебя в себе.
I cheated myself
Like I knew I would
I told you I was trouble
You know that I'm no good

Вы поглядите, какой официоз. Минуту назад ты драл меня, как шлюху, за дверцей туалетной кабинки, а теперь делаешь едва ли не деловые предложения. Невозмутимо смотришь, словно все в порядке вещей, мы так еще десяток лет назад задумали. Выглядишь, словно это все правда, но же знаю, что все ложь. И моя ответная улыбка фальшивая, и твое спокойствие тоже - как нарисованная маркером рожица на медицинском бинте, которым ты обвязал голову, чтобы я не увидела настоящих чувств. Что ж, а я умею зреть в корень. Или настолько пьяна, что уже вижу то, что можно узреть только в кошмарах. Наверное, самым страшным было бы вдруг протрезветь и увидеть на твоем месте кого-то другого. Трахаться с кем-то и представлять тебя - наихудший грех, за который я удавлю себя, потому что не переживу ту тоску, которая накатит сверху девятым валом. Насаживаться на другого с мыслями о тебе - пожалуй, что-то ужаснее я вряд ли смогу представить. Потому верю своим глазам и чувствам, что это действительно ты, да и твои руки, твои глаза скользят по мне, на белье остался запах твоих вещей. Они тоже стали твоими, но ношу я их на себе, все еще ощущаю тебя в себе, ты там, даже если тебя нет.
Усмехаюсь. Ты очарователен в попытке не задерживать прошлое. Мы такие очаровательные, как супруги, которые прихорашиваются перед зеркалом по утру - ты моешь руки, на которых влагой осталась моя страсть, я поправляю платье и макияж, заново подкрашиваю губы, чтобы быть все такой же свежей и вызывающей, как до исступляющего оргазма. Мне всегда нужно держать лицо, а тебе - ширинку в надлежащем виде, за тобой гоняются стаи пираний-дамочек и акулы-папарацци, а за мной мелкая рыбешка, вьется косяком у ног, но чего же она стоит? Закуска перед хорошим ужином, публика, которая дразнит твои аппетиты. Ты - королевский десерт, который сегодня я даже не успела хорошенько рассмаковать. Фаст-фудовая система поглощения тебя в общественном туалете. Неправильная диета. Слишком много гормонов лже-счастья в организме, истомленом связью с тобой. Ты - неправильный и вредный для меня продукт, но я готова нарушать ради тебя все правила, даже свои собственные, я нарушаю границы и территории, чтобы урвать себе то, чего не урывала долгие годы - это все тоска, это скука, это нежелание делить тебя с другими, потому что где-то в глубине души ты все еще мой, а я все еще твоя. Бла-бла-бла.
Ты милый. Когда не злишься и не ревнуешь. После того, как ты кончаешь, ты, пожалуй, лучший в мире человек, преисполненный добротой и лаской. Вниманием. Всем тем, от чего текут остальные дамы, да и черт с ним, я тоже. Неправильно оставаться и нежничать с тобой, но что я могу поделать с тем, что мне хорошо и хочется растянуть момент удовольствия на пару бесконечностей? Спорить с самой собой хочется, потому что мозгами я понимаю, что так делать неправильно. Недопустимо быть с тобой рядом, потому что потом мне будет плохо. Меня будет ломать и выкручивать, я знаю, я уже переживала это, когда наши пути разбежались в разные уголки мира в прошлый раз. Сталкиваться снова - величайшая ошибка, которую я с легкостью делаю, на которую так просто иду, словно только это мне и нужно. А кругом ведь - море подобной рыбы. И, при желании, я могла бы получить если не любого, то практически любого. Ты же знаешь, я умею быть уверенной и страстной, могу быть нежной, а могу играть в дурочку, ведь мужчины любят дурочек, я именно так себя с тобой и веду. Более того, я прогрессирую, опускаясь до уровня идиотки или "дуры набитой", потому что касаюсь пальцами твоей щеки и скольжу вниз к шее. Ты колешься, и от этого ощущения у меня подрагивают колени. Ты прижимаешь меня собой к раковинам, а я кусаю губу, чтобы не поцеловать тебя впервые за весь вечер. После такого всегда где-то далеко взрываются новые вселенные, а меня засосет в черную дыру, из которой хрен выберешься.
- Обычно я не отказываюсь от таких предложений, но сегодня я не уверена, что стоит его принять.
Если я сделаю этого - бэкапа не будет. Черта, после которой из паутины не выберешься. Нам нужно жить проще, да, Джо? Проще и порознь, потому что мы уже попробовали вместе и получилось как-то не очень.
Я ухожу, потому что мне не нужно, чтобы ты меня держал, да ты и не держишь - с чем, с чем, а с логикой у тебя всегда было более-менее хорошо. Ты сам осознаешь все сполна, возможно, в чем-то даже больше, чем я, потому я тебе, наверное, благодарна. Иначе мне пришлось бы тебя ударить, чтобы ты не пытался строить из себя героя и страдальца. Ты не страдалец. А я пойду домой и зароюсь в одеяло, так и не сходив в душ.

