I can be your whore-----------------------------------------участники: Эйдан и Гаррет
сюжет |
we find shelter |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » we find shelter » Эйдан и Гаррет » I can be your whore
I can be your whore-----------------------------------------участники: Эйдан и Гаррет
сюжет |
А вы верите в любовь с первого взгляда?
Верю ли я?
Знаете, быть психопатом очень удобно – мне не нужно утруждать себя мыслями о правильном и неправильном, логичном и нелогичном, позволительном или непозволительном. Я могу поддаваться порыву и действовать по первому побуждению. Конечно, я разумное чудовище, я аккуратный психопат и я бы не решился устроить резню бензопилой в здании филадельфийской консерватории, скорее я бы выбрал симпатичных или омерзительных мне личностей, которых в последствие убил бы поодиночке. Так бы я смог действительно насладиться процессом, проявить свою творческую жилку и остаться незамеченным. Я люблю быть незаметным. Это основа моего стиля жизни.
Но бывает момент, когда… щелчок и ты уже просто не можешь поступить иначе. Этот чистый порыв действовать случается не так часто, но всегда ярко. Когда-то именно такое желание получить определенную женщину подарило мне идеальную сообщницу, пусть и пришлось потратить на ее воспитание несколько лет. Да, Гаррет Райс стал моим порывом. Решение забрать его себе было мгновенным. Стоило увидеть, как он выходит на сцену, и услышать, как он играет…. Я испытал настоящее благоговение перед этим мужчиной, перед его умениями и талантами.
Он должен был стать моим.
Это был пятничный мартовский вечер, который мы проводили вместе с Джейн в Филадельфии. Не так давно я поселился в домике у озера загородом, а она перебралась в самое сердце города, сняла квартиру в высотном доме и каждый вечер звонила мне, чтобы рассказать, как она счастлива видеть всю Филадельфию у своих ног. К тому моменту она обычно уже была пьяна вином и мужским вниманием, а потому счастлива вдвойне. Она – настоящее дитя большого города, ей необходимо жить среди огней, курсировать по людным улицам, перебегать дорогу, лавируя между машинами. Она любит спешку, важные дела, дорогие туфли и светские мероприятия. Мы с ней такие разные, но все-таки мы вместе уже больше десяти лет и потому я изредка нарушаю течение своей жизни, чтобы появиться вместе с ней в казино, театре или в филармонии.
Не так давно кто-то из моих партнеров предложил ей два пригласительных на концерт в филадельфийской консерватории. Один для нее, а второй, конечно же, для ее босса, который постоянно занят и не может присутствовать на важных встречах, поручая любые переговоры своей первой помощнице Джейн Саммерс. Но в этот раз я все-таки принял приглашение, правда явился не как долгожданный гость, а всего лишь как скромный спутник своей леди. И пока она блистала, заводя разговоры то с теми, то с этими, я держался рядом и прислушивался, наблюдал, запоминал.
Несмотря на то, что я никогда не бываю на бизнес-встречах лично, я знаю всех, с кем работаю. Я встречаюсь с ними как молодой человек Джейн, иногда как ее телохранитель, пару-тройку раз даже выступал в роли ее шофера. Многие сделки были подписаны только после того, как я имел возможность поговорить с потенциальными коллегами, а предварительно я, конечно же, изучал всю доступную мне информацию об этих людях. Нельзя быть опрометчивым, когда работаешь с деньгами, и нельзя оступаться, когда убиваешь людей и не хочешь быть пойманным. Я стараюсь во всем действовать безупречно.
Но не будем отвлекаться, ведь речь идет о Гаррете Райсе…
Мы устроились в вип-ложе вместе с другими званными гостями. Хочу, чтобы вы понимали. Я уважаемый человек, когда-то я даже был графом и потому у меня много денег, которые я вкладываю в самые разнообразные проекты. Я инвестор и акционер нескольких крупных компаний, но никто из коллег не знает меня в лицо, поскольку все дела ведет Джейн. Я своего рода миф экономического мира, человек-легенда, о котором ходят самые разнообразные байки. Самая популярная из них, конечно, говорит о том, что меня не существует вовсе. Есть только сама Джейн Саммерс, которая выгодно сумела преподать свой образ. Мне, в общем-то, все равно, о чем все говорят…
Когда на сцене появился Гаррет, я шепнул своей спутнице указание:
- Узнай о нем.
Джейн коротко кивнула в ответ и уже через мгновение восхищенно всплеснула своими изящными ручками.
- О боже, кто этот прекрасный мужчина! – воскликнула достаточно громко, чтобы быть услышанной, но все-таки тихо, дабы откровенно никому не помешать.
- Это Гаррет Райс, - услужливо подсказал ей сосед, сидящий по другую сторону.
Джейн склонилась к нему ближе, внимательно прислушиваясь, чтобы после передать информацию мне, однако мне итак было хорошо слышно.
- Он преподаватель консерватории, но дает еще частные уроки. Если вы желаете узнать об этом побольше, то вам стоит встретиться с ним и обсудить стоимость. Говорят, зарабатывает он вовсе неплохо…
Деньги, деньги, деньги. Любые разговоры сводятся к деньгам. Это так скучно, пресно и банально. А мне не нужны его деньги, у меня своих средств вполне достаточно для безбедной и еще очень долгой жизни. Впрочем, я и не ждал ценной информации, я знал, что не получу даже половины того, что хочу узнать об этом мужчине. Придется действовать самому.
Концерт закончился и всех пригласили на светскую вечеринку. Шампанское на подносах официантов и канапе с красной икрой - все, как положено. Я не люблю такие вечера, я нахожу их скучными. Дамы сплетничают, но когда рядом оказывается мужчина, сразу же переходят к обсуждениям моды, мужчины же говорят о новостях мира и политике. Они иногда, впрочем, тоже сплетничают. Ни те, ни другие мне совершенно неинтересны, поэтому я угощаюсь канапе и пью шампанское, наблюдая, как моя спутница подходит то к одной компании, то к другой. С женщинами ей заметно скучно, но она должна запомниться всем и каждому, это всегда ее цель номер один. Отчасти именно поэтому я люблю бывать с ней где-то, за ее блеском меня никогда незаметно. С мужчинами Джейн легко находит общий язык, она хорошо разбирается и в бизнесе, и в политике, она, конечно же, осведомлена обо всех главных новостях.
Когда в зале появился Гаррет Райс, я оживился и Джейн, заметив его, поспешила ко мне. Она умная девочка, она знает, что у меня на уме. И вот мы уже вместе спешим познакомиться с талантливым музыкантом, я помалкиваю и лишь вежливо улыбаюсь, когда как она оживленно восклицает:
- О, вы тот самый Гаррет Райс! – Отпустив мою руку, она кокетливо сжимает его крепкую ладонь. – Вы просто прекрасно играли! Не в обиду другим будет сказано, - интимно понизив голос, она лукаво заулыбалась. – Но вы сегодня определенно были лучшим.
- Вы действительно очень хорошо звучали. – Скромно говорю я, внимательно следя за своим новым объектом обожания.
Действительно, я хочу его себе. На вид ему не больше тридцати пяти, навскидку могу дать тридцать три года. Обручальное кольцо на пальце – женат, опрятный дорогой костюм – вполне обеспечен. Улыбчив, доброжелателен, немного смущен – отличные черты характера, все как я люблю. Мы беседуем совсем недолго, совсем скоро мы с Джейн покидаем светский вечер, чтобы приготовиться…
А потом я действую по привычной схеме. Трачу неделю на слежку, изучаю его расписание. Он действительно женат, но, судя по их общению с женой, не вполне удачно. Они часто спорят и ругаются, даже в супермаркете, из-за журналов, которые будут покупать. Мне это нравится. Работает он с утра и до обеда, после чего действительно дает частные уроки. Дважды я видел его с другой женщиной, но пришел к выводу, что это не любовница, а скорее подруга. Или, может быть, родительница одного из учеников. Ничего особенного в жизни Гаррета Райса, впрочем, не было, а потому никаких осложнений.
От последнего ученика он возвращался обычно около семи вечера. Мне повезло, это не самый оживленный район. Дождавшись его в тени со шприцом транквилизатора наизготовку, я напал со спины. Всего лишь мгновение и он обмяк в моих руках. Еще пара мгновений и он уже лежит в моем минивене, с заклеенным ртом и связанными руками. А через полтора часа я уже усаживаю его на стул в подвале, связываю кропотливо по рукам и ногам крепкой веревкой. Я не использую наручники, из них слишком легко выбраться, а вот узлы я завязываю добротные. Гаррет к тому моменту уже просыпается, беспокойно покачивает головой и стонет, приходя в себя. Тем лучше.
Я присаживаюсь напротив и жду, с жадностью наблюдая за ним. Когда он открывает глаза, я приветливо улыбаюсь.
- Здравствуй, Гаррет.
Кира гладила мне рубашку, пока я завтракал омлетом, стоя напротив окна на кухне. Город уже дышал весной, потому особенно приятно было наблюдать за подобного рода возрождением, ощущая в душе ее переменчивую мелодию, ее звонкое многоголосие, ее отчаянный порыв звучать лучше. Я не мешал в голове мелодии композиторов, я пытался поймать свою, но то и дело обнаруживал в ткани музыки Шопена или Скарлатти. Под окном промчался утренний трамвай, разодрав мелодию грохотом пополам. Я почувствовал, как жмурюсь, словно мне по ушам ударили сложенными в горстки ладошками. Где-то в глубине квартиры недовольно зашипел утюг. На тарелке все еще поблескивал золотом омлет, но я предпочел не доедать, никогда не любил плотно завтракать, к тому же, у меня всегда есть перерыв для еды, а рядом с консерваторией - множество ресторанчиков и кофеен.
- Твой костюм готов. - заявила с порога Кира и прижалась к моим плечам сзади, обнимая и ладонями оглаживая грудь. Задрав голову, я благодарно улыбнулся жене и поцеловал ее в губы. Я превратил ее из скрипачки в домохозяйку. Жалел ли я? Нет. А она?
- Спасибо. - шепнул и поднялся. Пора было одеваться в простую одежду, подхватывать костюм и ехать на работу. - Вызови мне такси?
Обычно я добирался на общественном транспорте - так всегда было быстрее, но ехать в метро или автобусе с выглаженным вечерним костюмом мне не казалось хорошей идеей, потому лучше всего было вызвать машину. Я не хотел брать сегодня автомобиль Киры, в конце-концов, ей тоже нужно будет на чем-то приехать вечером в консерваторию, а я точно буду сегодня пить.
Вся консерватория пришла в нервное оцепенение перед концертом. Я не нервничал, в себе я всегда был уверен, а вот моя ученица была под вопросом. Я не назвал бы ее самой талантливой студенткой, не назвал бы самой способной. Но в ней было упорство, которое я готов был поддержать, в ней была страсть к музыке, если она ошибалась, то бурно реагировала, если играла совершенно - тоже громко радовалась. Ее усыпляли медленные композиции, она всегда стремилась стать вихрем, смести всех своей энергией со стульев, показать, что она лучшая. На деле она была посредственной, но я отдавал предпочтение именно ей, потому что меня привлекала эта любовь к огненным проявлениям музыки, это желание постичь сложные и быстрые композиции. Если она ошибалась - я не был очень строг. Хотя когда-то я сам натачивал и клеил карандаши к пианино, чтобы она держала руки правильно, не опуская ладони вниз. Маленькие копья врезались ей в ладони, она дергалась, мелодия сбивалась, она хаотично переживала поражение. Мы начинали сначала.
Удобно разместившись в кресле в актовом зале, я слушал, как она терзала клавишные, смотрел на долговязого солиста, который должен был исполнить партию из "Winterreise" Шуберта. Похоже, они уже репетировали здесь до моего прихода, видно было, что он уже немного подустал и жаждал настоящей репетиции под моим контролем, так как моя ученица то и дело творила что-то не то.
- Подожди. - сказал я ему, а затем обратился к Кейтлин. - Не забывай про педали. Играй. Правая. Правая. Левая. Правая. - я напоминал ей, что делать за секунду до того, когда нужно было нажимать на педаль. Она слушалась и получалось неплохо. - Теперь с голосом.
Franz Schubert - "Winterreise" - Der Stürmische Morgen
Я стоял за кулисами, напряженно слушая их общее короткое выступление, и теребил бабочку. Мне нравились все эти показательные выступления, но так же мне не хотелось, чтобы Кейтлин ошиблась, забыла о педали или перепутала клавиши. Хорошая дрессировка не является залогом успеха, хотя я не желал на нее ни времени, ни сил. Порой мы расходились по домам уже темным вечером. Солист был хорош, его баритон расходился по залу и в конце я тоже захлопал вместе со зрителями. Они вложились в эту одну минуту со всей душой и любовью к музыке. Я был горд своей ученицей. Но пришла и моя очередь идти на сцену, чтобы продемонстрировать себя родителям потенциальных абитуриентов, родителям уже учащихся, да и просто приглашенным гостям. Можно было выбрать для показа что-то простое, но меня всегда тянуло к сложному. И я все же выбрал Шопена.
Frédéric Chopin - Rondo in c-moll, Op.1
Музыка была моей возлюбленной. Моим творением. Моей одеждой. Она вилась кольцами вокруг пальцев, она гладила меня по плечам, целовала в шею, пыталась снять с моих плеч пиджак. Я задыхался ее пряным ароматом, я готов был вылизывать ее прозрачные руки, целовать ее глубоко и жадно, ведь она была моей, бесконечно моей, обещала никуда не уходить, обещала дышать жаром мне на ухо, ласкать, целовать там, где не целовал еще никто - и она целовала, покусывая, мое сердце.
Моя нежность. Моя боль. И моя страсть.
Опьяненный, я кланялся перед зрителями, которые не жалели ладоней для аплодисментов, я задыхался восторгом от себя самого, от этого зала, от гения Шопена, я кружился в водовороте созданного им шедевра, я был женат на нем, и я был его желанным сыном. Долгие годы я посвятил учебе. И все ради того, чтобы теперь чувствовать вкус удовольствия, смешанный со вкусом признания. Это - небольшая консерватория, но я чувствую, что они в меня влюблены. Зачем мне дальние края так скоро, если уже меня хотят так нежно и так трепетно, если восхищаются скоростью моих пальцев, моими умениями, мной, мной, мной и Шопеном, конечно же. Рука об руку с ним мы ушли со сцены и уселись на диван в коридоре, покинув вовсе зал.
"Здорово было, да?"
"Оно всегда так, мой мальчик, когда достигаешь того, чего другие достигнуть не могут."
"Но Фредерик, а что дальше?"
"Не задавай мне таких вопросов, играй и люби, а остальное приложится."
- Останетесь на ужин?
Меня дома ждала жена, но я оставался на ужин, а затем еще ненадолго, впечатывая мамашу одной из моих учениц в ее скрипящую супружескую постель, когда юное дарование уходило гулять с подругами после урока. Я оставался, а затем поспешно уходил, чтобы переложить вину на пробки на дорогах и толчею в метро. Женщины любят пианистов, любят мужчин с хорошим аппетитом, ловкими пальцами и уймой времени, которую можно потратить на соблазнение. Я шел домой и думал об этом. Думал, чем займусь, когда приду. Не хотелось тратить вечер на ссоры, хотя я так и чувствовал, что вляпаюсь в очередную мозгокрутку, от которой уже воротило. Кире не нравилось, что я так много работаю. При этом ей хотелось хорошо душиться, хорошо одеваться и ездить на хорошей машине, не работая. Я думал о том, что с меня хватит, что приду - и тут же зажму ее в коридоре, думал.. пока не ощутил как что-то впилось мне в шею, не оказался в чужом захвате и не отключился.
Придя в себя, я сначала ничего не понял. Меня явственно клонило в сон и подташнивало, я сидел в неудобной позе сам не зная где. Да еще и с заклеенным ртом. Перед глазами двоилось, и я неловко замычал, вертя головой.
- Привет, Гаррет. - поплывший голос проник мне в уши, и я замычал недовольнее. - Ах, прости.. - он резко сдернул с меня изоленту, а я согнулся в позыве, но ничего не получилось, ведь тот ужин остался на столе и мой желудок был пустым. Черт знает, что он мне вколол и вообще кто он.. Отдышавшись, я выровнялся на стуле и только сейчас ощутил страх. Я не понимал, где я и кто передо мной, не знал, что ему от меня нужно. Все походило на сцену из кинофильма. Вот только я не казался себе героем, который победит злодея, ведь я пианист, а не студент-качок.
- Почему я сижу здесь и кто ты нахрен? - хрипло спрашиваю, понимая все свое удручающее и невыгодное положение. Но мне нужна информация. И немного воздуха, потому что тошнота так до конца и не проходит, и я запрокидываю голову, чувствуя, как неприятно саднит щека, с которой сорвали изоленту.
Кто я, на хрен, такой?
Хм, и действительно.
Вы когда-нибудь задумывались над человеческой банальностью? Я сталкиваюсь с этим постоянно. Одни и те же вопросы, одни и те же возражения, одни и те же фразы, все четко по заведенному плану. Я могу написать трактат об этом и буду прав, правда мою правоту оценят только такие же, как я, и психологи, пожалуй. Хотя сейчас такие специалисты, что только плакать над их дипломами. Одна корка, знаний – ноль. Но мы не об этом. В принципе, меня не интересуют специалисты, меня и люди не интересуют, если уж на то пошло. В большом смысле они никогда мне не нравились, не представляли интереса. Их только рубить, кромсать, резать. В них только стрелять из арбалета, а совсем замечательно метать в них ножи. Да, именно такой вариант игры в дартс я предпочитаю. Впрочем, мы говорили и не об этом тоже…
А о чем?
Ах да, человеческая банальность!
