Мне нравится то, как мы проводим время вместе. Как обнимаемся на его балконе, как встречаемся по утрам в ванной, где я без стеснения чищу зубы и где он без стеснения отливает, порой борясь со стояком. Когда ты без ума от человека - ничего не кажется неестественным или неприемлемым. Мы заказываем суши на дом и едим в постели, бросаемся кусочками рыбы и отнимает друг о друга палочки, чтобы ткнуть ими в возлюбленный бок. Мы ведем себя как маленькие школьники, впервые постигающие болезненную науку любви. Как те, что еще не ведают о горе, которое может легко придти на смену неомрачаемому счастью. Но и солнце не так велико, чтобы туча не смогла его затмить. Мы уверены, что узнаем это снова, но позже. А пока просто купаемся в том наслаждении, что дало нам новое восстановление. Прощупываем рамки, изучаем новые права и статуты. В нашем маленьком государстве на двоих есть свои законы, по которым кошелек или жизнь, по которым поцелуи за удары, в котором он целует мои пятки, а я тягаю его за ухо. Мы ссоримся - и он получает пощечину. Мы ругаемся - и получаю пощечину я. Мы с Джо на равных, потому что только так можно испытать все в полной мере и без лишений. Казалось, он - мужчина, я - женщина, но существуют вещи, в которых нужно защищать нежную натуру Гранта, есть вещи, в которых ему приходится проявлять чудеса небывалой выдержки и терпения. Он так же не любит мою работу, а я все так же обожаю его гнев. Его злость и ревность - приправа к острому блюду на ужин; он прижимает мои руки к стене и ловко разводит бедра. Он оставляет укусы на моей шее, а я царапаю ногтями его запястье. Мы занимаемся любовью. Мы занимаемся сексом. В конце-концов, мы трахаемся.
Он рычит мне на ухо, а я рычу на него. Бью по спине. Я люблю его, но стремлюсь расцарапать поясницу. Он терпит. Он любит меня, но вбивает в матрац так, что у меня перехватывает дыхание. Зарывшись в его волосы пальцами, я закрываю глаза, я выдыхаю, я выгибаюсь. Никогда еще у меня не было мужчины лучше, объекта желанней, любовника жадней, чем Джонатан. За обедом он говорит о музыке и последних новостях, но взглядом скользит по той линии, где кончается мое платье. По тому вырезу, который надорван на моей юбке. Он - намагниченный элемент химической таблицы. Я - металл, нестойкий и плавящийся при температуре в тридцать шесть градусов. По сути, пластилин. По факту, девушка его мечты.
Он говорит о своих планах на ближайшее будущее, а я грызу ногти. Смотрю на него, а он активно жестикулирует. Чертит пальцами в воздухе. Объясняет мне простые истины, на которые мне не хватает ни интеллекта, ни терпения. Джо Грант - знатный пустослов, он окружен болтовней, которой заражается, как гриппом. Я продолжаю кусать ногти, пока он слегка не бьет меня по руке. Дурная привычка. Девушки так себя не ведут. И я кусаю его за палец. Дурная привычка. Я так себя веду.
Наша общая квартира - она как кокон, в котором мы живем и теплимся. Это та темница, в которой светлее, чем под самым ярким солнцем. Потому что у нас здесь горят звезды. Я лично купила цветастый светильник, который отображает созвездия на бледном потолке спальни. Часами мы можем лежать, наблюдая за мерцанием созвездий, мы можем заниматься любовью под Большой Медведицей, которая не глянет на нас с осуждением. Я буду вылизывать его лицо и стонать ему в губы, пока он будет впиваться ногтями в мои бедра, присваивая меня, словно это итак не совсем очевидный для всего мира факт. С чем-то не поспоришь. Я кусаю его пальцы и облизываю их, пока он переводит дыхание и смотрит на звезды. Правда красиво, Джо?