Мне всегда было до ужаса грустно без тебя. Каждый раз, когда ты покидал нашу обитель и шел куда-то по делам или просто потому что тебе было нужно, я крошилась, лежа под тонким одеялом в нашей спальне, я расстраивалась и замирала, дожидаясь тебя, прислушиваясь к шагам снаружи, к шагам в прихожей. Их долго не было. И, пока их не было, я не видела вокруг себя красок. Все звуки - фальшивая какофония, от которой вяли мои уши. И нет твоих шагов, даже их отдаленного эха, просто нету, так нету и меня, я сливалась в одно целое с окружающей мебелью. Иногда поднималась, чтобы сделать глоток сока с водкой, иногда ходила в туалет. Но все как во сне, я двигалась в киселе, где увязали мои руки, где движения делались такими плавными, словно мне и дышать неохота. Но потом ты приходил. Ты всегда возвращался, зная, что я жду тебя. Такая потерянная и беспомощная без тебя, жду, когда ты откроешь дверь. Ты находил меня в самых разных местах: на балконе около большого цветочного горшка, который тебе давным-давно притащила в подарок мама; под подушкой в общей постели, тогда мои волосы некрасиво растрепывались, но тебе было все равно, ты гладил меня по волосам и возвращал к жизни; в прихожей, как раз у двери, куда я приплелась, ломаясь от столь долго тянущихся минут, ты поднимал меня, ставил на ноги и обнимал, потому что там грязно и холодно, а я все равно сидела на полу и ждала тебя, в одной футболке и домашних мягких шортах, ты грел меня и целовал, потому что видел, как мне ужасно грустно без тебя, так грустно, что мир перестает вращаться, потому что не за чем без тебя.
Вот так и тогда - я ушла, чтобы полностью окунуться с головой в свою грусть. Я еще пила тем вечером. Громко включив музыку, я пила скотч, пока не споткнулась о разбросанные по полу подушки и не упала на них, немного ударившись о пол бедром. Неприятно, но я закурила - и боль прошла. Боль всегда проходит, когда куришь, именно поэтому я выкуриваю почти по пачке в день, мне так не очень больно, хотя могло бы. Я откинулась на подушку и посмотрела в потолок. Знаешь, у меня окна до пола, в них всегда заглядывает ночь, и мне бывает от того страшно. Но сегодня не было. Около потолка - синяя-синяя ночь, клочок неба, раскрашенный глубоким бархатом, а дальше - дома и высотки, в барах которых разворачиваются странные любовные истории, в клубах которых Джо и Лекси вспоминают былое, пока не трахнуться и не заплачут, слезами заплатят по счетам, потому что деньги - это мусор, слезы важнее. Моя полусумрачная квартира поглощает мой дым, и меня вместе с ним. И голова - кругом, это калейдоскоп, в котором нет ни звезд, ни созвездий, да и чувств, как таковых, тоже лишь чайную ложку можно наскрести, но все же, все же это странно и дико, потому что в отсеках цветных мыслей, есть вспышками ты, ты, который годы назад кутал меня в свои руки, а теперь едва ли не забрал с собой мое белье. Лучше бы было по-другому - я допускаю такие мысли, потому что больше допускать нечего, они нематериальны и, пусть и могут сделать мне больно, я курю, и у меня еще осталось пять сигарет. На ночь хватит.
А новое утро - это спешка, мое утро всегда начинается в обед, сопровождается легким звоном в голове и неясным привкусом во рту. На утро сигарет уже не хватает, потому мне несколько выкручивает руки, пока я не покупаю новую пачку. А там - полегче. А у меня на работе - ты, такой прекрасный и блестящий, совсем дневной, не такой, каким был вчера вечером в баре и вчера ночью в моих мыслях. Я не хочу задавать тебе вопросы, но кожей ощущаю, что это своеобразная война. Вчерашний захват твоих территорий вылезет мне боком, потому что линия фронта добралась до моих ворот.
Самая сложная задача сейчас - идти под твои песни, подстраивать шаг под твой голос и при этом не споткнуться и не упасть. На мне огромные каблуки и не самая удобная одежда, но я иду, придав лицо бесстрастие человека, которому вырезали сердце, я ловко меняю ногу за ногой, шаг за шагом, чувствуя на себя множество взглядов, среди которых есть и твой. И у меня внутри все дрожит, слыша тебя, я задыхаюсь, я стону, желая оказаться к тебе ближе, но все внутри, а снаружи я - профессиональный камень, который шагает по заданной траектории. Это траектория моего падения, дорогой.