Когда-то желание найти оригинальность будило во мне азарт, мне хотелось испытывать много людей, чтобы видеть разнообразие, но нет, моделей поведения было всего несколько, остальное лишь мелочи и тонкости, которые, в сущности, совершенно незначительны. Потом это однообразие сводило меня с ума, я пытался действовать нестандартно, чтобы вызвать такую же реакцию на свои действия, но нет, все повторялось по уже знакомому мне сценарию. Теперь я отношусь к этому философски: такова природа людей. Если иначе невозможно, то кто я такой, чтобы сетовать на подобное несовершенство? В конце концов, не мной люди были придуманы, не моя это ошибка и жалобу создателю тоже, к сожалению, отправить нельзя. А что, было бы забавно…
Первая стадия самая забавная, потому что мои гости никогда не понимают, что произошло. Вы бы видели это честное удивление на их лицах! Вздернутые и нахмуренные брови, немой вопрос в их глазах, полная растерянность на лице, ведь транквилизатор все еще действует, разум затуманен, но основной вопрос достаточно быстро формируется в голове. Иногда они озвучивают его. Где я, говорят они. Что вам нужно, спрашивают они. Потом часто случается паника или же приступ агрессии, они прыгают на стульях, дрыгаются, опрокидываются на спину, бывают принимаются кричать или плакать. Еще плюются – это мой нелюбимый вариант событий, поэтому я обычно держусь поодаль. Сначала. Потом мне, так или иначе, приходится сближаться, ведь гостей я привожу для дружбы и любви. Каким же я буду гостеприимным хозяином, если не буду ухаживать за ними? В том-то и оно.
Мой любимый этап – это психологическое воздействие. Именно так я называю попытки моих гостей воздействовать на меня путем разговоров по душам. Я не тот, кто тебе нужен, убеждают они и понимающе кивают. Ты должен меня отпустить, ты ведь знаешь, что иначе тебя найдут и посадят, говорят они ласково. У меня есть много денег, я заплачу, если ты выпустишь меня, обещают они. О, и еще! Почему ты делаешь это? Как же я люблю этот вопрос! Как же я его обожаю! Я готов слушать его вечность напролет!
Почему я это делаю?
Почему?
Потому что я хочу это делать! Вот он ответ! И если я привел тебя в гости, то ты тот, кто мне нужен, а если вдруг нет, то я убью тебя. Как может быть иначе, ты, тупая курица? Ты, глупый осел? И я никому ничего не должен! Никому!
Простите, я немного отвлекся. Я всего лишь хотел сказать, что люди банальны и глупы, а я уже успел изучить их вдоль и поперек. Я уже говорил, что мог бы написать целый трактат? Расписать реакции каждого типажа по этапам, привести самые вероятные выражения, которые они используют, предложения, которые прозвучат. Кто-то скажет, что я должен сдаться, ведь я преступник и мне точно, абсолютно, несомненно необходима помощь. Если я сдамся, то меня обязательно вылечат. Кто-то предложит денег, они все предлагают мне деньги, глупые люди. Они считают, что похищения происходят только ради выкупа. Иногда они даже пытаются торговаться, меняют предлагаемые суммы на большие, выдвигая собственные условия. Смешно. Есть уникумы, который просят не трогать их семью и детей. Такие встречаются гораздо реже, и я почти рад таких встретить, правда. И каждый раз, каждый чертов раз я едва справляюсь с соблазном тронуть их семьи и детей! Привести и посмотреть на реакции, послушать речи вперемешку с громкими рыданиями и мольбами. О, мольба! Некоторые начинают молиться, фанатично и голосисто, словно надеются, что бог тут же спустится с небес и спасет их. Некоторые молятся тихо и интимно, ежатся, словно я побью их за веру. Ну что вы? Продолжайте, не отвлекайтесь, я послушаю. Я даже могу поддержать!
Отче наш, Иже еси на небесех!
И все они, как один, все время повторяют «Боже» да «Господи». Боже, боже, боже. Господи. Боже. Это правда забавно. Иногда я приношу им библии почитать. Разве я похож на чудовище, запрещающее людям верить?
Только Джейн никогда не молилась. Джейн быстро поняла, что главный не Бог, а я. И быстро стала такой, как мне хотелось. Несмотря на то, что сначала я едва не утопил ее в пруду за попытку побега… Зато посмотрите на нас сейчас! Мы практически семья, она практически свободна и абсолютно счастлива! А если счастлива она, то и я счастлив.
Я сделаю Гаррета Райса счастливым.
Главное, чтобы он сам захотел пройти этот путь вместе со мной.
Возможно, мы будем любить друг друга до конца дней. Возможно, он и есть мой идеал.
Я так долго искал его, так долго…
- Ты сидишь здесь, потому что я так хочу. – Поясняю ему спокойно и миролюбиво. – Я тот, кого ты будешь яростно ненавидеть. Позволь, я сразу отвечу на твои вопросы: я не отпущу тебя, я делаю это, потому что я так хочу, я не тронул твою жену и подружку, если ты будешь хорошо себя вести, то так и будет. Нет, тебя не найдут, полиция меня не арестует, надежды сбежать у тебя тоже нет. Мне не нужны твои деньги, мне нужен ты, поэтому ты - здесь. Мы в моем доме и если ты будешь вести себя хорошо, то мы обязательно подружимся, я покажу тебе лес, который нас окружает, и озеро. Что-то еще? Тебя интересует что-то еще?
- Зачем тебе я? – непонимающе спрашивает Гаррет.
Ох уж эта банальность…
- Еще вопросы? – невозмутимо интересуюсь в ответ.
- Ты еще на предыдущий не ответил.
- Значит, я не хочу отвечать на него. Следующий? – вежливо улыбаюсь.
- Почему?
Усмехаюсь и показываю рукой на ведра, стоящие в другом конце подвала. Мой подвал каменный, холодный, в него проведен свет, а сверху есть пара маленьких окошек. Если Гаррет будет вести себя хорошо, то в нем появятся удобства, но пока в его распоряжении будет лишь стул и три ведра.
- Первое ведро с чистой водой, в нем плавает стакан, из которого ты сможешь пить. Второе и третье ты должен использовать для естественных нужд. Понимаю, это не слишком удобно, но что поделать…
Все это бред. Бред, бред, бред собачий. Тем не менее, я здесь, в каком-то подвале, а напротив какой-то чокнутый, определенно больной человек. Ему нужна помощь, ему нужна пара санитаров, который увезут его в психушку. Его вылечат, конечно, если я выберусь отсюда. Если я смогу, смогу, смогу что? Убить его? Сбежать? Мой взгляд медленно падает на тяжелую дверь позади психопата. Закрыть такую - и я изнутри не открою, разве что все ногти и пальцы себе переломаю. Кручусь, обводя взглядом подвал - ни сучка, ни зазоринки. Это подозрительно, но черт, а чего он хочет? Чтоб я смирился и даже не пытался понять, как мне отсюда выбраться? Он все продумал, гребанный придурок. Даже ведра принес. Я хмуро смотрю на него и дергаю руками, связанными позади стула - мне совершенно неудобно.
- Ты меня развяжешь?
Иначе мне ведрами не воспользоваться, а пить охота уже сейчас. Вряд ли у меня получится напасть на него и одолеть, в таких делах спешить нельзя, нельзя рубить сгоряча, иначе будет только хуже. Мне стоит быть спокойнее, быть умнее. Нужно перехитрить его. В конце-концов, ничто не идеально, в его плане есть просчет и главное для меня - найти эту лазейку. Но пока - осмотреться. Усыпить его бдительность. Черт.. О чем я только думаю, этот урод похитил меня!
- Конечно. - кивнул мужик. - Если ты обещаешь не делать глупости.
- А иначе ты убьешь меня? - спрашиваю, поглядывая на него. Звучит как насмешка. Есть ли вообще вариант развития событий, в которых он может меня не убить? Странное чувство - быть в шаге от смерти, знать, что твоя жизнь - в чужих руках. Это лишает рациональности, лишает логики, оно превращает в зверя, а я не хочу, не могу позволить себе стать зверем. Иначе я обречен.
- Нет, это было бы слишком просто. - заулыбался спокойно маньяк. Вот ведь ублюдок.
- Ты что, в детстве в игрушки не наигрался? - бросаю недовольно, откидываясь на спинку стула. Ткань брюк скользкая, и я съезжаю слегка по сидению вниз, вскидываюсь, распрямляясь удобнее. Никак не найти выгодное положение. Да и вообще, стоит признать, что я в дерьме.
Я понемногу чувствую, что начинаю смелеть. Или глупеть. Адреналин проник в кровь, и сейчас я могу сказать и сделать что угодно, но главное помнить, что я не руковожу ситуацией, я слеп в своих действиях, в то время, как этот сраный психопат может знать все наперед. Просто так, без подготовки, людей не похищают. По крайней мере, чтобы держать в подвалах.
Тут похититель рассмеялся, словно я сейчас рассказал ему классную шутку. И от этого смеха у меня даже пробежала дрожь по позвоночнику. Вся эта ситуация отдавала явным абсурдом, мне не хотелось принимать в ней участия.
- Говорят, что мужчины навсегда остаются детьми, разве нет?
- Объясни мне конечную цель. - уже чуть ли не прошу его, но требовательно, потому что нет ничего хуже неведения. Меня раздражает его смех, его поведение, сам факт того, что он выбрал не кого-то, а меня. Да чем я ему приглянулся?!
- Ты хочешь знать, планирую ли я тебя убить? - поинтересовался мужик, а я уронил голову на грудь. Мы ходим кругами, и это еще сильнее распаляет мои нервы.
- Нет, мы уже прошли этот вопрос. Скажи, зачем я здесь. Чего ради! - поднимаю на него взгляд, не готовый сражаться с паникой, которая пытается овладеть моим телом. А я все пытаюсь понять, что ждет меня в конце. Я знаю, что сойду с ума, не понимая причины, не зная, для чего я вообще здесь нахожусь. Я не справлюсь, не смогу просто быть здесь. Дышу глубоко, но пока носом, держа в себе непонимание и истерию.
А он мычит и смотрит на меня. Словно вменяемый. Но я-то знаю, что это не так.
- Пожалуй, - медленно протянул он. - Ради моего удовольствия. Пока ради моего.
И у меня внутри все оборвалось. Один черт знает, что у него в голове, о каком удовольствии он говорит и вообще, что ждет меня. Какие пытки. Какие испытания.
Какое-то время я молчу, не зная, что ему сказать, что спросить, как ответить.
- Где мое пальто? - спрашиваю уже тише и спокойнее. Я знаю, что по крайней мере не хочу замерзнуть здесь или заболеть. Мне нужно пальто, чтоб хотя бы спать в нем. Есть в плане этого чокнутого прорехи. Вот только они губительны и для меня.
- Замерз? - интересуется обыденно.
- Немного. - отвечаю хмуро.
- Хорошо, я принесу его. Что-то еще?
- Радио. - бросаю тихо. - И развяжи меня наконец.
Мне страшно оставаться здесь одному. Но и его компания не особо-то радует. Мне нужен голос, чей-то нейтральный голос, какая-то музыка, самая захудалая радиостанция, мне нужно что-то, что не даст сойти с ума от мыслей, одиночества и безделия. Подвал - моя клетка, по которой я буду метаться подобно тигру. Нет, не тигру, подобно похищенному мужчине в удовольствие другому. Дикость..
Маньяк ушел, а я впервые ощутил то, каково мне тут будет одному. Оглушающая тишина, плохая вентиляция и холод, а в будущем - вонь, возможно, какая-то зараза. Грязь, отчаяние и беспомощность. Этот подвал - не просто помещение. Этот подвал - подавляющая машина, которая послужит хорошую службу в том, чтобы сломить меня. И я громко дышу, хватаю воздух ртом, заставляя себя держаться. Все худшее - впереди, а я должен выбраться отсюда. Или найти способ убить его. Или себя. Пока я не думаю об этом всерьез, но не стоит забывать и о таком выходе из положения.
Через какое-то время он возвращается, неся лежак, подушку и мое пальто. С ним так же туалетная бумага и полотенце. Неплохо.
- Радио, к сожалению, не будет ловить здесь. Но если мы поладим, то я подарю тебе плеер.
Значит, мы совсем далеко от города, если я не смогу поймать здесь радиоволну. Что же за хрень происходит со мной.. И почему именно я?
- Хорошо. - киваю ему устало и жду, когда он соизволит меня развязать. Мне не по вкусу его игры, но ничего не остается кроме как следовать его правилам. Пока - хотя бы не буйствовать. Пока - вести себя смирно. А там увидим.
Наконец он подходит, развязывает ноги, а затем руки, и я поднимаюсь, отходя от него и не поворачиваясь спиной. С животными нужно быть осторожным, к хищникам спиной не поворачиваются. Тру запястья и рассматриваю его. Мы почти одного роста, почти одного телосложения, но он все-таки сильнее. Лицо умное, деланно добродушное, но я ему не верю. Я больше ничему не верю.
Хороший мальчик. Умный. Правильно делает, что не рубит сгоряча, не кидается в драку, не считает себя умнее меня и сильнее. Потому что он не умнее, не сильнее, преимущества на моей стороне и он понимает это, покорно принимая правила игры. На его месте я бы тоже следовал такой схеме, послушно бы сдался на волю сильнейшего, позволил бы сковать себя и мучился, усыпляя бдительность моего похитителя, чтобы после нанести ему удар в спину. Конечно, мне бы понадобилось время, чтобы изучить его расписание, привычки, повадки, допустимую для меня свободу, локацию и окружающие ее местности. Потом бы я стал продумывать настоящий план, исходя из полученных знаний, прикидываясь тем временем покорным пленником, которому уже нравится находиться в такой среде. Я бы изображал комфорт и довольство, даже благодарность, разыграл бы настоящий стокгольмский синдром, ведь я точно знаю, как это делается, я сам воспитываю его в людях вот уже не один год. И потом я бы нанес удар. Сразу и наверняка, не колеблясь, не терзаясь угрызениями совести. Я бы обчистил дом и унес все, что могло бы мне пригодиться для возвращения восвояси, а потом бы честно признался во всем полиции. Меня бы, безусловно, оправдали за подобное убийство, ведь я – жертва, а он – психопат. Разумеется, все всегда сочувствуют жертве, хотя, по правде сказать, иной раз жертва и психопат вполне равны, а часто жертва имеет на психопата гораздо большее влияние, чем сама может себе представить. Это такая извечная проблема психопатов, знаете ли, страдать от непонимания жертвой самых банальных вещей…
Но знаете, я не пытался сейчас убедить вас в своей смекалке, впечатлить своими умственными способностями. Нет, что вы. Такие мысли вполне могут посетить голову самого обычного среднестатистического человека и это вполне нормально. Наверняка и Гаррет Райс додумается до подобного плана, он обязательно попробует сбежать, одолев меня. И вот именно поэтому я умнее других. Я знаю, как они мыслят. Я знаю, как они поступают. Я знаю, как им противостоять. Гаррет еще не знает, что вокруг нас действительно лес, а перед домом огромное озеро. Он также не знает, что на окраине моей земли имеются датчики движения, которые быстро засекут нежелательное перемещение. И это не говоря уже о ловушках в лесу! Их я, признаться, установил не столько для пользы, сколько для забавы. Ну, знаете, когда ты маньяк, живущий в лесу, хочется экспериментов. Поэтому я вырыл ямы и замаскировал их брезентами, развесил петли, даже поставил парочку капканов. А вдруг кому-то повезет?
В общем, я знаю, как будет мыслить Гаррет. Конечно, я не могу привести его мысли дословно, и у меня в голове имеется несколько разных вариантов, но едва ли он по-настоящему меня удивит. А если удивит, то, право слово, я буду восхищен и очарован им еще больше, ведь подобное случается далеко нечасто, а как хочется удивляться! Как хочется испытывать жгучие, яркие и приятные эмоции, тревожащие сердце, душу, приводящие запущенные механизмы внутри в движение, вдыхающие в них жизнь. Да, я бы хотел, чтобы Гаррет Райс удивил меня. Хотел бы, чтобы он пробудил во мне совершенно новые чувства. Пусть станет моим врагом, настоящим соперником, если не в физическом смысле, то хоть в моральном – так даже лучше! Или пусть станет моей большой любовью, пусть подтвердит собой все мои теории, сработает точно по плану и я, наконец, смогу узнать, что ждет в финале. До туда еще никто, к сожалению, не добирался. Или я переставал их любить, или они вели себя совсем плохо, или случайно умирали. А вы знали, что люди на самом деле очень хрупкие? Гаррет тоже кажется хрупким. Мы схожи типажом, но я значительно сильнее, чем он. Впрочем, он ведь пианист, к чему ему бицепсы, если значение имеют музыкальные пальцы? Быть может, мне доведется целовать их, не опасаясь, что он попытается выдавить мои глаза… Ммм, дивные мечтания. Но не будем отвлекаться.
Я доволен Гарретом, он молодец. Было бы досадно узнать, что он больная истеричка, неспособная думать головой. Пожалуй, я бы сильно разочаровался и сразу его убил. Если девушке еще позволительно так себя вести, все-таки в них это заложено природой, то для мужчины это позор. Я не одобряю таких мужчин, я и сам не склонен к яркому проявлению эмоций. Не в моем это стиле, знаете ли, повышать голос, терять контроль над собой, сыпать беспочвенными угрозами… Как правило, я не угрожаю, а сразу делаю. Я предпочитаю действовать, а не болтать, хотя, не могу не признать, разговоры способны сослужить хорошую службу. Все-таки я не какой-то маньяк, желающий купаться в крови своих жертв. Нет, я не бездумное чудовище. В каком-то смысле меня можно назвать утонченным психопатом с изощренным умом, потому что я редко даю себе волю и глупо лью кровь, я предпочитаю растягивать удовольствие, играть с человеческим разумом, внедряться своей жертве в подкорку мозга. Нет ничего слаще, чем водить пленника кругами, лепить из него что-то свое, сбивать с толку. Это прекрасно, воздействовать на них психологически, выискивать самые больные точки, плести косы из их нервов. Я довожу своих жертв до настоящей психопатии, я лишаю их здравого рассудка, смысла, не говоря уже о надежде. Они превращаются в кукол, не помнящих собственного имени. И мне это нравится. Только потом я убиваю их. А иногда, если мне хочется особенного зрелища, я позволяю им убивать себя.
Как я поступлю с Гарретом? Пока не знаю. Посмотрим, чем он может похвастаться и заинтересовать меня. Конечно, мне бы не хотелось его убивать. Я всегда, знаете ли, надеюсь на лучшее, на любовь и дружбу, тем более, теперь, когда у меня есть живое подтверждение моей теории. Моя дорогая Джейн совершенна, но мне все же нужен кто-то еще. Кто-то более подходящий мне по характеру, не такой утомительный и активный. Я люблю ее, вы не подумайте, и мне нравится, когда она приезжает пожить со мной, но одно дело встречаться с человеком время от времени и совсем другое жить с ним. Мне нужен кто-то иной, и я очень надеюсь, что Гаррет подойдет мне и поддастся. Он очень привлекательный, у него красивые руки и он умеет играть музыку. Разве есть что-то прекраснее музыки? Да, определенно, мне бы не хотелось его убивать и, тем более, истязать. Пожалуй, я даже оставлю ему все двадцать пальцев, они ему еще пригодятся. Мне нужен целый любовник, совершенный, красивый, а не покореженная марионетка. Пф, мусор. С мусором я развлекаюсь в поисках настоящего сокровища. Пожалуйста, Гаррет, окажись золотым, а не позолоченным.