Далекие вагоны метро уносят вдаль воспоминания о том, как я сижу в полночь, поджав под себя ноги, пока он меня не отыщет. Далекие поезда уходят в депо, пока он бегает со станции на станцию, зная, что мои игры могут быть опасны для меня же самой. Я люблю рисковать самой собой, требуя от него искренности. Я могу прыгать с балкона, с перрона, в первые встречные вагоны, пока он стучит ладонями о двери и кричит, что любит. Машу ему рукой и улыбаюсь, забиваясь в самый уголок. Без него холодно и страшно, без него колени острее, чем прежде, и не перед кем сбивать их до запекшейся крови. Поезд раскачивается и ныряет в тоннель. Знаешь, я ведь боюсь бывать под землей, мне страшно находиться в таком маленьком замкнутом пространстве без тебя. Перескакивая с ветки на ветку, я веду тебя за собой, роняя браслеты и успевая оглянуться в последний момент. Я буду всю жизнь так бегать, пока ты меня не схватишь, не притянешь к себе, обозвав последними словами и в душе жалея о том, что не в силах отрезвить меня и ударить. Насилие порождает насилие. Вот только у нас все это как-то однобоко.
Мне холодно, и я не отпускаю тебя от себя далеко. Я прижимаюсь к тебе и оказываюсь сверху, не злись на меня, Джо, потому что природу не изменишь, а меня можно разве что уничтожить. Я буду целовать твои тонкие, грозные губы и садиться на бедра, разводя свои для тебя. Беру за руку и опускаю ее туда, где твои пальцы бывают чаще моих. Знаешь, я буду стонать. Буду кричать тебе в губы. Я буду делать это, пока нам не позвонят в дверь. Твои волосы до сих пор приятно сжимать между пальцами. А те, другие, подождут. Мне плевать, кто они, мне плевать, кому нужны мы вдвоем, или ты, или я, в такие минуты мне плевать абсолютно на все, потому что твой язык очерчивает линию моего подбородка.

Кое-как натянув на себя футболку и шорты, я бегу к двери и, не глянув в глазок, распахиваю дверь. Искусанные губы кровоточат, я чувствую привкус твоей крови, облизываясь с отчаянием сытой кошки. Стираю краешком пальца с уголка губ.
- Привет, ма-па. - тяну я. - Не знала, что у вас есть мой адрес.

Ма-па - это те люди, от которых я всегда была готова бежать, как от огня. Они - сущее проклятье, олицетворяющее собой уныние, скуку смертную и хороший тон воспитания. Я умчалась из дому как только научилась правильно подводить глаза - остальное оказалось мелочью. Я нашла свое место в модельном бизнесе, меня очаровывали и в каком-то смысле обеспечивали хорошенькие папочки, которым палец в рот не клади - а мне клади. Я не из тех, кто работает ртом ради жизненных успехов, но почему бы и не облизать красавчику палец, который вскоре сделает мне так хорошо? Так и было у нас с Грантом. Он, маленький, щуплый и лохматый, музыкант от дьявола, очаровательный мальчик от самого бога, он всегда был мне равным. Не притесняя моих свобод, он злился и радовался со мной. Из-за меня. Грустил благодаря мне. Слова его песен - отголоски тех времен, когда я выкручивала ему руки. Его маленькие милые руки с чувственными пальцами. А он словно бы и благодарен этому был.
Теперь же мы оба связаны. И наши руки выкручивают обстоятельства, унылейшие обстоятельства в виде моих чопорных родителей. Маме не понравится гель на его волосах (мне, впрочем, он тоже не особенно нравится, но я не хочу быть солидарна со своей дорогой ма и потому скорее помогу ему привести волосы в порядок, чем буду капризничать, говоря, чтобы он все смыл), папа будет интересоваться успехами его в жизни. О, па, раззуй глаза! Ты в большой квартире новомодной многоэтажки и его любит твоя дочь! Конечно же, он успешный человек. Успешнее, чем прочая часть мужского населения планеты. Он заноза в моем сердце. Чем сильнее пытаюсь вытащить - тем сильнее болит. Па, я смирилась с этим. Мне с ним гораздо легче, чем без него. Принимая во внимание неоспоримые факты взаимной зависимости, я с видом эксперта могу заявить, что между нами нерушимая связь, противостоять которой может одна лишь наша собственная глупость. Мы ведь уже проверяли. Нашагались голыми ступнями по горячим камням, по острым осколкам общих воспоминаний, которые призраками не уходили от нас, жили в складках одежды, в извилинах мозга. Одного на двоих. Больше и не нужно.