- Привет, Лекс, - улыбается мне Джейми, а я подхожу и целую его в щеку, оставляя на коже влажный отпечаток своих губ, которые ты вчера так и не поцеловал.
- Привет.
Джейми - мой котик. Мы танцевали вместе на Рождество, напялив на головы красные колпаки, пили, пока ты уходил звонить родителям, к которым не приехал на праздник, но которых всегда так любил. Ты болтал, а мы уже пили и смеялись, подчиняясь ритмам праздника и песням The Pixies. Насколько я знаю, теперь он женат и счастлив. Я никогда не встречала его Кейт, но все же:
- Как жена?
Мне не понять его, как женатика, ему не понять нас с Джо, как людей потерянных и расставшихся. Теперь мы не на равных, и мне обидно, потому что больше я не увижу той розовости щек при его знакомстве с моими подругами.
- О, отлично, - несколько растерянный взгляд, но Джейми улыбается. - Я не думал, что встречу тебя снова.
- Я вообще много о чем не думаю в последнее время, - говорю, замечая тебя за его спиной. Тебя уже окручивают, тебя уже пытаются обворожить. Маленькие пираньи, которые останутся после меня, они подсиживают мое место и пытаются забрать моего мужчину. Сама знаю, что сдаю по многим фронтам, что еще пара лет, и мне здесь будет не место, но все же.
Все же обнимаю тебя сзади, устраиваясь ладонями на животе, потому что ты на моей территории, а, значит, ты мой.
- У него родинка на бедре и еще он отлично трахается, это все что вы хотели узнать? - интересуюсь по-хозяйски, сверкая глазами на юных профурсеток. - А теперь кыш отсюда.
Мне не нравится то, что ты уделяешь внимание им, когда есть я.

Cos the voodoo you do is all that can do, make me into your fool
Cos when you do voodoo I'm just like a doll that the pins keep pushing into
So everytime I try to break this trance
I'm almost afraid I miss my chance to be bewitched violent by you
I just gotta say I want your hex
I don't want to live without your hex
I'm so obsessed with your sexiness

- С каких-таких пор? - спрашиваю тебя с интересом, ведь помню тебя достаточно восприимчивым мальчиком. Ты всегда был сильным, но по-своему беззащитным, не разбирался во всех этих коварствах юных леди, а я всегда знала в этом толк.
- С давних. Очень давних пор. - ответил ты, понимая, к чему я веду. О да, ты все же знаешь меня лучше остальных.
- Ну и как тебе тут работается? - перевожу тему, не желая говорить о собственных прошлых коварствах, потому что они остались позади, а моя задача - выдумать новые.
- Работается хорошо, а отдыхать ты мне мешаешь, распугивая своих длинноногих подруг. - гадко улыбнулся в ответ, на что я тоже ответила улыбкой. У нас всегда в обороте откровенность, граничащая с грубостью. Переплетение любви и ненависти. Сейчас тебе неприятно, что я отпугнула глазастых куколок, но приятно, что прижимаюсь к тебе, прогибаясь в пояснице, повинуясь движению твоей руки. Черт тебя разберет, Джо Грант, а еще я. Ведь я такая же. Ненавижу тебя за то, что ты пришел на мою территорию и обожаю, потому что все же выбрал меня, а не их.
- Тогда иди отдыхать в другое место, потому что здесь мы или трахаемся друг с другом или не трахаемся вообще, - выставляю свои требования, словно мы на переговорах. Не иду на компромисс. Я всегда рублю с плеча, и тебе это всегда нравится.
- Я думал, что наш флэшбек закончился вчера. Ты красноречиво дала мне это понять, что изменилось теперь?
- Засунь руку мне в трусики - узнаешь.
Кончились аргументы, Грант? Нечего возразить, закончились улики, которые бы ты мог предъявить мне, чтобы показать, насколько на деле глупы мои попытки быть тебе интересной? А у меня еще полно в запасе. И я интересна тебе. Больше, чем все остальные вместе взятые.
- Ты чертовски жадная девочка, Лекс. - принимая правила, которые здесь устанавливаю я, ты шепчешь мне на ухо и подчиняешься, сдвигая в сторону мое белье и проникая в меня пальцем. Всего одним, но я жарко вздыхаю, сжимая пальцами легко твои волосы, которые минуту назад ласково гладила. - Тебе должно быть стыдно.
А я улыбаюсь, мне ничуть не стыдно, я не боюсь того, что кто-то увидит то, чем мы с тобой здесь занимаемся. Балуемся. Играем. На самом деле, все серьезно. И я кусаю губу, подаваясь бедрами тебе навстречу, жарко шепчу:
- Еще пару..