Итак, его жилье готово. Лежак на пол, туда же подушка, на нем пальто, так что обойдется без пледа – выдам, если замерзнет. Конечно же, я выдаю ему небольшое полотенце и туалетную бумагу. Окинув помещение взглядом, я решаю оставить и свет тоже. Первая ночь в подвале всегда особенно страшна, незачем нервировать его еще больше, пусть освоится.
- Гаррет, - я обращаюсь к нему и слегка улыбаюсь, придавая своему виду и тону доброжелательности. – Я постараюсь сделать твою жизнь здесь комфортной, но ты должен понимать, что я не буду стараться для тебя, если ты не будешь стараться для меня. Сейчас у тебя есть лежак и подушка, есть теплое пальто, которое не позволит тебе окоченеть, я оставлю тебе свет включенным, чтобы было не так страшно, но если ты вздумаешь перечить мне, вести себя безобразно или, того хуже, попытаешься сбежать, то я лишу тебя всего этого. Оставлю только ведра для отходов, и ты будешь сидеть голый на каменном полу в кромешной тьме. Надеюсь, мы поняли друг друга.
Я улыбаюсь шире и удовлетворенно киваю.
- Надеюсь, что ты будешь хорошо себя вести. Ты мне слишком нравишься, чтобы морозить тебя здесь попусту. – Смотрю на часы, словно опомнившись, и учтиво добавляю. – Мне пора готовить ужин. Ты пока осваивайся, а я скоро вернусь.
Следующие пару часов я посвящаю мясному рагу. Кроликов я поймал сам, освежевал и теперь готовлю. Обычно я закупаю продукты в городе, но в этот раз мне захотелось поохотиться самому, отличная разминка, хорошее развлечение. Иногда я еще рыбачу, если вам интересно. Ничто не умиротворяет так, как рыбалка.
Готовый ужин я раскладываю по тарелкам, решив поужинать вместе с Гарретом, а не в одиночестве. Не то, чтобы меня пугало одиночество, просто его наверняка пугает. Ему будет полезно узнать, что я собираюсь вкусно кормить его и светски беседовать. Я даже наливаю вино по пластиковым бокалам (да-да, все пластиковое, исключая ложки – ложкой сложно принести существенный вред), чтобы выпить с моим дорогим гостем за встречу. Немного подумав, я захватываю книжку с полки – первую попавшуюся, написанную неким Каспаром Бергером. Понятия не имею, кто этот автор, пока не читал свое новоприобретение, но обязательно доберусь после Гаррета. Кажется, я даже купил не одно его творение… Впрочем, не важно. Книжка Райсу может пригодиться, вдруг ему будет сложно заснуть.
- Проголодался? – спрашиваю я, проходя в подвал с подносом. – Говорят, я неплохо готовлю, хочешь попробовать?
С улыбкой устраиваю поднос на стуле, сам сажусь рядом с Гарретом и сразу протягиваю ему бокал вина.
- Но сначала давай выпьем за нашу встречу. Тебе понравится это вино, отличный сбор, добротная выдержка.
Альбер Камю говорил, что все, что нас окружает - абсурд. Надо просто привыкнуть к этому, надо самому стать абсурдом, жить абсурдно, чтобы не совершить самоубийство. Но как, как свыкнуться с происходящим, если это выходит за рамки привычного, если это даже истинно абсурдным назвать тяжело? Это сумасшествие, чистой воды паранойя, к ней не привыкнешь, от нее так легко не излечишься. Я чувствую, как в груди поднимается тревога, заглушить которую не может ни его спокойное поведение, ни мысль о том, что все будет хорошо, если я буду следовать заданным правилам. Я слушаю, слушаю его монолог, вязкие слова текут внутри меня, хотя я не совсем понимаю их значение, я просто осматриваюсь, оглохнув от того, что со мной произошло. Защитная система организма, он не дает мне сорваться, я сам отвлекаю себя, чтобы не биться головой о стены, не метаться по метрам отведенного мне пространства. Пока я не в панике, но она внимательно следит за мной из-за угла. Я знаю, что придет точка, после которой возврата уже не будет, но пока я до нее не дошел. Черта, которая окончательно разделит мою жизнь надвое.
Я фильтрую его ласковые угрозы и, что хуже, я понимаю, что в его силах сделать обещанное реальным. Хочу ли я такого для себя существования? Черта с два. Я вообще не хочу здесь находиться. Этот урод хочет воспитать из меня кого-то, кем я, скорее всего, не являюсь. Вылепить идеального друга для себя. Чертов сраный безумец. А я-то не верил, что такие существуют, но вот он - передо мной, улыбается, словно кинозвезда перед камерами, сияет радушием среди подвального морока. Сделал мне комфортные условия, как же. Но, знаете, я и за это ему немного, но благодарен. Матрац и подушка приглушают мое отчаяние. В конце-концов, я всегда смогу удушить подушкой себя. Или его, если повезет.
Предпочитаю молчать, чем отвечать ему что-то. Не хочу принимать участие в дешевом спектакле, поддаваться его деланной учтивости. Только смотрю, не произнося и слова, потому что мне нечего ему сказать. Только вопросы и крутятся - зачем, почему, что будет, что дальше. Он ответил, а мне все не понятно, фантазия додумывает детали, я уже не помню, что точно он говорил, весь организм работает на износ, он в стрессе, я не хочу начать задыхаться и впадать в сумасшествие. Первое, что я делаю, когда за ним закрывается дверь - это обследую ее. Кажется тяжелой, обита металлическим листом - не разобьешь. Ни щелки, ни зазора, словно рисунок на стене, а не дверь. Здесь ничего не получится, и я идут вдоль стены, осматривая ее и ощупывая. Холод так и цепляется за пальцы, помещение совершенно пустое. Он ничего не забыл, ничего не оставил по случайности. Дохожу до ведер и набираю в стакан воды, чтобы напиться. Затем умываюсь и не утруждаю себя даже вытереть лицо полотенцем, на красный свитер падают капли воды, впитываясь темными кляксами в ткань. Я подхватываю ведро с водой и отношу его в противоположный угол подвала: не могу пить там, где буду гадить. Пока все спокойно, я хожу кругом по помещению, осматриваюсь, "привыкаю". Затем натягиваю на себя пальто и заваливаюсь на матрац, подложив под голову подушку. Не так-то и плохо, но все же прохладно. Ухмыляюсь, думая, что один только черт дернул его украсть меня весной, а не летом, когда тепло. Может, это очередное испытание? Подохну я или буду паинькой, тогда он притащит сюда обогреватель? Здесь ужасно тихо, даже мое дыхание становится приглушенным. В голове гудит пустота, и я чувствую, что попал в вакуум, который высасывает из меня все силы. Наверное, неплохо бы поспать - во сне время бежит быстрее, а я итак чувствую себя измотанным. Поворачиваюсь набок и закрываю глаза. Неужели этот подвал станет мне новым домом? Нет, я не хочу пробуждать внутри жалость к самому себе, она мне сейчас ничем не поможет. Кира точно меня хватится, и скоро все копы в округе будут меня искать. Я не шибко-то им доверяю, но если есть хотя бы один шанс, что меня найдут - я не перестану надеяться. Ведь, по сути, это все, что у меня и осталось.
Проваливаюсь не то в сон, не то в дрему, но резко просыпаюсь и вскидываюсь, когда слышу, что дверь в подвал открывается. Не поднимаюсь, а смотрю на него со своего места (как собака), не говоря и слова. В подвал проникает соблазнительный запах пищи, и у меня сводит живот от голода и от нервов разом. Маньяк улыбчив и спокоен, устраивает поднос на стуле, а сам опускается рядом со мной, когда я поджимаю ноги. Вблизи он действительно не смахивает на психопата, я мог бы назвать его симпатичным. Не смазливым, но мужественным. У него добрый черты лица, а внутри живут черти. Он предлагает мне вино, он угощает меня ужином, а я смотрю на него, словно спрашиваю, издевается ли он? Нет? Правда? Чего же тогда он хочет?
Я принимаю вино молча. Даже если оно отравлено - какая разница, если это тоже выход? Нюхаю - ничем подозрительным не пахнет. Но внутри у меня что-то зашкаливает, мы пьем, словно я тут по своей воле. "За знакомство". Офигенно познакомились! Хорошо встретились!
- Ты так и не сказал мне свое имя. - говорю, наконец, тихо и спокойно. - Будет честно, если скажешь, ведь мое тебе известно. Следил за мной?
Такие вопросы обычно спрашивают где-то на стадии флирта в баре. Но я задаю вопрос совершенно серьезно, пусть мягко и ничем не провоцируя маньяка сомневаться в моей послушности. Мне не будет из этого выгоды, я даже делаю глоток вина, чтобы показать ему свое доверие - другой бы выбил стакан из его руки, но нет, я хороший, я не буду на тебя нападать. Главное сделать жертвой его. А затем сказать, что все было самообороной. За убийство таких не сажают, за убийство таких, напротив, благодарят.
- Меня зовут Эйдан. - ответил психанутый и глянул, мол, говоря, что, конечно же следил. Что ж я задаю тупые вопросы.. И я киваю, мол, ладно, понял. Живот предательски урчит на весь подвал, и я крепче кутаюсь в пальто.
Ох уж эти гости, право слово…
Разве я, как заботливый хозяин, похож на того, кто способен сразу же отравить своего гостя? Какая несусветная глупость. Зачем бы мне тогда было так трудиться? Выслеживать его днями напролет, ловить и привозить сюда, домой? Чтобы в первые же пару часов игр отравить его и превратить в мусор? Тоже мне развлечение, таскать туда-сюда мусор… Если уж на то пошло, то я мог бы отравить его гораздо раньше. Например, прямо на вечере после концерта. Стоило лишь подсыпать в его шампанское что-нибудь подходящее, а потом жена бы обнаружила в постели его хладный труп. Можно было подсуетиться и отравить его утренним кофе, который он привык покупать по дороге на работу, тогда бы он умер прямо посреди своего урока и здорово бы перепугал своих студентов. Или можно было подсыпать отраву в его обед, так еще лучше, ведь он бы скончался в доме своей любовницы! Вот это я понимаю, развлечение! Вот это веселье! И это лишь самые банальные сценарии, можно было бы потрудиться над более изысканным отравлением. Например, отравлять его медленно, день за днем, видя, как он угасает все больше и больше, а потом в один момент бах! И сердце не выдержало. Можно было….
Ну, вы поняли, я не настолько банален, чтобы отравить его вином или едой в первые же часы знакомства. Это слишком абсурдный сценарий, поэтому меня всегда удивляет, почему люди опасаются принимать от меня еду и питье. Почему нет? Мне невыгодно убивать их так быстро, а если и не убивать, то к чему мне их расстройство желудка? Ведра ведь мне за ними выносить! Да, дорогие друзья, это неотъемлемая часть моего бытия, а что поделать? Всегда есть обратная сторона медали и, надо сказать, экскременты в ведрах – это не самое страшное, что может случиться. Это меня практически не трогает, я даже не испытываю отвращения. С безразличием на лице я буду каждое утро и каждый вечер выносить его дерьмо, чтобы он мог гадить снова. Противно? Да нет, что вы. Тысячи людей по всему миру держат дома котов, которые испражняются в лотки, а лотки – это те же ведра. К тому же, все что естественно, то не безобразно.
Но не будем о прозе жизни. Я представляюсь естественно и сдержано, ведь Эйдан – это действительно мое имя. Одно из моих имен. Мне нечего бояться, даже если он сможет сбежать и скажет, что похитителя звали Эйдан, то пока меня будут искать среди сотен, тысяч, миллионов Эйданов, я смогу стать Джорджем. Или Микаэлем. Может быть, Рональдом? Я думаю, что Рональд – неплохое имя. Но ему не удастся сбежать от меня. Видите ли, в чем дело, я помешан на контроле, при этом я умен и уже имею внушительный опыт в своей сфере деятельности. Вы ведь не против, если я буду называть свое главное увлечение подобным образом? Так вот, в своем роде я профессионал и поэтому я не только тщательно изучил теорию, но и проработал все варианты на практике. Я знаю свои территории вдоль и поперек, знаю расписание редких автобусов (два раза в день, в двенадцать часов утра и шесть часов вечера), которые ходят лишь по шоссе, на которое можно выйти, если двигаться строго на юг, но добраться до шоссе нелегко, ведь мы живем посреди леса. Как я уже говорил, в нем есть свои сюрпризы. И вокруг дома. Даже если Гаррету удастся обдурить меня и выскользнуть из подвала, он столкнется с охранной системой дома, после наткнется на датчики движения, попадется на все камеры слежения, а потом или попадет в ловушку, или попросту заблудится. Но даже если попадет на центральное шоссе, какова вероятность того, что его побег совпадет с автобусом? А поймать попутку здесь практически нереально, слишком редкие и крайне недружелюбные люди тут катаются.
Однако я, скорее всего, поймаю его еще на территории дома, в крайнем случае – в лесу. Уж его-то я хорошо знаю, к нему быстро привыкаешь, если живешь рядом, охотишься или просто любишь дышать свежим воздухом. Или собирать гербарии. Да, я люблю собирать гербарии. У меня очень красиво получается. К тому же, я хорошо развит физически, своему телу я уделяю много внимания и быстро бегаю. Как раз таки по лесу или вокруг озера. Не хочу хвалиться, но у Гаррета практически нет шансов сбежать от меня. У него вообще мало шансов хоть как-то выбраться из этой ситуации. Зато он может согласиться с моими условиями, и тогда мы отлично заживем. Со мной на деле не так уж сложно поладить.
Живот у Гаррета урчит оглушительно, а он упрямо кутается в пальто и не ест. Ну что за бестолковый упрямец…
- Боишься, что я отравлю тебя? – спрашиваю его, отставляя свой бокал вина и беря в руки тарелку с ложкой.
- Зачем это тебе? – хмыкает Райс в ответ, на что я усмехаюсь – похоже, я его недооценил, он понимает, что это не мой стиль.
- Тогда почему не ешь? – вежливо интересуюсь, отправляя в рот аппетитный кусок мяса – очень сочно вышло, ему должно понравиться.
Гаррет следует моему примеру и начинает неторопливо есть, я довольно улыбаюсь. Мы ужинаем в тишине. Конечно, было бы прекрасно обсудить что-нибудь, но пока мы недостаточно близки, чтобы подолгу беседовать. Он воспринимает меня своим врагом, я же пока делаю лишь первые шаги к нашей дружбе, так что незачем торопиться и пугать его своим напором. Ему итак нелегко, я понимаю. Я вытолкнул Гаррета из его зоны комфорта, это никому не нравится, ведь люди привыкли жить пресно и по заведенному порядку. Они поднимаются, дежурно целуют своих супругов в губы, завтракают, отправляются на работу, Гаррет вон после работы трахает мать своего ученика, после чего возвращается домой и снова дежурно целует свою жену, изредка и ее трахает, но тоже без особенного рвения. Как ему после такой «прекрасной» жизни оценить жизнь, которую ему предлагаю я? Это нереально, я понимаю, ведь он не видел всех перспектив, но еще рано обещать ему золотые горы. Признаюсь, я буду с ним жесток. Я буду воспитывать его долго и кропотливо, речь вовсе не идет о физическом насилии, нет. Скорее о психологическом перевоспитании. Так я сломаю его погрязший в глупых стереотипах разум, очищу его и подведу к новой, прекрасной жизни подле меня. Когда-нибудь он полюбит меня за это. Когда-нибудь он поблагодарит меня, вот увидите.
- Как тебе? – нарушаю таки тишину, когда тарелки пустеют.
Отставив свою, я беру в руки бокал вина и мелкими глотками, смакуя, допиваю его. Все-таки отличный сбор, надо будет заказать Джейн еще несколько бутылок.
- Вкусно… - тихо отзывается Гаррет и я киваю одобрительно.
- Благодарю. Я принес тебе книгу. Сам не читал, но рекомендации на обложке вполне себе неплохие. Расскажешь, как она тебе?
Пока он доедает, я собираю все обратно на поднос и собираюсь уходить.
- Это чтобы я не сошел тут с ума? – спрашивает Райс, отложив книгу к подушке.
- Это на случай, если ты не сможешь заснуть, - мягко поправляю его я.
- А что на случай, чтобы я не сошел с ума?
Я лишь вежливо улыбаюсь ему в ответ, взяв в руки поднос, я иду к двери и бросаю своему новому другу напоследок:
- Доброй ночи, Гаррет.
После чего запираю дверь на все засовы. Как и обещал, я оставляю ему свет.
Конечно, бессмысленно травить меня. Нужно быть не только психопатом, но и придурком, чтобы дойти до такого, ведь он выслеживал меня, наблюдал за мной, все разузнал - имя, место работы, наличие семьи. Я не особенно беспокоюсь о Кире, потому что намерен вести себя.. Хорошо. Мне не кажется, что он способен сделать что-то кровавое у меня на глазах, если хочет чего-то от меня добиться, потому в его же интересах так же хорошо вести и себя. Я понимаю, что мы оба - заложники друг друга. От моего поведения зависит его настроение, от него - моя жизнь и мой комфорт. Попав сюда, я связал нас. Верней, заперев меня здесь, он накинул на нас двоих невидимую петлю, которая или задушит одного, или послужит связующим тросом, ко которому мы сможем ходить друг к другу. Все эти мысли приходят ко мне не сразу, даже не после очередного сна, все эти мысли придут ко мне гораздо позже, а пока, сидя в первый вечер на матраце и медленно поглощая рагу, я думаю лишь о том, как не замерзнуть здесь ночью, что делать, оказываясь вот так тет-а-тет с Эйданом и что меня поджидает за новым поворотом. Рагу, к слову, отменное. Будь я в иных условиях да и иных обстоятельствах, обязательно пошутил бы, что женюсь на этом мужчине, если он будет так мне готовить. Но не время, да и особого желания так связываться с ним у меня нет, я просто благодарен ему за пищу, которая согревает изнутри, и за спокойствие, которое он ко мне проявляет. Усыпляет бдительность. Спасибо. Ведь мои нервы итак раскалены, я итак весь перенапряжен, натянут, как лук, из которого только и осталось, что выстрелить. Даже вино не расслабляет, хотя я и допиваю его залпом, даже не надеясь хоть немного опьянеть. Нет, в данный момент это не представляется возможным.