Я смеюсь, потому что иначе я уверена, что расплачусь. Мои настроения - как бурные волны, гонимые к берегу злостным ветром. Ни шторма, ни бури - один лишь ветер, которые колышет кораблики на поверхности морей моих переживаний. Моя улыбка исчезает с лица, как только футболка соскальзывает вверх с моего тела. Не потому, что я внезапно ощущаю себя голой и незащищенной. А потому что мне так отчаянно хочется прижаться к нему, отыскать поддержку в этих руках, что стали крепче после моих пыток. Ну же, Грант! Будь человеком, обними потерянную, ненормальную и такую проблемную, но зато твою! Выпроводи их, чтобы мы смогли жить дальше так же счастливо, как час назад. Я все еще хочу видеть тебя без одежды, я все еще хочу ощутить твои пальцы в себе, я слишком многого хочу, но не сидеть, болтая о погоде с ними. Понимаешь, Джо, меня не интересует погода, когда ты смотришь на меня так близко.
Натягиваю майку и поглаживаю Джо волосы. Ну вот, практически экземпляр "идеального бойфренда", сошедший с глянцевых страниц женских журналов. Подтип "пижон". Мама не оценит. А мне как-то все равно. Мама хотела, чтобы у меня был мужчина представительный, умный и занятой. Она не знает, как много тебе приходится трудиться и как хорошо выглядеть на сцене. Она не читала твоих песен. Потому что они посвящены не ей. В душе я надеюсь, что ей будет завидно. Она хотела бы, чтобы ты походил на моего папашу. Но я скорее удавлюсь полотенцем, чем буду с таким, как он. Человек без жара и азарта, человек-кремень, на которого можно рассчитывать. Прелесть наших отношений в их шаткости. Один шаг не туда - и мы рухнем, обратившись в обломки, а затем будем долго друг друга собирать по кусочкам. И я не знаю, кто кого столкнет с этого лезвия ножа, кто упадет первым. Так или иначе, собери из меня что-то лучшее, чем я есть на самом деле.
Мне хочется покурить, но вместо этого я просто притягиваюсь к тебе ближе и провожу языком по твоей шее. Жмурюсь довольно, обнимая за пояс. Мне хочется льнуть к тебе, а еще закрыть в шкафу, как тайну, которую не должны видеть другие люди. Ты - мой секрет, которым я жадничаю. Мое личное таинство, к которому не должны прикасаться все эти приземленные люди. Я хочу прыгнуть на тебя и заставить сделать вид, что мы одни. Но я слышу это покашливание из-за двери, слышу, как мать чуть нервно постукивает ногой по полу. Они ждут. Ждут нашего явления, как события века. Газет что ли не читают? Мне казалось, пресса знает о нас больше, чем мы сами.
- Если ты в окно, то только со мной. - шепчу, рассматривая близко-близко. Мне не хочется, чтобы ты видел меня грустной. Твоя Молния не может грустить из-за пустяков. Потому я возвращаю на лицо улыбку, я откидываю назад вьющиеся волосы, беру тебя за руку и толкаю плечом в сторону к двери. Мужчины - вперед. Прямо на мины. Так надо, а я соскочу в воронку, чтобы остаться такой же красивой.
Ма-па сидят за столом и молчат. Не переговариваются. Краем глаза рассматривают обстановку квартиры, а я плюхаюсь на колени к Джо с самым невозмутимым видом. Губы ма начинают неприятно морщиться, па смотрит пристально, словно пытаясь узнать какого цвета кости Гранта изнутри. Я улыбаюсь. Потому что это меня дико смешит.