И прогибаюсь, притягиваю тебя к себе, вжимаясь спиной в какую-то неясную поверхность. Раздвигаю ноги, впуская в себя твои пальцы. Всегда. Ты всегда знал, что делать, чтобы сделать мне хорошо. Как нужно погладить, где приласкать, как посмотреть. Какую придать интонацию своему чертовому сексуальному голосу, от которого ведет женскую часть земного шара, от которого мокнет белье и сердце колотится в груди так крепко и быстро. Ты все знаешь лучше всех и пользуешься этим. А я даже не смею обидеться на тебя за это, я развожу ноги и выгибаюсь в спине, кусаю губы и сорвано дышу, жадная до твоей ласки, желающая тебя больше всех женщина. Дыши мне на ухо, улыбайся так, чтобы мне хотелось ударить тебя, поддавшись порыву ненависти. Облизывайся, как голодный хищник, входи в меня глубже, насколько хватит пальцев, вырывай из груди несдержанные стоны, будь со мной, будь со мной хотя бы здесь и сейчас, столкнись на моей территории, будь жадным, потому что я не могу делиться тобой с другими. Беззастенчиво, ласкаюсь к тебе так искренне, словно это не я недавно уходила, решая сжечь хрупкие мосты, что внезапно раскинулись меж наших берегов. Мне хочется думать, что это сделала не я, потому что сейчас я с тобой, вернулась, в твоих руки, окунулась в глаза, темные-темные, как тоска по тебе, когда тебя не было рядом.
И я хрипло стону, закрыв глаза, не волнуясь о том, увидят нас другие или нет. Они могут только смотреть со стороны и давать свои оценки, на которые нам так или иначе наплевать. Ведь главное - не снаружи, главное - между нами. В нас. Во мне, твои пальцы во мне - вот что сейчас решающий факт. Языком скольжу по губам и сжимаю пальцами твое плечо, с удовольствием чувствуя, как мнется ткань под пальцами, как и выдыхаешь и рассматриваешь меня, упиваешься картиной, от которой внутри замирает сердце. Внезапно я твоя. Полностью твоя, как тогда в туалете, как тогда, когда у нас все было хорошо. Когда ты называл меня грубыми словами, но при этом жарко любил, когда боялся увидеть, что я плачу. Когда я еще плакала. Мне кажется, теперь я уже так не умею.
Кусаю губы и двигаюсь тебе навстречу. Как же я хочу, чтобы, когда я кончу, ты облизал свои пальцы, попробовал меня на вкус - он не изменился, я сама по себе мало изменилась, разве что наловчилась жить без тебя. Тяжело, но иногда я умею это делать, я делаю это, когда у меня внутри алкоголь, табак и кто-то еще, кто-то не ты, тогда мне становится легче, но когда это ты - ощущения совсем другие, той тяжести нет, когда это ты, той горечи нет, когда это ты. Но когда ты исчезаешь - все возвращается. Это игра, в которой одно сменяет другое: и так по кругу. Главное приспособиться. Мимикрировать. Так ветры перемен не погребут под песком тоски и одиночества, так не буду плакать в тарелку с пастой, не буду рыдать на свои хлопья, которые должна бы съесть на завтрак.
И я прогибаюсь, сжимая тебя в себе, сорвано дыша, закрыв глаза, чтобы не видеть твоей довольной улыбки, из-за которой тебя хочется ударить. Ну да, ты сделал это, ты довел меня. Заставил испытать удовольствие, ты смог. Есть чем гордиться, это всегда было поводом для гордости, потому что мне никогда не были нужны другие мужчины, чтобы понять важную истину - мне хорошо только с тобой. Я могла флиртовать с ними, глядя, как ты меняешься в лице, начинаешь злиться и ревновать, но никогда это не было для того, чтобы сделать тебе больно. Ты же постоянно ранил меня. Думал, что я сильная - и я стала сильной. Правда. И снова я получу свое удовольствие и уйду от тебя, а затем в очередной раз украду тебя ото всех, вырву из их лап, чтобы получить то, что мне нужно. Цинично. Но ты сам меня этому научил.
Улыбаюсь и перевожу дыхание, ладонями скольжу по твоей груди. Ты думаешь, я не знаю, что все твои песни обо мне? Оближешь ли ты пальцы или вытрешь их о салфетку? Споешь еще одну песню о своей любви или ненависти или возьмешь меня туда, где никто нас не удивит?