Он желает мне доброй ночи, а я молчу в ответ. Эта любезность скоро встанет мне поперек горла, в каждом слове - издевка, словно не он все запланировал, словно все - не его чертовых рук дело. На всякий случай, просто чтоб успокоиться, снова подхожу к двери, ощупываю ее и дергаю на себя - на что я надеюсь? Что он забудет меня запереть? Точно не сегодня. Первое время он будет бдителен, потому что хочет сделать меня полноценным узником, не показав даже шанс на свободу. Дверь не поддается, и я снова иду вдоль стены, ощупывая ее и изучая пальцами. Не знаю, сколько мне придется здесь сидеть, но я уверен, что вскоре мои пальцы будут оцарапаны каменный кладкой подвала, подушечки сотрутся от бесконечного поиска, ощупывания, от бессловестного зова о помощи, к которому стены так и останутся глухи. Сделав обход, устраиваюсь на матраце. Мне здесь больше нечего делать, потому я берусь за чтение. Книга ломается в руках, совсем свежая, видно, что Эйдан еще не читал ее. Неужели подыскивал для него специально?
"Все самые мрачные события моей жизни случаются тогда, когда я испытываю трепет от проснувшегося внутри счастья; они перечеркивают мою душу и наводят страх на то теплое, что некогда успело зародиться в груди."
Вздыхаю и на время закрываю книгу. Отличное начало, но я не уверен в том, что готов сейчас читать что-то подобное. Лучше бы он притащил сюда "Приключения Шерлока Холмса" или "Маленького Принца", а не столь мрачные вещи, которые только и делают, что усугубляют безысходность моего положения.
Franz Schubert - Trio En Mi Bemol Majeur Opus 100 D 929
"Как бы ни пытался я бежать от неотвратимого, я всегда упирался в тупики, в панике мчался мимо темных, поросших мхом и обданных гарью стен, я летел вперед, думая, что если буду бежать быстрее, то куда-нибудь домчусь, с разбегу прыгну на борт корабля, который сможет отвезти меня прочь. Ветер пригонит корабль в открытые воды, где ни стен, ни тупиков, сплошное глубокомысленное отчаяние, напитавшись которым я точно пойду ко дну. Нахлебавшись воды, в последний раз сделаю вдох - и получу искупление. Но нет, жизнь - не океан. Так легко не утонуть, так просто не расстаться со священным, я понимаю это, в который раз дойдя до точки, я ощущаю ту тяжесть, с которой спят вечным сном утопленники.."
Мне снится, что я потерялся в лесу. Так и ощущаю под пальцами кору деревьев, пахнущую и влажную после дождя, слышу неприятный звук мокрой грязи под босыми ногами, ощущая холод и то, как в пятки впивается лесной мусор. Но я иду, лишенный паники и тревоги, продираюсь вперед, какая-то ветка бьет меня по лицу, но я даже не замечаю этого, выходя на проезжую часть. Но я не слышу машин, даже пения птиц не слыхать. Я - в пустоте, я наполнен ею и окружен. Я сам пу..
Дверь хлопает и я дергаюсь, просыпаясь. Книга валяется на полу рядом, я уснул, читая первую главу, вымотанный событиями дня и нервами. И снова в подвал прокрадывается аппетитный запах хорошо приготовленного завтрака. Живот уже не урчит, но я ощущаю, что голоден. Эйдан садится рядом и предлагает мне блинчики с фруктами, к которым я молча даже не прикасаюсь. Я не хочу сдаваться, ведь я ему не домашнее животное. Я не буду есть, как кот, из мисок и гадить в ведра. Я понимаю, что должен вести себя хорошо, но я не могу примириться так просто. Потому я отказываюсь от завтрака. Я откажусь от обеда, от ужина, я не буду есть и разделять с ним трапезы, я не буду его компанией, потому что я привык к свободе.
- Мне каждый раз придется уговаривать тебя есть? - спрашивает спокойно Эйдан, глядя на мой молчаливый бунт против его правил.
- Я не голоден. - заявляю, кутаясь в пальто и поджимая ноги.
- Обычно ты завтракаешь дома, потом пьешь кофе по дороге на работу, а иногда еще и с коллегами перекусываешь. - будничным тоном отчитался маньяк, и тут я ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Он следовал за мной по пятам, он знает все о моей жизни, моих пристрастиях, ему известно мое расписание. Он был везде, а я его не замечал. Он пил со мной кофе, а я его не видел. Он обедал за соседним столиком, а я был занят едой и собой. Как можно быть таким слепым, таким невнимательным.. Сердце ошалело бьется в груди, и я смотрю куда-то в угол подвала, не говоря ни слова. Это сумасшествие, в очередной раз говорю я себе. Это безумие. Это невозможно. Это начинается за гранью моего понимания. И уж после этого мне точно начисто отшибает аппетит.
Глупые, глупые гости. Они постоянно так поступают! Отказываются принимать еду, а ведь я вовсе неплохо готовлю и стараюсь для них. Крутят носом недовольно, хмурятся, от них веет холодом, потому что они неожиданно начинают считать, что у них есть право на меня обижаться. Какие они надежды питают в такие моменты? Что я стану распинаться перед ними? Извиняться? Уговаривать? Отпущу их? Смешно. Что ж, я готов к этому молчаливому протесту. Не хочешь – не надо, мой дорогой, милый друг. Я не стану принуждать тебя к завтраку.
Конечно, я даю ему время немного подумать, оставляю аппетитный завтрак перед ним, а сам тем временем выношу ведро. Меня нет совсем недолго, а когда я возвращаюсь, то вижу нетронутую тарелку. Завтрак таки ему неугоден. Кривлюсь с досадой, относя ведро на место. На обратном пути к двери подхватываю стул и поднос, закрываю дверь с той стороны. Пусть подумает над своим поведением и помается голодом. Если не захочет обедать, то я лишу его книги и подушки. Если и от ужина откажется, то спать будет на голом полу. А на следующий день я не стану даже предлагать ему завтрак. Я заставлю его просить еды. Говорить:
- Эйдан, пожалуйста.
Чтобы в следующий раз неповадно было мордой крутить. И почему люди только такие глупые? Я бы на его месте ел. Во-первых, это вкусно. Во-вторых, это прямой способ получения сил и энергии. Если он надеется сбежать отсюда и как-то выбраться (а он точно на это надеется, они все так), то ему понадобились бы силы, чтобы сделать это. Так к чему этот бестолковый протест? Для чего причинять самому себе вред? Не понимаю. Позлить меня? Ну, подумаешь, позлюсь да успокоюсь, я все-таки свободен, в тепле и достатке, а он в подвале с жалким минимумом и капризничает. Вот такие они, люди. Разбалованные, разнеженные, инфантильные. Где же твердость духа? Где мудрость? Где хоть намек на живой ум? Впрочем, ладно, я еще научу Гаррета Райса правильной жизни. Он научится ценить то, что имеет и поймет, что больше имеет тот, кто ценит то, что у него есть. Я лишу его всего, зато в дальнейшем он перестанет быть избалованным мальчишкой, привыкшим к удобствам. Тогда он научится по-настоящему наслаждаться каждым глотком воды и каждым куском хлеба. Сейчас же ему кажется, что он управляет ситуацией, он все еще не верит, что попался в капкан, который нельзя разжать. Быть может, он сомневается в моей жестокости? Зря. Если он продолжит расстраивать меня, то мне придется его испортить, а потом и вовсе обратить в мусор. Право слово, я буду расстроен, если так случится, но пока еще рано судить. Как я и сказал, я был готов к этим капризам, хоть и не понимаю их природы, потому что они все так делают.
Вместо того чтобы страдать и метаться из-за неблагодарного гостя, я сажусь за дела. Мне повезло, я родился богатым и умным, поэтому я сумел свое богатство сохранить. Если вам интересно, то у меня действительно много денег. Их бы хватило на безбедную жизнь, но я все равно работаю, потому что это интересно. Моя работа похожа на игру, ведь я инвестор и акционер. Это значит, что я или выигрываю большой куш, или крупно проигрываю, поэтому мне необходимо очень хорошо разбираться в бизнесе, искать выгодные и востребованные на рынке компании, чтобы не потерять свои деньги, а удвоить их. Надо сказать, что я нечасто проигрываю. Конечно, случалось в самом начале, но я быстро приноровился. Думаю, у меня математический склад ума, я хороший стратег и тактик. Это очень хорошо для бизнеса. К слову, занимаюсь я им исключительно дистанционно, все физические дела решает Джейн по моему приказу. Я уже рассказывал, как слаженно мы умеем с ней работать…
На обед я разогреваю себе вчерашнее рагу. Сегодня оно еще вкуснее, за ночь напиталось и приобрело яркий вкус. Неторопливо обедая, я слушаю свежие новости по телевизору. Несмотря на то, что я проживаю действительно далеко от города, у меня все в полном порядке с электричеством и техникой. Телевидение и интернет, например, работают благодаря спутниковой тарелке – пришлось хорошо заплатить за нее, но удобства того стоят. Когда новости кончаются, а обед доеден, я неторопливо готовлю еду для моего гостя. Я надеюсь, что он успел подумать над своим поведением, но практически уверен, что нет, не успел. И все-таки я разогреваю для него рагу, завариваю вкусный зеленый чай, бросаю в вазочку пару печений и несколько конфет. А вдруг Гаррет сладкоежка?
Однако нет, мои старания снова проходят даром. Райс напрягается, когда я захожу в подвал, но виду старается не подавать, листает книжку, вытянув ноги. Всем своим видом он демонстрирует нежелание со мной общаться. Надо же, как невежливо.
- Так понимаю, ты все еще не голоден? – интересуюсь с холодком в голосе.
- Не голоден, - отвечает Гаррет, не отвлекаясь от книги.
Надо же, как восхитительно осмелел. Что ж, хорошо. Я согласно киваю и выхожу из подвала, но только чтобы оставить поднос с едой на столике у двери, после чего я возвращаюсь и выхватываю из его рук книжку. Гаррет недоволен и гневно смотрит на меня, а я, пользуясь случаем, подхватываю и подушку тоже. Не голоден? Замечательно. Слишком разбалован? Я напомню, что все недооцененное легко теряется, в том числе мое расположение. Мое расположение и вовсе явление крайне переменчивое, если меня злить, то я даже сам не всегда знаю, на что способен в тот или иной момент.
- Ты меня разочаровываешь, Гаррет, - упрекаю его, прежде чем выйти из подвала.
Заперев дверь, я возвращаюсь наверх и убираю рагу в холодильник. Чай со сладостями же я выпиваю сам, расположившись у окна в гостиной. Вы даже не представляете, насколько прекрасный вид оттуда открывается. Озеро, лес, голубое небо с редкими белыми облаками… Живописно. Я люблю свой дом и его окрестности. Раньше я часто переезжал, жил то в центрах больших городов, то в такой же глубинке, но еще нигде я так откровенно не наслаждался окружающей меня природой, этим покоем, который, казалось бы, пропитал все вокруг. Умиротворенно вздыхая, я возвращаюсь в работе.
Джейн долго и весело рассказывает мне о том, как прошла встреча с нашими японскими партнерами. Исковеркав английский язык на манер азиатского акцента, она с чувством передразнила всех, с кем повидалась, включая даже прислугу и водителя. Я одобрительно смеюсь, у нее действительно неплохо получается пародировать. Она вообще редкостно талантливая женщина. Мне с ней повезло. Когда же она интересуется Гарретом, я кратко делюсь с ней подробностями его адаптации.
- Ну как там твой мальчик? – спрашивает она ласково.
- Неплохо, правда мы, как всякая пара, пока еще не слишком ладим, - отвечаю я завуалировано.
- Это нормально, - улыбается Джейн на том конце провода. – Все пары в первый год совместной жизни немного нервничают, сделай ему скидку.
- Да, конечно. Я понимаю.
И я действительно понимаю, поэтому и воздействую на Гаррета с первых дней, не давая ему поблажек. Чем быстрее он привыкнет к этому и поймет систему, тем лучше. А если бы я сначала подыгрывал ему, а потом резко открыл свое истинное лицо, то это было бы обманом. Что-что, а врать я ему не собираюсь.
Вечером я, конечно же, возвращаюсь в подвал с ужином. На ужин у нас запеченная в духовке курица с рисовым гарниром.
- Подумал над своим поведением?
Сейчас я мог бы спокойно завтракать омлетом дома, действительно, пить кофе по дороге на работу, быть может, стоял в пробке, ругаясь и тарабаня пальцами по рулю нервно, сигналил другим, таким же опаздывающим, затем отправился бы на перекус после очередного студента, заказал легкий салат и сок, вернулся бы в консерваторию. На ужин - мамаша 35+, а после секс с женой. Кира, моя любимая Кира, знала бы ты, почему я задержался, знала бы ты, что я мог вот так пропасть. Отпустила бы меня? Позволила бы перешагнуть через порог? Плачет ли сейчас твоя скрипка, Кира, тогда как я дрожу, подобно струнам, в стенах подвального помещения? Готовый метаться, готовый подвывать здешним собакам, затерявшимся, как и я, в лесу. Но я не теряю самообладания, пусть слова не складываются в смысл, скачут через строчки, пусть я уже битых пятнадцать минут читаю одну и ту же страницу, на которой законсервирован чужой ужас, отчаяние, боль. Зачем мне эта чертова книга? В порыве гнева я отрываю пять страниц и бросаю их на матрац рядом с собой. Мне все равно, что это его книга, мне плевать, что он ее покупал для меня, для себя или для кого бы то ни было. Пусть катится к черту, гребанный псих, недоделок, которого не заперли в психушке, хитровыебанный фанатик, который любит эксперименты и людей. Сколько было таких до меня? А сколько будет, если он убьет меня? Я не хочу умирать, не хочу, истекая кровью, исходя пеной, задыхаясь, видеть перед собой серость этого подвала, я соскучился по солнцу, мне нужно наружу, я так и припал бы к земле, обратив взгляд в небо, я соскучился по небу, я заплакал бы, увидев настоящий свет.
Закрыв глаза, я перевожу дыхание, пытаясь успокоить шалящее напряжение. Собираю страницы книги, перечитываю их и прячу в пальто. Эйдан точно не обрадуется, если увидит, что я сделал. Я итак злю его тем, что не слушаюсь, команды не выполняю. Нашел собаку, я никогда не буду ползать перед ним на коленях, я ударю его, если он посмеет меня тронуть, а там пусть хоть руку ломает, хоть наотмашь бьет. Я знаю, что выбираю тропу войны, но я мужчина, и иначе не могу идти, я мужчина, и не буду вылизывать его ботинки. Лучше умереть свободным, чем утратить себя, опустившись перед ним на четвереньки.
Дальше книга идет легко, хотя я то и дело прерываюсь, вскакиваю, хожу кругами, возвращаюсь, читаю стоя, сидя, лежа. Я осилил уже треть, что будет, когда я дочитаю? Чужие слова и собственный внутренний голос спасают меня от высчитывания минут и часов, но я не скажу, что они спасают меня от отчаяния. Оно внутри. Выжидает, когда самообладание иссякнет, но я, сцепив зубы, борюсь с самим собой.
Каждый его визит заставляет ми мышцы напрягаться, но я не подаю виду. Я - не его жертва, мы с ним равны, и я не стану потакать его желанию приручить меня. Я не хочу его видеть и не хочу с ним разговаривает, пускай берет свою жратву и катится прочь, оставит меня в покое. Недостаточно сделал? Недоволен результатом? Чего он ожидал, моей мгновенной покорности? Замечаю, как у меня белеют костяшки, с такой силой я сжимаю пальцами книгу. Она - мой якорь. Но и его я лишаюсь, и гнев Эйдана обрушивается на меня лишениями, я остаюсь без книги и без подушки, пылая изнутри ненавистью к нему. Но не говорю и слова. Хер меня так сломишь, забирай, забирай все, оставь меня голым и беззащитным - все равно не сломаешь.
И я остаюсь один в тишине, без спасительной книги, одни лишь страницы остались в кармане пальто, пробегаю по ним глазами и прячу в карман брюк - если он отберет пальто, слова останутся со мной. Если заберет кофту - они будут со мной. Заберет штаны - я перепрячу их в белье. Разденет совсем - я съем бумагу, и слова останутся внутри меня, заглушив голос и тишину. В крайнем случае, я подстелю их под зад, чтобы не отморозить себе что-нибудь.
- Ты меня разочаровываешь, Гаррет. - бросает мне этот разочарованный хер, а я закрываю глаза. Пусть катится, я не обязан ему угождать, я вообще ничем ему не обязан, и не хочу быть. Он гробит меня, а не спасает, а притворяется дружелюбным и ласковым исключительно выгоды ради. Мне тошно от того, что я могу позволить ему обманывать себя, мне отвратительная одна мысль о том, что у него на уме. Я понимаю, что обречен, что вряд ли выйду уже наружу.. Мне нечего терять - вот вам и правда в глаза. У меня ничего не осталось, чем бы я дорожил. Даже собственная жизнь в подобных условиях не кажется мне ценным даром, раз ее так легко запереть в клетку.
- Подумал над своим поведением? - приходит он с ужином, такой миролюбивый и доброжелательный, но я тут же огорошиваю его:
- Можешь возвращаться к себе, я не хочу есть.
И мне плевать, что я остался без книги и подушки, мне плевать, что могу лишиться и матраца. Я не боюсь его кнутов, мне не нужны его пряники.
- Как скажешь. - удивительно легко соглашается и уходит с ужином прочь. Мне даже начинает казаться, что моя взяла. Что я смогу прогонять его так, пока не умру своей смертью от истощения. Но не тут-то было. Он возвращается, словно иной человек, останавливается и грубо говорит мне: - Вставай.