Всю жизнь я бежала. От этой семьи, от их правил и традиций, от банального, от семейного, от того, что есть у всех и каждого. От мамы и папы, от карликовой собачки, которая тявкает, когда проходишь мимо в туалет, от навязчивых прыщавых одноклассников, от лампового траха в уютной супружеской постельке. Признаться честно - меня воротит. Это список тех вещей, которые меня раздражают. И вот я вижу перед собой заинтересованную мамочку и сурового папочку, которому не очень-то нравится, как вольно я веду себя со своим мужчиной. А ведь он мой. Мой. А я больше не его папенькина дочка, и ничего мне от него не нужно - ни денег, ни поддержки, ни чертовой опеки. Меня есть кому защищать. За меня есть кому постоять. Джо сломает лицо любому, кто взглянет на меня так, как ему не понравится. Пусть он не самый большой, не самый мускулистый качок, пусть не соответствует стандартизованным параметрам, но он мой. И я его бесконечно люблю.
И мое сердце давным-давно упало в желудок и греется там огромным куском солнечной материи, потому что он сказал то же самое. Все, что я успела сделать перед лицом сурового врага - это посмотреть на него и улыбнуться так, как улыбаются самые счастливые женщины на этом чертовом свете. Джо Грант умеет делать женщин счастливыми. Но делает это только со мной. Пожалуй, будь маменька не такой стервой, она бы оценила. Будь папенька не таким трухлявым усатым мешком с деньгами, он бы порадовался, что его маленькая девочка в надежных и любимых руках. Вот только я не замечаю на их лицах ни поддержки, ни радости - сплошной удушающий скептицизм. Но он на меня не действует, потому что я весело болтаю ногами и смеюсь, отражая их атаки подобно джедаю, потому что Грант обнимает меня за талию, а я сижу на его бедре. Сидела так десять лет назад и восседаю точно так же снова. Его волосы стали короче, а на моем лице появилась первая тень усталости от жизни, но это ничего не значит, потому что мы вдвоем объединяемся против мира и плохих людей; мы - борцы за собственное счастье и справедливость, и нам плевать на косые взгляды соглядатаев. Пусть глаза у меня от мамы, грудь от папы, а характер от Сатаны, это ничего не меняет. Мы с ними - чужие люди, а случайные прохожие мне ближе несмотря на то, что с ними ни крови, ни связей. Печально было бы на этом свете, не будь в нем Джо Гранта. Ловлю себя на сладких мыслях и кисло улыбаюсь ма-па. Нам всем здесь хочется разойтись поскорее, так что только в наших руках ускорить этот чертов социальный процесс.
Моя маман прямолинейна, как доска деревянная. Она не знает, какой беспорядок творится в нашей с Джо жизни. Не знает, что мы храним белье в холодильнике, что по ночам танцуем обнаженными на балконе, не знает, что курим прямо в постели, что занимаемся сексом где и как хотим. Она не понимает, что родинки на теле Гранта расположены беспорядочно. Не осознает, что в любви порядка не существует - и не должно. Все ее мысли - это заранее заготовленный шаблон штамповых комментариев, сдобренный банальностью и попыткой быть оригинальной. Мы с ней так и не нашли общий язык. Она видит жизнь в зеленом цвете бумажных банкнот и рвоты после очередного семейного ужина, а я вижу мир, полный голых мужчин. Большая разница, если брать разность наших взглядов и их широты. Глядя на Джо, я вижу в нем мужчину, а не потенциального жениха, у которого по карманам рассованы финансовые возможности и удачные покупочные перспективы. Я хочу прижаться губами к мышцам на его шее и прокусить до крови кожу, чтобы опьянеть вкусом Джо Гранта и его запахом. Я хочу сесть на него сверху в постели, на полу, на диване в его студии, в машине, прямо на этом обеденном стуле, чтобы обнимать ладонями его лицо и видеть, как расширяются от удовольствия его зрачки. Я понимаю то, что хотела бы сделать это, будь он.. обычным человеком. Я всегда отталкивала от себя эту обычность, жизнь простых людей, но с Джо это было бы не зазорно. Интересно, какими бы тогда были взгляды моих прелестных родителей, которым палец в рот не клади?