Его взгляд скользит по бликам, играющим на кругляшах зовущих ртов хрустальных бокалов. Его взгляд скользит по тонким талиям моих хладнокровных коллег по цеху, его усмешка разрезает воздух, я чувствую, что такой улыбкой можно легко вскрывать консервные банки вместо ножа. Улыбается. Поднимает бокал и отпивает в мою честь, благодарит за показ престарелую профессионалку, коей я в какой-то мере и являюсь. Думает, что легко не скрывать за маской красоты рвущееся наружу отвращение к происходящему. Когда-то мне это действительно нравилось, отдавало духом истинного волшебства, до тех пор, пока не обратилось рутиной. Привкусом воды из вазы, в которой уже постояли долгое время цветы. И это - во рту, в этот самом рту, который улыбается изгибом, а не обращается кругом вокруг самодовольства тех, кто выше. Понимаешь, что выше - только ты и небо, слишком поздно, потому что до этого уже сделано так много, чтобы доказать остальным то, что итак в сущности понятно. Вечное стремление быть лучше.. Оно погубит меня, когда я перестану следовать ему так яростно. Когда-то я сидела на деревянных скамейках с разбитыми коленями, переворачивала в закупоренных бутылочках фосфорицирующее зелье, баловалась, когда большие тети делали свою карьеру и уходили в закат, а теперь та же участь ждет меня. Пора бы задуматься о будущем, пора построить некий план, вогнав саму себя в рамки приличия и ответственности, стать на час пунктуальнее, а еще неплохо бы научиться отвечать за саму себя и делать указания тех, кто точно знает, что хорошо. Подобные мысли утомляют меня и вскоре растворяются в новом бокале шампанского.
Он походит ближе и пытается заигрывать со мной, думает, что размер кошелька и величина возможностей затмят его ничтожное содержание, от которого ни удовольствия, ни гордости. Что с него взять? Прилизанный, довольный собой и знающий себе наигранную цену. Как лошадь на скачках, которая пришла второй. Почти, но все-таки нет. Я не седлаю проигравших лошадей.
Тем не менее, его руки подбираются к моему телу, его ветки оплетают талию, а усмешка становится все самодовольнее. Слушая его болтовню, я чувствую, как кусаю губу (вероятно, он превратно понимает этот жест, сжимая пальцами мою талию крепче) и думаю о том, чтобы разбить бокал о край стола, а затем пырнуть его розочкой в холеную морду. Так было бы действительно интересно. Это было бы целое шоу с пунктом пост скриптума в виде судебных разбирательств. Завороженно смотрю, как двигается его лицо, смеется, улыбается, а сама представляю как было бы здорово скрасить подобный вечер толикой неожиданности и насилия.
Я всегда насилую себя. То поступками, то знакомствами, то воспоминаниями, которые бередят рану с доброжеланием бензопилы. Самодостаточная пытка - отдавать себе отчет в пагубном поведении, поддаваться ему, становясь от плохого только хуже. Тут и хорошее не спасет. К чему все эти страдания вперемешку с нытьем и стонами под его руками? Рубить с плеча, значит, рубить. Моя проблема в том, что я всегда попадаю себе по ногам, а затем приползаю к нему за помощью, не сумев справиться сама с собой. Проблема в том, что он пусть и давно расставил внутри все приоритеты, все равно берет ватку и смывает мою кровь, языком слизывает слезы, чтобы не дать мне утонуть, да и самому не захлебнуться, когда я наплачу океан в его прихожей. Он любит пить меня, а затем любит отпускать, словно я сумею без него. Наша проблема в том, что мы играем спектакль для пустого зала, мы - актеры, но и зрители - мы же.
Руки человека-акулы уже на моих бедрах, но думаю я вовсе не о нем. Иногда я живу внутри себя, а иногда сбегаю. Несусь вдоль горящих огнями улиц, плечами проталкиваюсь через людей, пытаясь продолжить себе путь с точным курсом, но каждый раз сбиваюсь. Вот и теперь, мыслями я не здесь; я лечу в Лондон, а затем в Париж. Я снова становлюсь на край балкона, чувствуя, как ветер ласкает мои бедра и играет с краем твоей футболки. Я слышу твою ненависть, смешанную с любовью. Я дразню тебя, потому что не смешно быть настолько серьезным. А ты дуешься. Думаешь, я люблю эти нахмуренные брови? Поджатые недовольно губы? Твой ледяной тон, в котором замерзли бы даже северные медведи? Люблю. А ты не со мной. Черт возьми, люблю. А ты флиртуешь с другими девками. Я знаю, что порой бываю не самой лучшей. Возможно, иногда меня слишком много, а иногда мало. Мне тяжело найти баланс в твоей жизни, более того, я уверена, что его не существует, как не существует и возможности существовать вне мыслей о тебе.
А тебе?
- Я прилетел сюда из Гонконга, там разворачивает крупная компания по..
Лалалилалала. Мне не интересен Гонконг, если в нем нет тебя. Мне не интересны компании, в которых ты не принимаешь участия. Если бы я знала тебя хуже, я бы предположила, что мне не нужна жизнь, в которой нет тебя рядом. Но это слишком пошло, да и что там жизнь по сравнению с тем, что мы испытываем, зажимая друг друга в темных углах общественных мест, когда каждый может вынести из нас свой персональный урок, вычесть уравнение и решить никогда не жить, как мы. Для них это слишком сложно и непонятно, но что непонятного может быть в нужде или потребности? Просто люди любят усложнять. И ты любил. Хотя всегда отрицал это.