И от этого все внутри переворачивается. Здесь он правит бал, а я что.. А я уселся не на свое место, и он указывает мне на это, ему не нравится моя ему оппозиция. Мне остается или послушаться и встать, или остаться сидеть и увидеть, что будет. Я даже не знаю, что из этого хуже. Но я смотрю на Эйдана и понимаю - время шуток закончилось. Он может сделать мне очень и очень больно, потому я поднимаюсь и отхожу в сторону, не сводя с него взгляда.
Эйдан молча скручивает и забирает матрац, а затем уходит. Он недоволен, он гневается, а я устраиваюсь посредине подвала, где не так холодно, где каменные стены не нападают на меня зимней температурой. Я действительно голоден, я чувствую, как на лицо и руки пристает грязь с пола, подползаю к ведру с водой и пью около двух стаканов, чтобы как-то забить желудок, не умываюсь, зная, что тогда лицо искусает холод, и ложусь обратно посреди подвала. Страницы книги жгут мне карман, но я не вытаскиваю их, не могу позволить себе слабость съесть страницу, потому что это лишь отсрочит неизбежное. Это сделает мне хуже. Я думаю о том, что мог бы играть на пианино. Прокручиваю что-то в голове, синтезирую известное во что-то свое, новое. Вот так и рождаются шедевры. Только некоторым для этого не нужно быть запертым в подвале, но я - не некоторые.
Он возвращается, судя по всему, уже утром. Я даже не удосуживаюсь подняться, лишь поднимаю на него взгляд. Он поумнел - уже без подноса. Сказать нам с ним друг другу категорично нечего.
Что ж, познав пряники и обожравшись ими, всегда трудно вспомнить про кнут. Таковы уж люди, слишком быстро привыкают к хорошему и хотят еще, больше, больше, начинают капризничать, забывая, что и нынешние блага у них легко отобрать. Гаррет типичный потребитель. Наверняка он даже не задумывается о том, что происходит, только злится и жалеет себя. Думает, как было бы прекрасно вернуться домой, поцеловать жену в щеку, признаться ей в любви и навсегда дать зарок ей изменять. Ему наверняка хочется вернуться и ценить каждую минуту, замаливать свои грешки, потому что жизнь ему уже якобы преподала урок. Хорошо хоть не принимается молиться, вот что действительно бы меня раздражало… Люди они такие, знаете. Каждый раз, когда случается что-то плохое, они клянутся богу исправить все на свете, стать лучше, краше, достойнее, лишь бы все вернулось на свои места, но потом, когда опасность минует, они возвращаются к своей прежней жизни. Так что и Гаррет, будь у него возможность вернуться домой, спал бы с женой не больше года, да и то в лучшем случае, а потом все равно бы стал трахать кого попало. Всех этих дамочек бальзаковского возраста, которых он видит по долгу службы, так сказать.
Но ничего, я не позволю Гаррету ступить на столь скользкую дорожку. Нет, я воспитаю его. А если не воспитаю, то убью. И начну я с того, что покажу ему свою иную натуру – не такую дружелюбную, заботливую, ласковую и ироничную. Он увидит меня беспощадного, сердитого, способного сотворить с ним что-то по-настоящему пугающее. Гаррет должен меня бояться, иначе он забудется и решит вдруг, что сможет переломить ситуацию под себя. Да он уже забывается, отказывается от еды, думая, что я буду мириться с его неблагодарностью и бунтарскими порывами. Как это абсурдно, каждый раз, когда я вижу эту картину, я думаю, почему люди такие тупорылые. Почему они считают, что это лучший вариант, чем послушаться меня и зажить хорошей жизнью? Одна лишь Джейн практически не глупила, она сумела довериться мне в рекордные сроки, и посмотрите на нее сейчас! Красивая, холенная, богатая, она может позволить себе практически все в этом мире. А кем она была? Жалкой проституткой, грязной шлюхой. Готов поспорить, на сегодня она бы уже была мертва, ее бы похоронили в безымянной могиле под каким-нибудь номером. Ну, например… могила номер тысяча двести пятьдесят шесть. Не самый лучший вариант развития событий.
Раз Гаррет отказывается есть, то пусть голодает. Я бросаю его на целый день, лишь проверяю, следя за изображениями с камер слежения. Все спокойно, лежит трупом на полу, вертится, листы свои украденные теребит. Пусть развлекается, а у меня есть дела поинтереснее. Я отправляюсь в город, чтобы пополнить свои запасы и встретиться с Джейн, ей нужны мои подписи на нескольких документах. Перед тем, как уехать, я тщательно проверяю все замки, охранную сигнализацию, датчики, чтобы не вышло никаких осечек. Как я уже говорил, контролировать все – это мое главное увлечение. Этакая мания, всегда и все держать в своей власти. Возможно, во мне графская кровь говорит, все-таки к роду я принадлежу привилегированному.
В городе все проходит прекрасно, но я не задерживаюсь, предпочитаю вернуться пораньше, да и у Джейн имеются дела. С некоторых пор шумная жизнь ужасно меня утомляет, достаточно провести в центре несколько часов, как голова начинает гудеть и мне хочется вернуться в свою тихую обитель. И я возвращаюсь. Ужинаю перед телевизором, а потом решаю, что неплохо было бы выбраться на рыбалку. Но перед этим я, конечно, проверяю Гаррета – все еще валяется на полу, вертится с боку на бок, мерзнет. Признаюсь, мне жаль его. Мне бы хотелось укутать его в плед, уложить на матрац, взбить для него подушку. Не такой уж я и жестокий, как ему, да и вам, наверное, кажется. Помните, что мой главный мотив – поиски истинной любви, и я хочу любить его, а не терзать, но любовь необходимо воспитывать и взращивать. Тут никак нельзя обойтись без кнута.
До ночи я рыбачу. С огромным удовольствием, надо сказать. Потом чищу рыбу и укладываю ее в морозильник. На часах уже двенадцать ночи, так что я, в последний раз проверив камеры слежения, отправляюсь в горячий душ и постель.
На следующее утро я решаю, что неплохо бы побаловать Гаррета моим вниманием. Я наведываюсь к нему сразу после завтрака. Ему еду я, как и вчера, не предлагаю – зачем, если он все равно откажется? Захожу со стулом, присаживаюсь напротив и смотрю холодно сверху вниз.
- Ну, как самочувствие? – интересуюсь невозмутимо, хотя ответ очевиден.
Гаррет молчит, лишь поглядывает на меня с пола.
- Все еще не голоден? – задаю следующий вопрос, а он в ответ лишь поворачивается ко мне спиной.
Вы только поглядите, какой упрямый, гордый, уверенный в себе мужчина!
Глупец.
- Как ты уже понял, мой дорогой Гаррет, - ласково и спокойно начинаю я, закинув ногу на ногу. - Я психопат. А ты - моя жертва. Ты думаешь, что ты первый, кто бунтует в этом подвале и отказывается есть? Нет. Умереть от этого здесь еще никому не удалось. Если ты еще не понял, то я умное чудовище и если я хочу, чтобы ты жил, то ты будешь жить.
- И от чего же они умирали? – с хриплым смешком спрашивает Гаррет, не поворачиваясь ко мне.
- От моих рук, - холодно и серьезно обрываю я – я не шучу с ним.
- Тогда лучше от голода, - нервно и судорожно смеется мой пленник.
- Ты не умрешь от голода. Я не позволю тебе умереть, пока я сам не захочу, чтобы ты умер. Знаешь ли ты, что такое энтеральное питание? – покачивая носком ботинка, я наблюдаю за ним. - Этот метод кормления используется в основном для серьезно больных или психически неадекватных людей. Пищевые вещества вводятся через специальные зонды, которые проводятся через нос в желудок. Чтобы ты не смог воспрепятствовать мне, я лишу тебя возможности двигаться, так ты будешь питаться энтерально и жить. Но жизнь твоя будет адски невыносимой.
- А ты считаешь, что сейчас она рай?
- Все познается в сравнении, мой дорогой друг, - улыбаюсь, чувствуя его напряжение – я действительно нарисовал мрачные и, что самое главное, вполне реальные перспективы. – Подумай над этим. На обед сегодня рыба, я сам поймал. Тебе стоит только попросить…
Поднимаюсь со стула, собираясь уходить, а Гаррет рычит мне сквозь зубы свое настырное и такое глупое:
- Не дождешься.
Усмехаюсь и переспрашиваю:
- О, действительно?
- Да.
- Ну что ж, тогда я подготовлю все для энтерального питания, - киваю убедительно. – Кстати, я ездил в город. Твоя жена дивно хорошо выглядит для той, кто только что потерял своего мужа.
По правде сказать, она не просто хорошо выглядит, она еще и не отчаивается, спит с неким Майклом. Тоже мне страдалица…
- Только выйди за порог, и я удавлю себя, - серьезно угрожает мне Гаррет, глядя снизу вверх.
- Если ты хочешь, чтобы я посидел с тобой, то ты можешь просто попросить. К чему такие крайности?
- Я не собираюсь тебя ни о чем просить, как и ты меня не просишь. Я тебе не игрушка.
Знаете, а мне даже нравится его упрямство. То, как он препирается со мной. Как колко смотрит. Это заводит…
- И как же ты собираешься удавить себя? У тебя даже ремня нет, - я насмехаюсь над ним в ответ, поддерживаю тон разговора. – Садись.
Я киваю ему на стул, стоящий передо мной. Собираюсь связать его, чтобы он не сделал себе больно и перестал глупить. Довольно препирательств.
- Зачем?
- Садись, - повторяю настойчивее.
- Зачем? – не сдается Гаррет.
- Затем, что я так сказал, - отвечаю невозмутимо.
- Покажи свои руки, - требует он, и я показываю раскрытые, пустые ладони.
Он кивает, после чего тяжело поднимается и устало опускается на стул. А я, как и планировал, выкручиваю ему руки и, вытянув шнур из заднего кармана джинс, связываю ему их. Гаррет брыкается недовольно, прыгает, желая высвободиться, но я хорошо знаю свое дело, а он слишком слаб. Надо было есть, а не выпендриваться.
- Тшшш… тшшшшш…. – шиплю ему на ухо, потуже затягивая узлы.
Достаю второй шнур и связываю сначала одну ногу, заходя специально сбоку, чтобы не получить коленом по лицу, затем вторую. Гаррет по-прежнему сопротивляется, но теперь у него еще меньше шансов меня одолеть. Он дергается на стуле, а обнимаю его крепко со спины поверх рук и шепчу ласково на ухо:
- Ну все, все… Успокойся.
Он замирает, прислушивается, а я растираю его плечи широкими ладонями, согреваю, прижавшись щекой к виску. Все хорошо, мой мальчик.
- Тшш….
Он расслабляется, а я продолжаю ласкать его. Напоминаю, что могу быть мягким, ласковым и заботливым. Совсем одичал мой дорогой гость в одиночестве и голоде.
- Давай поедим?
Гаррет кивает согласно, и я улыбаюсь.
- Будешь рыбу? – заботливо спрашиваю я. – Или приготовить что-то еще?
- Не люблю рыбу… - тихо возражает он.
- Хочешь, я пожарю тебе стейк?
Снова несколько кивков.
- Тогда я скоро вернусь, - я нехотя отстраняюсь от него. – У меня есть подарок для тебя…
Из кармана я достаю плеер со скрученными вокруг него наушниками, их я, размотав, аккуратно вставляю в уши Гаррета, а сам плеер закрепляю на его воротнике при помощи специальной прищепки. Включаю музыку, и в его уши льются мелодичные творения Шопена. Так я и оставляю моего дорогого друга, а сам отправляюсь жарить ему стейк.
Я знал, что ему нельзя доверять. Как бы он ни играл в хорошего похитителя, какими удобствами меня ни награждал, я знал, что хорошие люди других людей так просто не воруют. Что щелкает в его голове, вызывая во мне сопротивление в ответ на такое его поведение? Ведь все могло быть гораздо проще. Он мог просто познакомиться со мной на улице, в консерватории, поболтать, пригласить пообедать. Не могу гарантировать, что я был бы к нему добр и радушен, но я бы не испытывал к нему ненависти. Он бы не вызывал в моих мыслях отторжения, мы могли бы подружиться. Но нет, Эйдан захотел поступить по-своему, умел ли он иначе? Он угрожал мне, как бы действуя во благо. А я не боялся его. Бывали моменты, когда видел, что стою на грани между его радушием и жестокостью, и отступал, чтобы не стать для него нежелательным объектом, ведь нежелательных в подвалах не держат. Впрочем.. Я продрог, не ощущал пальцев на ногах и хотел в душ. Хорошо, что в подвале не было ни одного зеркала, но нюх мне еще не отбило. Я все еще не понимал цели своего здесь нахождения, я брыкался, не желая вновь оказаться связанным, но все же я был слаб, да, я поступил глупо, что позволил телу потерять силы - теперь я ясно вижу, что ничего не могу сделать, чтобы защитить себя. Я как тряпка, которую можно таскать туда-сюда, крутить, вертеть, но внутри меня еще теплится агрессия, которую я выплескиваю на него, не желая оставаться в подвале один, в таком положении, я не могу остаться так еще на какое-то время, я просто не могу. А он внезапно берет и обнимает меня, не видя моей грязи, не чувствуя моего запаха, он обнимает и согревает поглаживанием ладоней по плечам. Это приводит меня в оцепенение, я замираю, а затем расслабляюсь, потому что даже это лучше лежания на холодном грязном полу. Это лучше одиночества, которое я переношу так тяжело. Я не любил людей, не любил идиотов, думал, что интровертность во мне скоро достигнет уровня мизантропии и социопатии, я думал так, пока не встретил Эйдана и не оказался здесь. Но сейчас он не кажется мне социопатом. Напротив, он спрашивает, чего я хочу, он предлагает мне еду. Мягким тоном, в котором не осталось и следа от той грубости, с которой он забрал у меня матрац. Я знаю, что не могу доверять ему, но доверяюсь, потому что я слаб и не выдерживаю. Мне нужно тепло, нужна любовь, нужно общество. Чей-то голос, дыхание, на самом деле я боюсь, что он меня здесь бросит. Не только потому что я хочу выбраться, но и потому что я боюсь остаться один. Я ни о чем не стану его просить, не буду умолять, не начну хватать его за штанину и слезливо упрашивать дать мне поесть, составить мне компанию, принести новую книгу. Я не позволю ему с собой играть, нет, не дождется, ни за что. Но я доверяю ему, поддаваясь теплу рук, которое расслабляет меня, я закрываю глаза, откидываясь на стул. На нем не так сыро и холодно. Я бы даже сказал, что хорошо. Но я не уверен в том, что мне хватит сил на то, чтобы долго просидеть вот так.. Я даже не уверен, что мой желудок сейчас хорошо воспримет жаренное мясо.. Но я киваю, потому что хочу есть. И в душе надеюсь на то, что он вернет мне хотя бы матрац.
– У меня есть подарок для тебя…
Не думал, что заслужил подарок своим поведением. Мне бы подзатыльник дать и по рукам настучать за то, как плохо я себя вел. Приоткрыв глаза, я слежу за ним: он надевает мне наушники и цепляет плеер к одежде. И я узнаю эти звуки. И я знаю, почему он выбрал именно это.. Совсем недавно я играл Шопена, должно быть, он слышал и ему понравилось. Моя жизнь ушла от меня, а Шопен вернулся.
Chopin – Nocturne No.2 In E Flat Major Opus.9
"Как дела, Фредерик?"
"Хорошо, а у тебя, вижу, совсем погано?"
"Погано, но я держусь. Знаешь, мне пообещали сочный стейк. Неплохо было бы съесть хотя бы кусочек.."
"Знаешь, в чем прелесть быть мертвым?"
"В чем?"
"Мертвым не нужна еда."
"Я слышу самолеты, Фредерик.."
Я чувствую, как глаза становятся влажными. Запрокинув голову, хочу загнать слезы обратно, а они не хотят прятаться, я чувствую, как одна прокладывает себе соленую дорожку, стекая вниз по виску, очерчивает заострившуюся скулу, падает на отворот пальто. А за ней и вторая, третья - с другой стороны. Я слышу самолеты, улетающие от меня прочь. Чертящие в небе полосы крыльями. Я слышу, как смеются и играют в мяч дети - у нас с Кирой окна спальни выходили на детскую площадку, по выходным летом там всегда набирались толпы громких и счастливых детей с мячами, скакалками, цветными мелками, которые крошатся в пальцах. Диспетчер сообщает о приземлении, а пианист ласкает клавиши пальцами.
Я открываю глаза и вижу перед собой Эйдана, отворачиваю лицо в сторону.
- Убери наушники в сторону. - прошу тихо, оглохнув от услышанного. - И развяжи мне руки. Пожалуйста.. - добавляю мягко, чувствуя, как сдавливает горло.
Я избавляюсь от музыки, как от иголки шприца, который торчал у меня в вене. Если Эйдан хотел сделать меня слабым - он своего добился. Мне больше нечего скрывать и не ради чего храбриться, он знает мое больное место и нещадно бьет туда. Делая во благо. Вгоняет воздух мне в кровь. Ради меня. Какой добродушный.
И все же, он развязывает мне руки, которыми я тянусь потереть лицо, содрать слезы с кожи, разрушить соленые дорожки, продолженные тоской под глазами, но и здесь он оказывается быстрее - мягко отталкивает мои руки от лица и обнимает его своими, оказываясь напротив. Вытирает мне слезы, рассматривая, а я только и могу, что дышать ртом и поддаваться ему. Только музыка всегда по-настоящему была моей связью с миром, она делала меня лучше. И вот, у меня сводит челюсть в попытке дышать ртом, пока он большими пальцами помогает мне не выглядеть так жалко, пока он оглаживает мои скулы и щеки, перемазывая свои пальцы в грязи и отчаянии, а я не отталкиваю его, потому что мне это нужно. Иначе я развалюсь на куски. И, знаете, это будет совсем печально..
Так вот зачем он меня украл. Чтобы утешать меня, рассматривать так, словно он готов защитить меня от всего мира, готов убить каждого, кто сделает больно мне, а не наоборот. Я медленно осознаю это, когда он медленно гладит мою шею, касается пальцами ласково кожи за ушами, прихватывает мочки, изучая прикосновениями, когда я все это ему позволяю.
Когда он обнимает меня, а я ему позволяю.
Когда закрываю глаза, позволяя себе обнять его в ответ.
Когда дрожу не то от холода, не то от нервов и слабости, позволяя ему поддерживать меня и жизнь во мне.