У нас теперь есть свой холодильник. Джо говорит на него "наш". А еще наша квартира, наша ванная, наша кровать. Даже наш дворецкий. Джо называет его Рич и велит мне одеваться, чтобы его не смущать. Право слово, я стараюсь как могу, но маменька бы шлепнулась без чувств, увидев меня (без одежды) и двух мужчин (можно даже одетых) в одной комнате. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, думаю о том, скоро ли придет Рич и как сильно будет на этот раз негодовать Джо - ведь мне нравится, когда он негодует. Хватает за руку, заглядывает глубоко в глаза и пытается стереть с меня самодовольство посредством отметин и ссадин, крепкого секса, от которого болит все тело, рычания и принуждения давать обещания, что больше никогда, что только его. Покачиваю ногами медленней, выпадая из разговора совершенно. Ма-па приехали посмотреть на Джо. А Джо - тот, кто с легкостью снимает с моих плеч все обязательства. И, прежде чем мы переодеваемся, чтобы спуститься холодной зимой в ресторан, я заваливаю его на кровать, чтобы вылизать с жадностью его губы и шею, оставить на коже заметный укус и бесшумно слезаю с постели, чтобы забраться в джинсы, которые не дадут моим острым коленям окончательно обратиться в копья.
- Алекса. - строго обращается ко мне мать, выдержав неловкую пауку и испепеляя взглядом. - Для тебя что, стулья не существуют?
Все потому, что даже в ресторане я устраиваюсь на коленях Джо. И смотрю на нее, как на несчастную. Глазами хлопаю. Улыбаюсь еле-еле. Сидела ли она так на коленях у папы? А если нет? Жаль, жаль, увы.
- Мне и отсюда хорошо видно. - говорю туманно, усаживаясь удобнее.
Официант приносит нам меню, а я заявляю, что буду обыкновенный омлет с тепличным помидором и тосты. Потому что мне все равно. И потому что я отрицательна.

Отвратительно. Джо Грант всегда был моим человеком, он единственный если не понимал меня до конца, то хотя бы разделял мои взгляды; он был тем мужчиной, перед которым мои колени расходились в стороны сами по себе, ему хотелось позволить все, хотелось открыться и чтобы он сумел познать меня, хотя бы ту часть, которая всегда думает и ждет его, всегда принадлежит ему, та тайная часть, которая в других мужчинах ищет черты пальцев его рук. Я не привыкла ошибаться, а еще не привыкла испытывать то, что другие именуют разочарованием. Это больше похоже на фиаско. Это бессилие, с которым я сижу на коленях у Джо, это безразличие, с которым я молчу и позволяю ему за руку вести себя обратно в квартиру, где полчаса назад мы трахались, как сумасшедшие. С каждым шагом я оставляю на снегу блики своих иллюзий. Неужели все это было ошибкой, и в душе Джо точно такой же, как ма и па? Мне отвратительна эта мысль, потому что всегда я избегала подобных мужчин, я смеялась над ними и никогда ничего им не обещала. Ограниченные счетные машины, которым безразлично то, что происходит у меня в голове. Я не хочу разочаровываться, потому молча иду и жду, что будет дальше - мне нужно услышать, что он скажет, но я не хочу оправданий, потому что они всегда звучат жалко, так будет только хуже. Вот только я задохнусь молчанием, я не смогу больше жить в этом городе, если у меня здесь разобьется сердце вкупе с легкими, потому что разочарование всегда мешает нам дышать. А я хочу дышать. И обнимать Джо хочу. Шептать ему пошлости и глупости, отвлекать от работы наивными танцами, резать пальцы страницами его блокнотов, слизывать усталость с его лица, потому что мне это не безразлично. Я не хочу, чтобы мне было безразлично.
Мы возвращаемся в квартиру и я снимаю с себя вещи, оставляя их на полу. Остаюсь в джинсах и футболке, забираюсь с ногами на диван и молчу, потому что все, что крутится на моем языке - остро; оно пронзит Джо Гранта до крови, занесет в раны инфекцию и точно убьет в нем что-то, а я не хочу убивать его ко мне любовь, ну или (страшно подумать) что там испытывают по отношению к другим озабоченные цифрами экземпляры. Глядя на него по утрам, я хочу видеть около себя человека, который не задумывается о жизни, не помышляет о будущем, не обременяет себя прошлым. Потому что моя жизнь - это вспышка молнии за горой, моя жизнь - это вдох, который нужно поймать. Моя жизнь не загнана в рамки, и я не хочу тащить за собой чужой груз и чужие приоритеты. Я привыкла, что Джо разделяет мои. Я привыкла делать ошибки в слове "приоритет". Я хочу, чтобы Джо не исправлял меня.