Мне нужно выпить еще, и я что-нибудь разрушу - башню из бокалов, шаловливую улыбку на морде богатенького мужчины-омеги или свою жизнь. Третье, пожалуй, будет предпочтительней, так я хотя бы буду уверенной, что мне было что рушить. Но не тут-то было, меня обнимают иные руки, прикосновение которых - как возвращение домой из долгого путешествия по островам, заселенным тасманскими дьяволами и обезьянами без белья.
- Она ведет себя совсем не как твоя девушка. - смотрит на нас мартышка с ровным пробором посредине, а я оглаживаю твои руки, видя, как загораются то ли завистью, то ли гневом его глаза. Не ждал? А я ждала.
- Значит, она будет наказана. - твое дыхание путается пьяно в моих волосах, а ладонь отвешивает мне ощутимый шлепок по заднице, от которого я оживаю, как игрушка, в которую вставили батарейки. И прижимаюсь ближе, ощущая наконец, что у меня есть сердце. Что оно умеет биться.
Прижимаюсь к тебе, а он уходит пораженным, видя мой взгляд, говорящий ему "Мне не жаль, что у нас ничего не вышло, мне жаль тебя, потому что ты не та лошадь, которая пришла первой, нет, не та лошадь".
- Мне кажется или я упустила момент, когда снова стала твоей девушкой? - разворачиваюсь, оказываясь лицом к лицу с тобой, в котором не иначе как пробудились замашки маньяка-преследователя. И, пожалуй, я скажу, что мне это нравится.

На меня снова нападает усталость, когда ты покидаешь мое тело, когда я сама покидаю твою квартиру. Наша жизнь устроена так, что рано или поздно мы откуда-то стопроцентно уйдем. Всегда будем мерить шагами расстояние от и до, растянувшееся через улицы и дороги от тебя до моего сердца. Тебе даже усилия не нужно прилагать, чтобы вернуть меня себе, пусть даже ненадолго, пусть на один вечер в элитном или в занюханном клубе; локация для нас не имеет значения. Что-то весит разве что музыка, которая звучит постоянно и отовсюду, в особенности - твоя музыка. Вернувшись домой, я сбрасываю надоевшую обувь и выкручиваю звук в колонках на максимуме, задыхаясь от звуков твоего голоса, который будоражит меня до слез, забирается поглубже, тяжелыми каплями скатывается по языку в желудок. Голос? Нет, виски, а затем уж и коньяк. Я сама ушла от тебя, снова ушла, в очередной раз перед этим отдавшись тебе так легко, и снова я ощущаю то оцепенение, в котором провела большую часть вечера, а ведь уже ночь, и время спешит стрелками к розоватому рассвету.
Без тебя ничего не вкусно. Без тебя все так пресно. А я сама не знаю почему, но возвращаюсь во все это. Еще чувствуя на себе твои руки, я возвращаюсь в густоту воздуха, в котором растворилось ядом одиночество. Когда-то в такое время мы сидели на балконе твоей небольшой квартирки, где было тесно, но так уютно нам двоим: ты пил кофе и курил последние сигареты из пачки, а я рисовала на кирпичной стене дома мелком всякую ерунду.
"Если любишь - надень его футболку"
"Марди Бум обнимает меня за талию по утрам"
"Джо Грант милее маленьких утконосов"
Твои длинные волосы были растрепаны так же, как и мои мысли. Я отбирала у тебя сигарету и тоже затягивалась, а затем, устроившись животом на перилах, слегка свешивалась вниз, пока ты не подскакивал хватая меня за ноги и ругая, так и не вынув из губ сигарету. Тонкая бумага всегда прилипает к влажным губам, вот и к твоим прилипала. Отрывать всегда немного больно, и я вылизывала твои губы кончиком языка, а затем отбирала сигарету, пока она не сожгла мои волосы столь ранним утром. Банально, но мы встречали летом рассвет, слушая тишину спящего города; я сидела у тебя на коленях и слегка покачивала босыми ногами, зарывалась пальцами в волосы и шептала на ухо неуместные ласки, которые так не подходили подобным рассветам по характеру и содержанию. Такие дела обычно делаются ночью, но я всегда спрашивала тебя, почему? А ты отвечал, что готов делать это со мной и днем.