От него несет жаренным и теплым, и я тихо вдыхаю этот запах, бессильно прижавшись к нему. А он не отпускает, словно поставив перед собой цель успокоить меня. На самом деле, сейчас я готов закрыть глаза крепче и уснуть вот так, потому что во мне не осталось сил для сопротивления, так глупо.. я готов довериться ему полностью, чтобы продолжить подобный момент, когда я не один. И даже в чем-то не одинок, наверное. Утром я буду думать, что это был голодный самообман, наверное. Но ведь ему тоже хочется обнимать меня вот так, защищая от всего. Наверное..
- Тебе нужно поесть. - с заботой говорит он, и я отлепляюсь от него, спиной прислоняясь обратно к стулу. Киваю - да, надо. С трудом отдираю язык от нёба и принимаю из его рук тарелку с аккуратным горячим стейком. На самом деле, я готов наброситься на него, съесть в мгновение, а затем требовать добавки, но так нельзя, и я ем медленно, откусывая по кусочку и тщательно жуя. Если и есть где среди этого мрака спасения от безумия и холода, так это в такой вот еде. Эйдан смотрит на меня, а я даже не смущаюсь, я медленно ем, давая организму необходимое тепло и насыщение.
- Спасибо.. - говорю тихо затем, отдавая ему пустую тарелку.
- Я принесу тебе спальные принадлежности, - отвечает он, забирая посуду.
Может, лучше выпустишь меня из подвала?
Но куда там..
- Хорошо. - соглашаюсь. Я слишком устал и действительно хочу поспать. - Развяжешь мне ноги?
И все же мне постоянно приходится о чем-то его переспрашивать, и в этом тоже кроется некая просьба. Но если ему это нужно - ладно, мне не тяжело. И ему не тяжело окончательно развязать меня, убрав веревки.
- Конечно. - вот видите? соглашается. А затем приносит мне обратно матрац и подушку. Даже новое дополнение с собой захватывает - темно-коричневый плед. Я не хочу спрашивать ни его, ни себя о том, сколько других людей успело поспать под этим пледом. И успело ли. Я просто раскатываю матрац, пристраиваю подушку удобнее и устраиваюсь под пледом. Так действительно теплее.
- Спокойной ночи, Гаррет. - я слышу, как он уходит, но останавливается у двери.
- Спокойной ночи. - говорю тихо, зарываясь по уши в плед.
Ты таешь, Гаррет…
Я растопил твой лед. Твои слезы на моих пальцах и ты в моих объятиях. Такой хрупкий, такой податливый, замерзший. Мой замерзший мальчик. Ты таешь, Кай. Из твоих глаз течет вода, я бы слизал слезы с твоих щек, да только боюсь, что еще слишком рано для этого. Но ты таешь. Хорошо, потому что я - не Снежный Король. В моей груди пылает огонь, ты узнаешь об этом, если будешь прижиматься ко мне чаще. Обнимаешь за шею, потому что нуждаешься во мне, а не хочешь удушить. Я нужен тебе. А ты – нужен мне. Наконец, ты начинаешь двигаться в правильном направлении, мой милый друг. Наконец-то.
Вы когда-нибудь задумывались, когда и почему происходит тот восхитительный момент духовного единения с человеком? Я говорю не про низменные желания обладать кем-то, нет. Я не имею в виду пошлости. Скорее ту химию, которая возникает совершенно внезапно, то мгновение, когда человек, которого ты видишь (не важно, в первый раз или нет) вдруг становится иным. На самом деле это ты смотришь на него иначе, тебе кажется, что он похорошел и двигается так грациозно, кажется, что у него удивительно приятный голос, тебе нравится наблюдать даже за тем, как он моргает. Наверное, именно это чувство кто-то когда-то назвал любовью с первого взгляда. Я думаю, что первый взгляд в данном случае не значит первый взгляд, скорее первый другой взгляд. Из этого утверждения получается вывод: всякая любовь является любовью с первого взгляда, а все остальное лишь жалкие подобия вроде привязанностей да привычек. Так или иначе, сегодня знаменательный день, мы с Гарретом впервые посмотрели друг на друга по-другому.
Он так прекрасен в свой искренности. Я чувствую непривычное, но такое желанное волнение. Я пребываю в возбуждении, когда покидаю его. Мне бы хотелось остаться с ним, признаюсь, лечь рядом и обнять со спины, разделить с ним односпальный лежак и плед, греть его своим теплом, утешать лаской. Но еще слишком, слишком рано. А я как мальчишка, весь закипаю от нового чувства в груди, от сладкого предвкушения. Хочется кричать, что да, да, это оно, я чувствую, я ощущаю это внутри. Оно пришло, оно свершилось! Со мной! С Гарретом! Знали бы вы, какой восторг я испытываю внутри себя, как приятны мне эти чувства, ведь ради них все и затевалось. Без своих гостей я практически ничего не чувствую, но они словно бы обращают меня в человека, так трогают за живое… Ох.
Главное теперь сдержаться. Нельзя перестараться ни с пряником, ни с кнутом. Гаррет, наконец, шагнул мне навстречу, я не должен его отпугнуть. Скорее быть благосклонным и ждать, когда же он сам до меня доберется – за это время он уверится, что чувствует ко мне симпатию и смягчится, а я ему в этом, конечно, помогу собственными методами. Но пока мне нужно заняться делами и отвлечься. Никак нельзя терять контроль над ситуацией и позволять себе поступать нелогично, нельзя поддаваться этому побочному эффекту чувств. Контроль правит миром, людям он необходим, как воздух, а иначе наступят свобода (не та вожделенная идея, которой болеют многие – это не более, чем миф) и хаос, которые разрушат этот мир. Лично мне, как жителю этого мира, такая схема несимпатична. Я предпочитаю контроль. Если бы все было упорядочено и сделано правильно, то мир был бы гораздо лучше. Но люди все портят своими криками о свободе, когда как есть гораздо более уместная цель – мир. В свободе мира никогда не будет, люди попросту истребят друг друга один за другим. Глупые, хилые, несовершенные создания…
Я все-таки не удерживаюсь и, прежде чем приступить к готовке, проверяю камеры наблюдения – Гаррет спит, укрывшись пледом практически с головой. Я понимаю, ему там холодно и сыро, еще грязно, совершенно неуютно. Мне бы хотелось, чтобы он как можно скорее перебрался наверх, и поэтому было бы неплохо показать ему возможные перспективы. В конце концов, ему пора принять душ и сменить одежду на чистую, а заодно и осмотреться. Понять, что я могу ему предложить, если он больше никогда не станет вести себя так безобразно, как в последние дни. Он должен понять, что я не настолько плох, насколько ему могло бы показаться. Конечно, доля страха перед моим гневом остаться должна, ведь я действительно могу быть жесток и он должен знать об этом, ведь иначе я ему совру, но прежде всего он должен понять мою к нему симпатию, осознать и осмыслить чувства. Мои к нему и его ко мне. О, я уже чувствую, как он теплеет ко мне, как доверяется моим рукам и перестает видеть во мне только врага… Что может быть слаще?
Проверяю почту лениво, отвечаю коротко и лаконично на несколько деловых писем. По мессенджеру я общаюсь с Джейн и, не удержавшись, делюсь с ней хорошими вестями.
Beast:
Мы помирились. Наконец.
Beauty:
Я рада за вас.
Beast:
Планирую раскрыть перед ним новые горизонты.
Beauty:
Так быстро? Видимо, он действительно тебя зацепил =) Или он способный?
Beast:
И то, и другое. Снова чувствую себя мальчишкой.
Beauty:
Люблю, когда ты вдохновлен. Надеюсь, с ним ты остепенишься.
Beast:
Я тоже.
Закрыв ноутбук, я отправляюсь на кухню, чтобы приготовить ужин. Нужно что-то вкусное, сытное и полезное, чтобы порадовать Гаррета после голодовки. Признаюсь честно, если бы я не испытывал к нему совершенно определенных симпатий, то не стал бы распинаться теперь – принес бы ему багет, пусть жует да запивает водой из ведра. Но его трогательная покорность так меня поразила, что я попросту не могу наказывать его еще сильнее. Он уже итак наказан, он сам себе сделал плохо и должен это понять, ведь я, пусть похитив, обеспечил его всеми возможными благами и пообещал еще больше, а он вот так сразу предал мое доверие. Но даже эту неблагодарность я ему простил, приласкал его, утешил и накормил, снова начав заботиться. Все идет правильно и мне это безумно нравится.
Наверное, пора приготовить что-то жидкое и я ставлю вариться говяжий бульон. На ужин будет ароматный суп, так что пока мясо варится, я принимаюсь за овощи. Я люблю готовить, это одно из тех дел, которые меня успокаивают. Мне нравится процесс приготовления на всех этапах, и когда нужно постараться, и когда необходимо оставаться внимательным, и когда хорошо бы украсить свое творение. К сожалению, в последнее время гости у меня бывают нечасто, да и те, что были, не слишком ценили мои старания, так что стараюсь я исключительно для себя, иногда для Джейн, когда она берет отпуск с моего разрешения и живет со мной пару недель. Они, как правило, утомительны, потому что нелегко привыкнуть к такому обществу, когда привык к одиночеству, но дико приятны, потому что она мне родная. Она моя дорогая девочка. К сожалению, любви с первого взгляда у нас с ней не вышло, иначе бы я уже давно женился и успокоился, но, с другой стороны, где бы я тогда нашел такого верного соратника? Думаю, наша с ней связь сама по себе важная и особенная, поэтому мне не слишком жаль, что иная любовь у нас не сложилась.
Когда суп готов, я немного медлю, размышляя, что можно было бы приготовить еще и в итоге режу все для панцанелы. Порция супа, немного салата, горячий вкусный чай и немного сладостей – все это я выставляю на поднос, чтобы отнести Гаррету. Тот еще спит и мне не хотелось бы его будить, потому что он устал, но ему необходимо поесть. Стейк явно не пойдет организму на пользу, если не добавить к нему чего-то еще.
Зайдя в подвал, я привычно оставляю поднос на стуле. Гаррет настолько вымотался, что даже не просыпается, когда я захожу. Улыбаюсь и снова ощущаю теплое волнение в груди. Присаживаясь рядом, трясу его за плечо:
- Эй, просыпайся, - дожидаюсь его сонного, но осмысленного взгляда, и касаюсь пальцами щеки в легкой ласке. – Тебе надо поесть. Я принес суп и салат, поднимайся.
Мне показалось, я даже хорошо спал. У меня снова была подушка и плед, я больше не мучился голодом, сон пришел быстро и сморил надолго. По крайней мере, мне так показалось. Следующим утром (?) я даже не услышал, как пришел Эйдан. Даже не дернулся в нервном испуге от его руки, лишь медленно открыл глаза, уже примирившись с его присутствием в моей жизни. В конце-концов, он вытерпел мой бунт. Он вытер мои слезы и обеспечил меня минимальным комфортом для сна, которому я и предался, как только он ушел. И это не позволяло мне проявлять к нему столь явное недоверие. Он заслужил мою небольшую признательность и я наконец начал понимать, что я здесь в действительности делаю. Слушать его басни - одно, проживать все на своей шкуре - другое. После всех нервных дней мои мышцы рады расслабится, мои струны немного отпускает, и я спокойно сажусь на матраце и привычно прижимаюсь спиной к холодной спине. Но горячий суп не дает мне замерзнуть, я медленно ем, не страшась общества Эйдана. А он, небось, доволен произошедшим вчера, думает, что все идет по плачу. Черта с два, я не буду следовать его плану, я придумаю иной способ противостоять ему, а пока - хорошенько поем, в конце-концов, он прав в том, что, ослабленным, мне ни на что не хватит сил. Нельзя жить одной агрессией, особенно учитывая, что ее-то во мне не так уж и много. Это не тот ресурс, который обеспечит мне бесперебойную жизнедеятельность.
Мне показалось, в этот раз Эйдан сел ко мне поближе. Локтем я то и дело задевал его, и не то, чтобы это очень уж меня напрягало. Я не воспринимал его как предмет интерьера, но и как кровожадного маньяка я его тоже уже не воспринимал. Понял, поймал эту схему - он не сделает больно мне, только я сам могу себе навредить. И если я хочу чего-то добиться, мне нужно быть аккуратным и по возможности послушным. Нужно притереться к нему, привыкнуть к подобному повороту событий, ведь иного выхода у меня так или иначе пока нет.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Эйдан, поглядывая на меня.
- Уже лучше. - ответил я и вежливо добавил: - Спасибо.
Так и не доев суп до конца, я отставил тарелку на поднос.
- Почему не доедаешь? Тяжело? - мне показалось, или я действительно слышал в его голосе неподдельную заботу?
- Да. Не могу пока много..
- Ложись спать? - рука Эйдана коснулась моей спины, поглаживая мягко, а я чуть выгнулся, то ли избегая прикосновения его руки, то ли как-то подставляясь ей. Мне не было неприятно мужское прикосновение, но я никогда не думал о себе в подобном ключе. Всю жизнь я провел рядом с женщинами. Я любил их, наслаждался ими, я даже их презирал. Я менял одну за другой, бегал за ними и от них, затем женился, сам не знаю, почему. Так было правильно, да и Кира тогда казалась мне хорошим вариантом. Конечно, я клялся быть ей верным, не бросать и в болезни, и в здравии, но я изменял ей, и пропал вот так неожиданно, сам того не желая, что тоже есть предательством данной клятвы. Сейчас я охотно бы вернулся к ней в объятия, я бы зацеловал свою Киру, подхватил бы ее на руки.. Я открыл глаза, повернув голову к Эйдану. Интересно, что он чувствует, поступая вот так? Вырывая меня своими безжалостными пальцами из привычного потока жизни? Наверняка он в курсе, чем и как я жил. Он следил за мной, видел каждый мой шаг и хорошо, если в окно не заглядывал, идя на поводу своего желания познать и обладать. Обладать мной?
Мне показалось, это безумная мысль. Но в холодных стенах подвала она была более чем реальной. Сидя рядом с моим похитителем, я понимал, что его желание реально. Я ощущал его своей кожей. Что с ним делать я не знал, понимал только, что пока я хорошо себя веду, он меня не тронет. И не сделает ничего против моей воли (исключая первоначальное похищение конечно же).
- Я не могу спать вечно, я же только что проснулся. - ответил я, сложив руки у себя на коленях.
- Сейчас ночь, а ты спал не больше трех часов. - заметил Эйдан. Я нахмурился. Ночь, вот как.. Я ощущал, как мое внутреннее ощущение времени сбилось в этом подвале, я ощущал себя беспомощным по отношению к утру и ночи, я не знал, как прожил здесь уже несколько дней. Дней ведь? Не сутки? Может, это какая-то иллюзия обмана, и я в этих стенах всего пару часов? А бесконечные обеды и ужины, книга, Шопен - мираж моего испуганного, загнанного в угол сознания? Может, эти часы я провел в праздном обмороке, не подозревая о том, что впереди - сутки и сутки здесь? Нервно сглотнув, я потер виски пальцами. Мне становилось здесь действительно дурно.
- Нет, я не могу спать. - заявил я, борясь с накатывающей тоской. Нет, только не спать, я не могу больше спать, мне сон уже поперек горла, мне эти стены сдавливают виски, эта тупая боль, она поселилась где-то в подкорке головы, она дружит с моей паникой, с тем, что я могу вдруг перестать себя контролировать. Это - волны. Постоянные, перманентные набеги то спокойствия рядом с Эйданом, веры в то, что он меня не тронет, не обидит, не причинит боль, потому что я здесь не ради этого, то ужаса при мысли о том, что этот человек все-таки украл меня, при мысли, что здесь до меня мариновались другие люди. На этом матраце спал нынешний мертвец. А из того стакана пил покойник, которого сейчас, вероятно, доедают черви.
- Принести тебе книгу или плеер? - заботливо интересуется рядом Эйдан.
- Да. - хрипло говорю и прочищаю горло. - И то, и другое. В плеере у тебя не только ведь Шопен, да?
Еще одного подобного приступа извне я не переживу. Я ощущаю, что начну царапать эти тверды стены в попытке докопаться до земли, а оттуда прокопать выход на поверхность. Люди еще не на то способны, когда страстно хотят выжить. Или еще хоть раз увидеть солнце.
- Нет. - сообщает коротко, а я киваю, мол, неси. Посмотрим, что там у тебя есть. Думаю, он в курсе той музыки, что я слушаю. И правда, он возвращается и отдает мне плеер, отдает мне книгу, из которой я вырвал страницы. Знает, наверное, но молчит. Киваю ему и распутываю наушники, включая аппарат.
- Скоро будет гроза. - говорит, прежде чем уйти. Значит, где-то там еще сменяется закат ночью, а затем рассветом, где-то гонят облака ветра по небу, где-то цветет весна, где-то но не здесь.
Первым в списке идет Шопен. Следом - Мьюз, Депеш Мод, зе Полис, Радиохэд. Я прокручиваю плейлист и натыкаюсь на свои любимые песни, я бегу вдоль композиций вниз, не находя чего-то, что было бы мне не по вкусу. Эми Уайнхаус сменяется Бетховеном, Бетховен отдает свое место нескольким песням Марди Бум. А я бегу вниз, иду на второй заход, понимая, сколько денег он потратил на то, чтобы купить все это и сколько времени убил, чтобы узнать, что мне нравится. Он обо всех узнавал подобное? Составлял плейлисты? Отдавал вот так плеер, чтобы не свихнуться в одиночестве в той тишине, что создает ее вакуум подвального помещения? Сколько рук держало пальцами эти переплетения тонких проводков? Чьи ногти так же бережно касались пластикового корпуса плеера, прежде чем быть съеденными другими? Сколько людей пострадало от рук Эйдана, сидело здесь в отчаянии, моля то ли о смерти, то ли о чуде. И я - один из них.
Я даже не успеваю окончательно отчаяться прежде чем одернуть себя. Нет. Эйдан говорил, что сделает мою жизнь максимально комфортной, если я буду хорошо себя вести. В конце-концов, он принес мне плеер, мое избавление от гнетущей тишины. Моя иллюзия того, что я не один. Удивительно, но сейчас я понимаю, что мне есть что терять. Я не хочу остаться без пледа или подушки, без книги или плеера. Не хочу доходить до грани, на которой я был несколько часов назад, на одной ступеньке до безумия, которое поджидает каждого на моем месте. Оно прячется под матрацем, оно закрыто крышками на ведрах, оно заглядывает в рукава моего пальто. Держи себя в руках, Гаррет. Не смей давать слабину. Иначе я убью тебя собственными руками.