Он садится рядом и укладывает мои ноги себе на колени. Молчание между нами растягивается, как жевательная резинка - и даже не рвется. Приоткрыв глаза, я окидываю его взглядом, и захлопываюсь снова. Подпираю голову ладонью и держу лицо каменным. Внезапное озарение внизу в кафетерии ложится океаническим китом мне на грудь, да так что дышать тяжело. И потому я еле делаю вдохи, отсчитывая амплитуду колыханий собственной грудной клетки. Еле-еле, как тяжелый грузовик поднимается на гору. Я еле дышу, а Джо касается пальцами моих коленей и рассматривает - это нетрудно понять, потому что я всегда ощущаю на себе его взгляды разного рода: от гневного до теплого, по оттенкам на каждую эмоцию. Я разбираюсь в нем, как Билл Гейтс в математике. А все равно постоянно что-то упускаю. Джо Грант - яркая обложка с содержимым 18+, он - взбитые сливки на моем фраппучино, он - кинолента воспоминаний, которой можно перерезать себе вены. Он - единственный мой страх и единоличная моя потеря, собственно, меня в другом человеке. Невидимая черта, после которой жизнь никогда не будет прежней. Он песчинка на побережье, песчинка, так легко забирающаяся под купальник.
- Что, даже не скажешь мне ничего? - подает он голос, тону которого позавидовали бы Ирак и Иран в самые напряженные для стран времена.
- Не знаю. Меня все это расстраивает. - сложив руки на животе, я защищаю солнечное сплетение от проникновения в саму мою суть этого миролюбивого и трогательного тона, которым может говорить только лишь влюбленный мужчина. Ну или отменный лжец. Дайте этому мужчине Оскара, если все существующее на самом деле умело нарисованная картинка. Дайте Оскара посмертно.
- Забей. - отмахивается почти что оскароносец с легкостью королевы, которая обещает казнить. - В следующий раз сбежим к пингвинам.
Не будет никаких пингвинов. И секса на столе по утрам тоже не будет. И глупостей на балконе, и задранных юбок, и шепота среди ночи, и предложений позавтракать в Макдональдсе, пока никто не видит.
- Ты поддался его банальным разговорам о деньгах. - открываю глаза и лениво-осуждающе даю ему моральную отмашку.
- Я купил его. - вдруг посерьезнев, говорит Джо. А я легко хмыкаю, рассматривая свои ногти. - Я купил твоего отца и твою мать. И вместе с тем я купил твое спокойствие, тебе больше не скажут, что я не выгодная партия, потому что выгодная. Вот и все.
На кой хрен нужна мне выгодная партия? На кой хрен идти на поводу у тех, кто только этого и ждет? Джонатан Грант, ты плюнул в лицо моим лучшим к тебе чувствам, а теперь говоришь, что у меня просто кетчуп был в уголке рта?
- Пошли они к черту.. - шепчу я, убирая ноги с его коленей, и поджимаю их ближе к себе. Мне хочется спрятаться, потому что я больше не могу впускать в себя весь этот мрак и холод, все эти цифры, эту грусть, эту обычность, от которой просто воротит. Не могу больше, ты знаешь, что во мне мало места, тем более, для этого дерьма.
- Мне тоже идти?
Оглядев его печально, я качаю головой. Не смогу одна. Мне слишком грустно, я не справлюсь с таким потоком, не смогу сдержать те мысли, что привыкли пожирать других людей, обычных людей, мне дико от них, а еще дико от непонимания. Веришь - я впервые не понимаю тебя, потому что твой поступок так чужд тому миру, что всегда пытались мы выстроить друг с другом. Неустойчивый шалаш из палок и простыней, который устроили мы на твоей постели.
- Нет. Тебе нет.