В городе еще не холодно, потому я надеваю платье, через которое легко продувают сквозняки. Мои тонкие кости словно внутри полые, в них свистит предупреждающе грустный зефир. Эхом поет спелая трава. Но я не слышу ее мелодии в будоражащем кровь звучании твоего голоса, который льется через наушники сиропом мне на кожу. И я растираю сладость по бедрам, заваливаюсь на пушистый ковер травы, которая щекочет меня через дыры платья. Это симпатичный узор, но на самом деле - дырявое одеяние покинутого человека, через которое проще просачиваться тоске и грусти по тебе. Я чувствую, как ветер пальцами забирается мне под платье, но не открываю глаз, в которые так легко может ударить солнце, я слушаю тебя, думая, кому ты поешь свои сказки. Я помню себя с тобой, я помню других твоих любовниц, которых предпочитала бы никогда не повстречать. Мы пересекались, но проблема в том, что ты не видел меня, а я не хотела видеть тебя. Я помню ту рыжую вертихвостку, которая увивалась вокруг тебя целых два года, я помню деланное счастье на твоем лице. Иногда мне хотелось тебя ненавидеть, да так, чтоб скулы сводило. Иногда хотелось смотреть спокойно, так, чтобы не чувствовать, как сдавливает ребра необходимость в тебе. Но я все равно чувствую тебя, после стольких лет разлуки и после стольких раз случайного секса. Свожу колени и лениво поднимаюсь, не убирая твой голос далеко от себя. Я люблю кофе, так будь же моим кофейником.

Мартина, Эрика и Клэр зовут меня покутить немного в баре. Не то, чтобы им нужна была девичья компания, не то, чтобы они нуждались в моем присутствии или дельном совете, нет, мы просто идем развлекаться и выпивать, ведь жизнь известных людей - это череда вечеринок и разочарований. Они уже весело хохочут, каждая в своей компании для двоих; иногда наши компании превращаются в одну, иногда возвращаются к более тесному общению тет-а-тет. Если честно, после всего происходящего, мне хочется немного отдохнуть без мужчин. Говорят, на планете их мало, а черта с два - их слишком много. Вот я и сижу рядом с каким-то продюсером музыкальных клипов (или продавцом в спортивном магазине?), пью свой бурбон, пока тот рассказывает о монтаже и подводных камнях работы со звездами (мальчик, ты не отработал с музыкантами столько, сколько я, ты ничерта о них не знаешь). Вряд ли кого-то из девочек впечатляет моя кислая мина, потому я пью побольше, тайно стараясь опьянеть настолько, чтобы отключиться прямо здесь и не терпеть больше утомительной болтовни всех вокруг. Мне срочно нужно сбежать, пока дело не дошло до поцелуев и траха о хлипкую дверцу сортира. Такое я могла позволить себе только с тобой, потому что с тобой имеет смысл где угодно, с тобой можно как хочется, с тобой так полагается, потому что порой желание пересиливает обстоятельства, а твои пальцы всегда знают, как лучше. Но вместо этого ты с видом пропащего ангела пушишь почву для нового имени в списке твоих сортирных партнерш, меня это начинает раздражать, Грант, цеплять девок в баре так избито, попробуй познакомиться с дамочкой в зоопарке.
- Ну что, вы уже были с ней в кабинке туалета? - оставив умницу-продюсера с веселой компанией, я прижимаюсь к его плечу так, словно только его и ждала.
Будет ложью сказать обратное, потому что тебя я ждала еще со вчерашней ночи, мечтала про себя, что ты позвонишь в дверь и подхватишь меня на руки, утомленный беготней. Накажешь меня хорошенько, как обещал, потому что тебе в печенках сидят эти игры. Ты же мужчина, Джо, заставь меня перестать быть с другими. И прекрати цеплять рыжих девок, у них ни стыда, ни совести, ни справки от венеролога.
- А что? Хочешь присоединиться? - спрашиваешь, довольный тем, что я снова сама к тебе пришла.
- А не лопнешь ли ты от такого количества женского внимания? - вздергиваю нос, рассматривая тебя. Нет, я не считаю твою подружайку потенциальной соперницей, но размер ее груди не заставляет сомневаться в том, что она женщина. Будь она мужчиной, я бы попыталась ее у тебя увести, затеяла бы одну из наших прошлых игр, но не сегодня, Джо, не сегодня.

Печально то, что нет в мире ничего забавнее мужской обиды. Ох, вы бы видели эти надутые щеки. Сведенные брови. Хмурый лоб. Взгляд, который так и говорит: "Маленькая стерва, я люблю тебя, но уйди прочь и не подходи ближе". Иначе что? Что, Джо Грант? Когда ты был младше, ты прятался от меня за своими волосами, делал вид, что очень чем-то занят - рассматриванием гитары, чтением книги, изучением собственной футболки, но не мной. Я знаю, ты обижался. Обжигался. Ранился о меня, думая, что так не положено, ведь это ты мужчина, ты должен быть сильнее и, соответственно, ранить меня, более слабую. Но выходило все иначе. Мы часто менялись ролями, обязанностями, позами. То ты был на коне, размахивая шашкой, то я седлала тебя, выходя из вечера победительницей войны. Но ты никогда не был проигравшим. Как бы ни обижался, ты никогда не оставался ни с кем, не был в дураках, так или иначе ты выигрывал - бой или удовольствие, боль или вдохновение. Порой одно приходило вместе с другим, я знаю, если бы не я, не мои уходы, не моя работа, мой способ жизни - ты многое не смог бы написать, потому что творчество не приходит к счастливым, а я хотела, чтобы ты творил. Всегда любила твои песни и готова была выкручивать тебе руки, делая насильственно больно, чтобы внутри твоей головы рождались образы, которые ложились сначала на бумагу, затем на музыку, которые пленили слушателей, а с ними - меня. Ведь я тоже обожаю твою музыку. Видишь - я готова была бить тебя по лицу, чтобы ты был счастлив в своей работе.