Стокгольмский синдром – это мой способ. Я умею его вызывать и стимулировать. В среднем мне хватает трех дней, чтобы жертва начала чувствовать ко мне симпатию. С женщинами все происходит гораздо быстрее и легче, чем с мужчинами. Они слабее физически и морально, в них не так стремительно крепнет желание взбунтоваться и попытаться меня одолеть. К тому же, они падки на внимание и ласку привлекательного мужчины, именно таким они начинают меня видеть, когда синдром получает развитие. Секс – отличный способ ускорить процесс сближения, стоит доставить женщине удовольствие и она уже готова стать твоей любовницей, женой, сообщницей, даже остаться жертвой в твоих руках. Она станет любить тебя, понимать, оправдывать и поддерживать. Удобно. Но мне не хватает в них характера, искры, интриги. То ли дело мужчины, эти непокорные самцы, каждый из которых пытался показать мне свой характер. Они все хотели одолеть меня и выбраться, мне нравилось их упрямство, нежелание подчиняться, даже их амбиции были мне симпатичны. Мужчины часто обещали мне жестокую расправу, если я сейчас же не отпущу их. Конечно, я никогда их не отпускал. Надо сказать, с ними секс совершенно бесполезен, как и ласка в принципе. Если поторопиться, то возникнет агрессия, так что сначала необходимо построить иную связь, скорее близкую к дружбе. Впрочем, раз на раз не приходится. С мужчинами гладко у меня редко складывалось, их характеры привлекают меня больше, чем женские, и я научился выбирать правильных мужчин, не слишком сильных и упрямых, скорее покладистых и гибких, способных играть по моим правилам, но идеала так и не нашлось.
Гаррет не слишком силен, но довольно упрям. Мне нравится то, что он пианист. Творить музыку – это настоящий дар. Этому можно научиться, но умение, даже самое виртуозное, никогда не сравнится с истинным талантом. Он – истинно талантлив и потому так привлекателен. Мне бы не хотелось его загубить и потому я надеюсь, что он пойдет мне навстречу. Признаться, я давно не испытывал к своим гостям такой искренней симпатии. Утомился за годы поисков, перестал чувствовать вкус, мне требовалось время, чтобы увлечься и проникнуться, но с ним все иначе. Я думаю, это добрый знак. Еще один шаг к исполнению моей заветной мечты.
У нас все идет по плану. Еще одна причина радоваться происходящему. Гаррет подпускает меня к себе ближе и начинает понимать суть происходящего с ним – это хорошо. Его бунт тоже был вполне уместен, не так-то легко смириться с подобной участью, я понимаю. Не так легко побороть свой страх, а ему было страшно, одиноко, холодно и голодно. Зато теперь он, как и планировалось, научится ценить то, что имеет. Гаррет еще не понимает, но началась новая жизнь, которая чем-то похожа на игру. Есть одна локация и необходимый минимум для жизни. Если он сумеет правильно выполнять условия своего оппонента (то есть, меня), то условия будут улучшаться, локации – расширяться, возможности – добавляться. Да, для него началась новая жизнь. Теперь он, переродившись, не будет учиться сидеть, ползать, ходить, говорить. Нет, он будет учиться жить правильно. Ценить то, что имеет, быть скромным и покладистым, подчиняться тем, кто сильнее. Избавившись от предрассудков, Гаррет будет учиться настоящей любви вместе со мной и истинной верности. О, да, я тоже буду учиться, ведь этого я не переживал еще ни разу. Но теперь я снова полон надежд.
За окном бушует ветер. Сверкают молнии. Гремит гром. Спустя каких-то десять минут после первых раскатов начинается сильный ливень. Он стучит по подоконникам и крыше, вода стекает настоящим потоком по окнам, и я любуюсь стихией. Нет ничего прекраснее природы. Мне доставляет удовольствие жизнь вдалеке от большого города, я люблю спокойствие, присущее таким отдаленным местам. Тишина и свежий воздух. Прямо перед моим домом находится озеро, а вокруг – лес. Густой, зеленый и бесконечно прекрасный лес, который лучше любого ботанического сада и парка. Я люблю природу. Пожалуй, если бы не работа, я бы с легкостью отказался от техники и был сыт только этим духом Настоящего, а не фальшивого. Я бы слушал пение птиц и стрекот кузнечиков, шелест листвы и капли дождя. Свое время проводил бы я за работой и простыми развлечениями. С утра – привести в порядок свой дом и заняться ремонтом, в обед сходить на охоту или рыбалку, вечером наколоть дрова, а перед сном открыть книгу и умиротворенно впитывать в себя очередную историю. Мне бы не надоела такая жизнь, о, вовсе нет. Я, маленький и никчемный человек, песчинка в этом мире, дрожал бы от величия Матери Природы, ее истинной силы, которой подвластно все живое. Она – основа всего. А я бы служил ей и себе, подчиняясь правильным инстинктам.
Гаррету, наверное, жутко сидеть в подвале. Погода неистовствует, там должно быть уже сыро и неприятно. Даже свет мигает из-за перебоев напряжения. Но я не тороплюсь идти за ним, сначала достаю из шкафа чистую одежду. Мягкие теплые штаны, фланелевую рубашку, новые белье и носки. Нет, я не держу для своих гостей отдельных вещей, как могло бы показаться. Я покупаю новое для каждого. Когда гость покидает меня, все его вещи я сжигаю. Единственное, что передается от одного к другому – это ведра и лежак. Правда сейчас я выдаю Гаррету свои штаны и рубашку, это небольшая провокация - он должен чувствовать мой запах, ощущать то, что было на мне своей кожей, привыкать.
Когда одежда готова, я проверяю охранную систему. Она контролирует мои территории полностью вплоть до датчиков движения. Мои двери не открыть без ключа, окна – пуленепробиваемые, их так просто не вынести. Поскольку я вывожу гостей из подвала, то я должен быть готов к этому. По этой же причине мой дом практически лишен опасных предметов, все стеклянные, колющие и режущие предметы, инструменты, и так далее хранятся в шкафчиках, закрытых на ключи. Их я и закрываю неторопливо, один за другим. Лишние предметы, которые я выставил за время своей одинокой жизни, я тоже убираю. Особенно тщательно я осматриваю ванную, куда Гаррет отправится один – ничего лишнего. Потом спальню, где мы будем спать – полный порядок. Когда я убеждаюсь, что дом готов принять нового жильца, я иду в подвал.
- Дивная погодка, не так ли? – спрашиваю иронично и протягиваю Гаррету руку. – Пойдем в дом.
Обняв мужчину за плечи, замерзшего и, мне кажется, напуганного, я веду его наверх. Впервые Гаррет выберется наружу из подвала, чтобы увидеть мой дом. Эта мысль приятно меня волнует, ведь подобная экскурсия входила в мои планы. Возможно, мы немного торопим события, но это ничего, у меня все схвачено и я готов к промашкам. Готов к тому, что Гаррет может ошибиться и попытаться сбежать – это ничего, такое уже случалось. Правда сейчас мне кажется, что все пройдет гладко. В тепле, покое, на уютной постели и после горячего душа он расслабится. Свыкнется с моим присутствием, проникнется моими объятиями, а утром, с новыми силами, он осмотрится. Если все будет хорошо, то я, возможно, даже не отправлю его на место сразу, вместо этого покажу дом и выведу на веранду. Надеюсь, он меня не разочарует.
Я уже устал разочаровываться.
Мы заходим в спальню, и я сразу закрываю дверь на ключ. Он должен понимать, что я, выводя его наружу, предусматриваю возможность любого риска.
- Сними грязную одежду и оставь ее в корзине для белья, вот чистая, - я протягиваю ему стопку вещей. – В ванной есть все необходимое. Когда примешь душ и оденешься, позови меня, я принесу тебе все для бритья. И да, там нет щеколды и замка, но не переживай, я не стану заходить без предупреждения.
They call me The Wild Rose
But my name was Elisa Day
Why they call me it I do not know
For my name was Elisa Day
Мне начинает казаться, что я медленно дохожу до какого-то неприятного отупения. Час от часа становлюсь покорнее, ломаюсь под гнетом своей ноши, я становлюсь тем, кем хотел бы видеть меня Эйдан. Мне не нравится подобный расклад, я все еще хочу на волю, я хочу сбежать прочь от сюда. Наверное, я готов босиком пробежать километры, лишь бы достичь места, где меня смогут найти, я готов кричать во всю глотку, надеясь, что меня найдут. Но пока все эти мысли настолько нереальны, насколько нереален мой действительный шанс выйти из подвала. Закрыв глаза, я приваливаюсь виском к холодной стене. Неужели я никогда не увижу луч солнечного света? Не попью страсти из податливых женских губ? Не проведу ночь в теплой постели? Этот холод уже давно пробрался в меня, засел внутри вечным наблюдателем, а я устраиваю ему шоу из своих страданий, кормлю его своими нервами - на, ешь, хоть подавись. А у меня есть еще, у меня всегда есть еще, я не знаю, откуда это берется, на самом деле, я не очень хочу знать. Я знаю, что не бесконечен, но сам себе доказываю обратное. Такая себе игра с самим собой на выживание. Сегодня жив - завтра мертв. Он сказал, что у меня даже нет ремня, чтобы убить себя, но у меня есть полотенце, а это почти одно и то же.
Я ненадолго задремал, а проснулся от громкого шума, который доносился снаружи. Все, что я делаю в стенах этого подвала - это сплю, ем и пугаюсь. Ем сам себя, ем то, что приносит Эйдан, поглощаю то, что осталось от души, сомнениями и тревогами. В который раз спрашиваю, почему я? Что во мне такого особенного, я обычный мужчина, во мне нет ничего выдающегося кроме ловких пальцев, которые, кажется, задеревенели. Пианисту нужен инструмент, иначе он забудет, как дышать. Вот и я забываю, иногда спасает музыка из принесенного Эйданом плеера - я представляю, как играю сам, я представляю, что это мой инструмент выдает такую музыку. А затем открываю глаза, и мрак нападает на меня, кусает мои пальцы, грызет с остервенением шею, и я вскакиваю, чтобы сделать очередной обход по подвалу, мне так спокойнее, обшариваю каждый угол, скорее из привычки, а не из чувства безнадеги; делаю глоток воды и возвращаюсь на место, на матрац, который уже знатно проседает под моей задницей. Я быстро дочитал книгу, а затем тут же принялся читать ее сначала. Строки вбиваются мне в память, как текст на каменной дощечке. От болезненного состояния и нервов я чувствую, как потрескались мои губы, я кусаю их, легкой болью напоминая себе, что все это - реально. И сколько бы я ни ходил по кругу, дверь здесь одна, и она заперта.
В подвале стало холоднее, и я поджимаю под себя ноги так, чтобы спрятаться в пальто и плед; я похудел, и теперь это стало делать гораздо проще. Я не прячу слух в наушниках, я слушаю грохот снаружи, иногда вздрагиваю, но даже это лучше той вакуумной тишины, которая обитает здесь наравне со мной. Судя по всему, снаружи ливень. И лампочка периодически мигает и угрожающе гудит. Если облиться водой из ведра и постараться порвать провод или сунуть пальцы вместо лампочки - смерть придет быстро. Главное дотянуться. Я вздрагиваю, когда дверь открывается и на пороге является Эйдан. Что-то он зачастил сюда.
- Дивная погодка, не так ли? Пойдем в дом.
Что за шутки он здесь со мной шутит? Смотрю недоверчиво, изучаю его лицо взглядом. Как всегда добрый и заботливый, обеспокоенный моим комфортом, опять эта маска, за которой прячется неизвестное мне существо. Но я протягиваю ему руку и на нетвердых ногах поднимаюсь, соглашаясь молча со всеми его условиями, лишь бы оказаться наверху.
When he knocked on my door and entered the room
My trembling subsided in his sure embrace
He would be my first man, and with a careful hand
He wiped up the tears that ran down my face
Меня всего трясет, когда мы медленно поднимаемся по ступенькам из подвала наружу. Я чувствую, как бьет мне по лицу свежий, не застоявшийся воздух, я чувствую слабость, которая валит меня с ног, едва ли не спотыкаюсь, но хватаюсь за Эйдана крепче, который не отпускает меня от себя, как мне кажется, не только потому что я могу убежать, а и потому что он.. переживает за меня. Не просто ведь так он пришел сюда во время непогоды.
Он ведет меня уверенной походкой, а я иду маленькими шажками, запаздываю, рассматривая все вокруг - мне интересно, кажется, я лет сто не видел ничего кроме четырех серых стен. Это дом, обычный такой загородный дом, в котором хорошо отдыхать во время летнего затишья. Мне хочется рассмотреть получше, но Эйдан ведет меня дальше. Проводит в спальню, где я наконец немного осматриваюсь. Он решил не позволить мне замерзнуть и оставит меня спать вот здесь? Не пожалеет для грязного узника свежих простыней?
Ах нет, сначала душ.
По правде, я рад этому, я давно весь чешусь от грязи и пота, я знаю, что пахну явно не лучшим образом, но мое обоняние давно уже смирилось с этим. А Эйдан, похоже, решил вообще игнорировать это, как факт. Аккуратно беру одежду и молча скрываюсь в ванной, где медленно расстаюсь с прежней одеждой, которая уже задубела от всего в нее впитанного. Снимаю грязное пальто, ботинки, удивительно чистые носки. Снимаю поношенную красную кофту, снимаю потемневшую рубашку. Брюки. Наверное, хорошо, что здесь нет зеркала - боюсь, я отшатнулся бы от себя в страхе, я даже не уверен, что хочу видеть себя, не представляю, каким я стал теперь. Ясно одно - изменился. И вся смытая грязь и пот не помогут мне стать прежним, чем и как бы я ни пах - уже ничего не поможет, это не карандашный набросок, это жесткие мазки темного маркера.
Хорошенько отмывшись, я некоторое время постоял посреди ванной, рассматривая свое тело. Потом расправил чистую одежду и напялил ее на себя: слегка великовата, но это ничего, это он похудел. Постоял еще немного в нерешительности и затем открыл дверь в спальню, где на кровати сидел и ждал Эйдан.
- Я закончил. - тихо отрапортировал я ему, сжимая пальцами дверную ручку.
Он поднялся и прошел ко мне в ванную.
- Садись. - кивнул на бортик ванной, где я неловко устроился, поглядывая на то, чем он занимается. Пена для бритья - сто лет не ощущал, а вот настоящим неожиданным поворотом оказалась для меня опасная мать его бритва, как у брадобрея с Флит-стрит, а чего ты ждал, Гаррет, игры с резиновыми уточками?
On the third day he took me to the river
He showed me the roses and we kissed
And the last thing I heard was a muttered word
As he knelt above me with a rock in his fist
Отодвинувшись слегка от Эйдана, я поглядывал на это вполне себе холодное оружие и оцепенел в нерешительности: я не собирался доверять человеку с такой штукой в руке, но выбора у меня не было. Пока Эйдан не сделал ничего плохого для меня, ему нет смысла делать мне больно или убивать сейчас, но все-таки я ощутимо понервничал, глядя на то, с какими опасными игрушками мне предлагают поиграть. Переведя взгляд с бритвы на Эйдана, я все же выдохнул и легко кивнул, соглашаясь и на это. Приподнял лицо и закрыл глаза, ожидая прикосновения холодной стали. И слегка вздрогнул, когда это все же произошло.
Какое-то время я не открывал глаз, лишь слушал то, с каким звуком бритва скользит по моей коже да прислушивался к ровному дыханию Эйдана. А затем медленно открыл глаза, видя его сосредоточенное и увлеченное лицо. Я рассматривал его, изучал, пока он следил за бритвой, не желая меня порезать или убить. Постепенно страх исчезал, я чувствовал, что доверяюсь ему, потому что не могу по-другому. Это даже становилось особенно приятно. И звуки ливня не доносились до наших ушей - только бритва, скользящая по коже и дыхание Эйдана.
Пока он еще упрям, но уже не так непокорен. Не понимает, почему все это происходит с ним, недоумевает из-за моего с ним поведения. А мне все понятно. Я знаю, что такое перевоспитание человека, я лично спланировал и разработал этот процесс. Я веду Гаррета по правильному пути к совершенству. Сейчас ему дико осознавать происходящее, ведь он привык к иной жизни, неправильной, блеклой, но когда-нибудь он сам приятно удивится тем изменениям, которые я привнесу в его жизнь. Научившись ценить, Гаррет будет получать удовольствие от каждого вздоха. Научившись видеть, он будет любоваться красотами этого мира. Научившись любить, он испытает настоящее наслаждение в моих объятиях, потому что наше чувство будет взаимным. И в этих отношениях не будет рутинных проблем, эта история и пишется для того, чтобы изменить привычный ход человеческих связей. Разрушить на корню все эти неправильные, ненадежные, абсурдные идеалы. Как в кино – не бывает, как в жизни – не так. Люди должны воспитывать и взращивать свою любовь, тогда не будет никаких нареканий, никаких измен, никаких расставаний. К сожалению, большинство людей – идиоты и попросту неспособны на подобное, но я не отношусь к их числу, я сумею доказать свою правоту. Скоро, это случится очень скоро.
Я собираюсь брить Гаррета опасной бритвой и уже замечаю тень страха в его взгляде. Все спланировано заранее, это очередной тест на доверие. Да, опасно, но, с другой стороны, нужно немалое мужество, чтобы доверить кому-то брить себя этой штуковиной, касаться острым лезвием своей незащищенной шеи. У Гаррета нет выбора, зато он способен делать выводы. Мои движения – уверенные, во взгляде – ни тени опаски. Я знаю, что делаю. И я делаю это хорошо, я старательно привожу его в порядок, не оставляя ни намека на порез. Ему нечего бояться даже сейчас, когда в моих руках холодное оружие. Конечно, вряд ли он предполагал, что я убью его, но ведь я мог бы его порезать, провести тонкую линию от плеча к локтю и слизать кровь, надрезать над грудью, словно собираясь добраться до сердца, тонкими ранками остаться на его спине. Я мог бы, но не стану портить его тело. Это не в моих интересах, по крайней мере, сейчас. И он должен это понимать. Должен чувствовать мою заботу, уверенность, ощущать близость, когда мы вот так стоим друг напротив друга и периодически встречаемся взглядами.