Знаешь, я могу поддевать тебя бесконечно долго, нарушать твой покой, твои отношения, личное пространство, но мы оба знаем, что я делаю каждый раз, когда приходит нужное время: я ухожу. Как тогда, так и теперь, отпускаю твою руку и ухожу в открытое море, не умея плавать. Слегка улыбаюсь, надеясь, что этот вечер не обернется все тем же загадочным троеточием, которым оканчивались все наши предыдущие встречи. Джо, мы с тобой взрослые люди. Настолько взрослые, что нам пора принимать серьезные решения. И сейчас на кону лишь одно: наши мнимые свободы. Все как тогда, когда ты боялся быть со мной, дорожа одиночеством, считая, что волк-одиночка умеет действительно творить. Наивные суждения, которые мне довелось разбить оземь. Ни одни поэт не обходится без Музы, Джо. И, если это не я, тебе следовало бы найти кандидатуру получше. Песни о комнатных растениях, детях и тыквенной каше - тоже песни. Песни о шлюхах - тоже романтика. Можешь написать пару куплетиков об этой настырной мамзель, которая вьется вокруг тебя и пытается окучивать. Глупая сучка не знает, что Джо Грант умеет в легкую использовать людей, особенно женского пола. Ей по определению не повезло, потому что она не понимает, с чем столкнулась. Или ей безразлично. Так даже лучше, да? Все равно, кого трахать, если это не обернется ничем, кроме дешевого оргазма.
Мне до ужаса хочется курить, но, говорят, в баре нельзя, потому я пью больше обычного. От этого меня слегка ведет, слегка кренит в сторону. Главное - не начать видеть тебя в других, а затем не разрыдаться. Ведь, уходя, мне не так-то легко, как может показаться. Внутри у меня тоже душа, которой то больно, то одиноко, разница между нами лишь одна - мне это ничуть не помогает. Это изъест меня, и останусь я, как скорлупка от яйца, в то время как ты будешь мэтром своего дела. Ради таких вещей нужно чем-то жертвовать. Я пью, желая покурить, а он, другой, принимается лапать меня так, словно все к тому и шло. Грязный индюк, мне насрать на твои деньги, твои связи, твои скидки на альпинистское снаряжение, ты не имеешь права прикасаться ко мне, как Он. И я пытаюсь отпихнуть его, чувствуя внутри омерзение, желание вымыться наждачной бумагой, изодрав кожу в кровавые лоскуты, лишь бы не ощущать на себе его прикосновения. Словно я вещь. Дешевая шалава, которая ведется на лапшу, что вешают на уши. Я разобью тебе стакан о голову, сукин сын, если ты не отвалишь.
Дважды просить не нужно. Его сшибает ударом на пол - не молния, Джо Грант. Удивительно, что за рыцарь быстрого реагирования. Смотрю на него ошарашено, рассматриваю во все глаза, такого гневного, разъяренного, вздернутого, словно ему лично сказали гадость. Он смотрит на меня, и тут я замечаю на себе взгляды всех подруг, их испуганных хахалей, бармена. Он спрашивает, все ли хорошо, а я прижимаюсь к его плечу и утаскиваю прочь из этого скопища глазастых соглядатаев, я вытаскиваю его из бара и уже на улице под буйным осенним ветром прижимаюсь к нему ближе, прячась в руках, которые как панацея, спасают меня от грязи, единственные способные защитить и уберечь. Мы просто обнимаемся у бара, мои волосы треплет ветер, твои глаза закрыты, о чем же ты думаешь? Прячусь носом в твоей шее и вздыхаю глубоко, усмиряя тошноту, которая только сейчас начала проходить с тех самых пор, как тот, другой, принялся меня трогать. Нелегко быть вещью в мире вещей, Джо. Нелегко быть красивой, когда другие думают, что из-за красоты ты становишься легкодоступной. Видишь, какие хрупкие у меня запястья? А мое куртуазное лицо? Как я могу постоять за себя, когда меня легко сломить и измазать грязью?
- Теперь хорошо.. - медленно отвечаю приглушенным голосом. И ветер улегся, и я устроилась у тебя на плече. Я не прошу о многом, Джо. Просто не давай таким подонкам прикасаться ко мне.