- Вот и все, - улыбаюсь ему и позволяю смыть остатки пены, потом сам же наношу на кожу крем. – Ты помолодел на десяток лет, Гаррет.
Шучу, сгребая его вещи в охапку и запихивая их в корзину для грязного белья. Не уверен, впрочем, что стану стирать это, скорее всего, выброшу. Ткань-то может и годная, а вот воспоминания, связанные с ней, вовсе нет. Когда-нибудь сам факт того, что я украл Гаррета из родного дома, перестанет иметь для него большое значение, с каждым шагом ко мне он отдаляется от своей привычной старой жизни и любое напоминание о ней может послужить шагом назад. Не хочу, чтобы в следующий раз, получив на руки вещи из дома, он снова закрылся, вспомнив, как заботливо его жена отстирывала эту рубашку и крахмалила ее воротник. Гораздо лучше, если он будет ходить в моей одежде, чувствовать запах моего одеколона, ощущать мое бесконечное присутствие рядом с ним, ведь все именно так и есть. Теперь я всегда буду рядом, Гаррет.
- Ты останешься здесь на ночь, - говорю я, показывая своему гостю комнату. – Мы останемся здесь. Хочешь чего-нибудь?
- Мы? – переспросил Райс, посмотрев на меня. – А спать ты будешь..?
- С тобой, - киваю утвердительно и с легкой улыбкой.
Гаррет осматривается и медленно кивает, понимая, что у него нет выбора. К тому же, лучше спать со мной в теплой постели, чем в подвале во время грозы. Стихия не унимается, вода плотным потоком стекает по стеклам, а если не отрывать взгляда от окна, то можно заметить сверкающие то и дело молнии. Раскаты грома отзываются в груди. Я чувствую настоящий восторг от того, что происходит.
Постель расправлена, я выключаю свет и забираюсь под одеяло с привычной правой стороны. Гаррет смотрит в окно, но ему ничего, кроме воды не видно – это не город, где вечно сверкают вывески и фонари. Мы находимся далеко от освещенных мест и в буквальном смысле погружены в кромешную темноту. Во мрак. Потом он устраивается рядом, укладывается удобнее и, наконец, расслабляется. Я наблюдаю за ним, лежа на боку. Можно сказать, любуюсь. А он, не замечая моего взгляда, проваливается в сон удивительно быстро, а всего несколько часов назад жаловался, что не может спать вечно. Не удержавшись, я коротко касаюсь его щеки пальцами и закрываю глаза. Самое время отдохнуть.
Я невольно вздрагиваю и резко открываю глаза, когда особенно громкий раскат грома заставляет дрожать стекла окон. Гаррет лежит рядом, беспокойно постанывает и мотает головой из стороны в сторону. На его висках, на лбу выступил холодный пот. Он напряжен, словно готов сейчас же ринуться куда-то, но при этом продолжает терзаться страшным сном, не в силах из него вырваться. Я обнимаю его, а он с очередной вспышкой открывает глаза и в ужасе отшатывается. Неужели я стал твоим кошмаром этой ночью, Гаррет? Должно быть, стал, что, в общем-целом, совсем неудивительно. Иди ко мне, не бойся, ты ведь знаешь, что я не сделаю тебе плохо. Иди.
Настойчиво обнимаю его, прижимаю к себе крепче и шепчу негромко:
- Это всего лишь дурной сон и гроза за окном… - чувствую, как он медленно расслабляется в моих объятиях. – Все хорошо, Гаррет… Тебе нечего здесь бояться. Мы в безопасности.
Мы, мы, мы. Ты должен понимать, мой дорой друг, что мы теперь в одной упряжке, мы заодно, мы должны стать одним целым. Наша жизнь должна состоять из мы. И сейчас твоя задача понять, что ты в моей одежде, в моей постели, в моем доме, в моих объятиях и полностью в моей власти. Последнему хорошо бы уделить всего чуточку внимания теперь, это не самое важное, потому что действительно главное сейчас – это то, что ты купаешься в моей заботе. Мы сближаемся, Гаррет, и этой ночью я буду стеречь твой сон. Как подарил кошмар жестокостью, так и заберу его лаской. Все очень, очень просто.
Он шумно вздыхает, трет лицо, но не отстраняется. Пользуясь его благосклонностью, я обнимаю его только крепче. Мне нравится чувствовать его так рядом, теплого, спокойного, практически родного. Одна мысль о том, мы действительно продвинулись так далеко в наших отношениях, несмотря на то, что познакомились совсем недавно, греет меня изнутри и заставляет снова чувствовать себя живым. По-настоящему живым, чувствующим и необходимым кому-то человеком. Я, конечно, не тешу себя лживыми надеждами на то, что завтра же начнется новая идеальная жизнь, полная любви и понимания. Нет, это вовсе не так. Впереди много сложностей, он еще не раз взбунтуется, не раз сдастся мне на милость, не раз попробует воздействовать меня и наверняка еще не раз вспомнит о доме, в который ему не суждено вернуться. Но я готов ко всем сложностям, если он действительно мой особенный. Я готов бороться за свою любовь.
Теперь каждый раз в грозу я буду вспоминать нашу первую совместную ночь в одной постели. Его слабость, доверчиво выставленную напоказ передо мной. Его желание греться в моих руках, найти в объятиях желанную защиту. Мы на правильном пути. Я уверен, что все происходящее – это добрый знак для меня. И пусть я стал причиной его кошмаров этой неспокойной ночью, я же и лишу его их, аннулирую еще один свой грех перед ним, чтобы стать ближе, роднее и нужнее. Желаннее. Именно так я собираюсь действовать, потому что ничто не располагает больше, чем желание исправляться. Я буду грешить и исправляться, Гаррет, чтобы ты любил меня сильней.
Мне снится подвал.
Wolfgang A. Mozart - Requiem d-moll KV 626 III. Sequenz - No. 1 Dies irae Allegro assai
Даже сбежав оттуда, я возвращаюсь туда. Можно ли сказать, что я действительно освободился, выбрался наружу, что я смогу и дальше нормально существовать, что вернусь к привычной жизни, не ограниченной бетонными стенами? Не знаю, с некоторых пор я ни в чем не уверен. Не уверен ни в мире, ни в себе, ни в Эйдане, хотя он и хочет, чтобы я ему доверял. Хочет показать, что мы с ним друзья, вот он какой хороший - готовит мне, дает читать, даже музыку любимую скачал. Вот его щедрость и забота - вывести меня из подвала, позволить принять душ, выдать новую одежду и побрить, чтобы я хотя бы на какую-то долю почувствовал себя прежним человеком. Нет, не прежним, он хочет вылепить меня нового, думая, что люди - это пластилин в его руках. Но это не так. Он ошибается, хотя и считает, что во всем прав. Обманывает сам себя, не слыша моих слов, моих вопросов, не видя моих глаз. Я - его жертва. А это значит, что я должен его слушаться, подчиняться ему, но я не могу, я не создан для этого, хотя по сути сломать можно кого угодно.
Я стою в подвале, прислонившись к поддерживающей опоре дома, он стоит напротив, у двери. Открывает ее и улыбается. "Проходи, Гаррет. Там сегодня солнечно". А я бегу к двери, как сумасшедший, потеряв бдительность, бегу так, чтобы успеть, я вижу солнце, а он захлопывает дверь перед моим носом, гневается и толкает меня - и я падаю, заваливаюсь назад, но меня кто-то подхватывает. Юноши и девушки с пустыми глазами, синеватого цвета кожей, вывалившимися языками. Его жертвы. Бракованный материал. Неудавшиеся эксперименты. Я кричу и пытаюсь выбраться, но они крепко вцепились в мои руки, а он смотрит на меня с улыбкой, сатана воплоти, они слушаются его. Довольный. Наконец-то добился послушания, а я дергаюсь, лягаюсь, а они приникают потрескавшимися губами к моим рукам. Не нужно, уйдите, нет!..
Грохочет гром, и я просыпаюсь, в ужасе отшатываюсь от Эйдана на постели, но он удерживает меня, не давая сбежать и упасть с кровати. Совсем не такой, как во сне, но на деле все тот же. Мои дыхание закладывает уши, я - загнанная лошадь, которая сломала позвоночник на скачках. Меня надо застрелить. А он обнимает меня, не пускает. Шепчет что-то успокаивающее, и я прислушиваюсь. Дурной сон.. Гроза.. Вспыхивает за окном, и потоки воды льются по оконному стеклу. Я выдыхаю, тру лицо и расслабляюсь. Нет, не такой, как в подвале. И мертвецов нет. Надеюсь, они меня не достанут. Мы в безопасности. Он рядом.
Я закрываю глаза и устраиваюсь ладонью на его спине, пока он прячет меня в своих руках от кошмара. Его руки - руки убийцы, но я все же доверяю ему, потому что это лучше холода в подвале, это лучше моего разума, который живет в ужасе и подбрасывает меня жуткие картины даже тогда, когда я должен быть в безопасности. Внутри меня разверзся ад, и я не знаю, что с этим делать. Легко поглаживаю его по спине и тихо дышу, все тише, все спокойнее, стараясь не думать об увиденном. Ты доволен, Эйдан? Хороший у тебя эксперимент?
Наутро дождя как не бывало. Ливень остался разве что каплями на траве и листьях деревьев, и солнце играет лучами на зеркальной поверхности воды озера. Я просыпаюсь и медленно окидываю взглядом Эйдана. Он так и не отпустил меня за всю ночь, его рука покоится на моем животе, и я ощущаю от этого некоторую неловкость. Ко мне давно не прикасались люди, я не переживал подобных моментов уже.. несколько недель? Сколько я здесь? Время не имеет значения, когда борешься с сумасшествием и сумасшедшим. Он смотрит на меня, а я молча смотрю на него. Руку Эйдан не убивает, и постепенно я смиряюсь с подобным контактом, неловкость утекает, а я поднимаюсь с постели, привлеченный видом солнца и внешнего мира.
Снаружи и правда красиво. Вечнозеленый лес, начинающая расти и зеленеть трава, особенный солнечный свет, который бывает только весной. Тихие волны озера, шепотом хлюпающие о пологий берег.
- После дождя красиво.. - говорит Эйдан тихо с постели, а я киваю и медленно обнимаю самого себя. Слишком красиво. Мне кажется, я разорвусь на куски от увиденной красоты и свободы.
- Вообще красиво.. Всегда. - отвечаю ему, действительно очарованный тем местом, где пребываю в плену. Где испытываю кошмарные видения. Где являюсь подопытным какого-то психопата. Боже, люди в вертолетах и самолетах даже не предполагают, что творится на земле, которую они так беспечно пролетают.
- Должно быть, и пахнет великолепно. - предполагает Эйдан и тихо встает с кровати, становясь рядом со мной и тоже выглядывая за окно. Я чувствую себя напряженным, я не могу окинуть внешнее глазами, не могу впитать. Боюсь упустить что-то, возможно, это даже хуже подвала. Иметь возможность быть так близко к свободе, но не обладать ею..
- Я открою окно? - спрашиваю, распуская тугой узел рук на груди и уже тянусь к ручке на оконной раме, но Эйдан меня останавливает. Мне нужен воздух, а ему?..
Качает головой, и я убираю покорно руки. Мне бы вот так еще постоять, обойдусь без воздуха, просто посмотреть, я соскучился по солнцу и свету, соскучился по ярким краскам, по пятнам травы, по живой воде, которую гоняет к берегам ветер. Мне больно видеть это, но все же боль сладка, когда душа истомилась от ожидания и надежды.
- Идем, прогуляемся. - предлагает легко Эйдан, а я смотрю на него с недоверием. Не знаю, что от него ждать. Неужели вот так просто? Он протягивает мне руку, а я колеблюсь. В итоге хватаюсь за его ладонь пальцами и иду следом, мои пальцы дрожат и сердце выскакивает из груди - я иду на улицу, мы идем наружу, он решил позволить мне подышать свежим воздухом, пьянящим запахом, который бывает только после дождя.
У Эйдана большой дом и я снова рассматриваю его, пока мы идем в прихожую, где он выдает мне сапоги и куртку, и одевается сам. Все по моему размеру, я даже умудряюсь застегнуть куртку на все пуговицы ровно, поборов в себе волнение. Я уже слышу отдаленное, тихое пение утренних птиц.
И мы выходим наружу..
И ветер удаляет мне в лицо.
Я задохнулся? Умер?
Нет! Я, черт возьми, жив! Да я живее всех живых!
Как же здесь чертовски красиво!.. Сжимаю пальцами руку Эйдана, а сам жадно изучаю все взглядом - дверь дома, уютную веранду, блестящее озеро. Свежий воздух немного кружит голову, но я успокаиваюсь и с удовольствием иду туда, куда ведет меня Эйдан, я не опасаюсь его, не опасаюсь этого места. Мне хорошо быть здесь.. Действительно хорошо.
Мы идем к озеру, в которое я ловко захожу в высоких сапогах, о которые плещутся легкие волны. Настоящая вода. Настоящее озеро. Дышащее жизнью, легкой прохладой и весной.
- Заболеешь. - мягко тянет меня к себе за руку Эйдан, а я веду плечом.
- Не заболею. - обещаю ему, слегка улыбнувшись. Вот пристал же, ничего не понимает.
И он замолкает ненадолго, смиряясь с моим желанием, за что я благодарен ему. Но потом все же тянет меня, и в этот раз я слушаюсь и выхожу из воды. Я уже не помню его обещаний, данных мне в самом начале нашего "общения". Я просто иду за ним, рядом с ним, как равный, иду, слушая его и слушая природу, тихий шелест ветра, негромкий шепот воды. Наконец-то я спокоен. Эти минуты, именно они залечивают мои терзания, сомнения и страх. Быть может, все не так уж и плохо, если я жив и могу находиться среди такого чуда? А Эйдан.. Он не трогает меня, да и не кажется таким уж.. Убийцей. Быть может - все это игра моего обеспокоенного разума. Быть может, я делал что-то действительно неправильное в своей жизни? Я не был самым лучшим, даже на хорошего не тянул, а Эйдан привел меня в то место, видеть которое мне не было положено. Да и разглядел бы я что-то особенное в этом озере, будь все иначе? Бросил бы взгляд и продолжил беседу с кем-то, охотнее занялся бы приготовлением еды на гриле, чем созерцанием высоких, мощных деревьев.
Под ногами приятно похрустывают ветки, а Эйдан не отпускает меня от себя. Боится, что я убегу? Но я не настроен бежать. Мне сейчас слишком хорошо и я хочу смотреть на это озеро, хочу гулять вокруг него, не хочу умирать или быть запертым в подвал. Потом. Но не сейчас. Как оказалось, я люблю жизнь, как бы ни кричал о том, что убью себя. Я мог бы сделать это там, под землей, но здесь - нет. Перед собой я вижу причины, ради которых стоит жить.
Пришло время смотреть на мир по-новому, Гаррет. Теперь ты научишься ценить его блага и красоты, перестанешь воспринимать окружающую среду как данность и меня радует то, что ты превращаешься в правильного человека. Мне нужен именно такой, умеющий видеть прекрасное, способный ценить все по достоинству, небалованный, а осознающий ценность всех благ. Людей слишком разбаловали, ум больше не в почете, всем нужны тупые потребители, которые будут покупать шестые айфоны оптом и хавать, хавать рекламу. Тупое стадо техноманов, неспособное выжить без выхода в интернет. Человечество разнежилось, раскисло, отупело. Глупые шутки в почете, мода совершенно абсурдна, сейчас как никогда быстро распространяется самый страшный вирус, который понесет за собой разлад среди общества. Старые правила никому не нужны, в мире стремятся к свободе, даже не подозревая, что она собой представляет, а главная цель двадцать первого века – это показать как легко ненормальное становится нормальным, достаточно лишь создать правильную рекламную компанию. Смотреть на это противно. Цирк. Шоу уродов.
Ты думаешь, что я хочу погубить тебя, Гаррет, но нет, я спасаю тебя. У меня есть деньги, я могу позволить нам хорошую безбедную жизнь, а еще я смогу сделать это, не разбаловав тебя. Я сломаю в тебе старый устрой. Я исправлю то, что сделала современность. Я разрушу все твои предрассудки и теории о правильном, построенные обществом. Научу жить правильно, тогда мы будем счастливы и ты никогда не испытаешь на себе тупой усталости от рутины, тебе никогда не приестся то, что будет тебя окружать и ты никогда, никогда не разлюбишь меня, Гаррет. Потому что я не твоя глупая жена, я не запущу себя, не успокоюсь на достигнутом. Я покажу тебе мир. Мы можем отправиться туда, куда ты захочешь – Париж, Милан, Лондон, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Бангкок. Когда тебе перестанут нравиться все эти популярные нынче громадины, я покажу тебе Грецию и Рим, я свожу тебя в Мьянму, где мы познакомимся с монахами и увидим старинные пагоды, страну, которая сумела сохранить свой колорит благодаря долгой закрытой политике. Мы можем отправиться в Китай или Японию, пожить в самых маленьких префектурах, увидеть жизнь, в которой дань историческому наследию – основа. Мы можем отправиться в Новую Зеландию, ты даже не представляешь, насколько красивая там природа, следом в Египет, после него можно побывать на каких-нибудь островах – райское наслаждение, места, которые так часто фотографируют для рекламы, после мы можем увидеть Африку, отправиться на Сафари.
Тебе понравится путешествовать со мной. Ты полюбишь этот мир и поймешь, что помимо обыкновенной жизни есть еще другая, настоящая, стоящая. Именно к ней нужно стремиться, налегке, с готовностью спать в спальном мешке и есть пойманную собственноручно пищу. Я утрирую, но все научу тебя охотиться и рыбачить, покажу, как колоть дрова, как закидывать уголь в печь, как собрать своими руками табуретку. Научу управлять яхтой, расправлять парус, ориентироваться по старому компасу. Я куплю тебе самые красивые карты, ты забудешь о навигаторах, когда увидишь их. Если хочешь, я даже устрою тебе охоту за сокровищами. Настоящая жизнь есть, Гаррет, и это не жизнь с нелюбимой женой, не секс с любовницами, не чай с коллегами в кафетерии. Я спасу тебя от того, что окружало тебя раньше, и ты уже готов сделать первые шаги в новую жизнь. Признаться, я восхищен тем, как быстро ты проходишь свой путь. Это дает мне надежду на то, что ты и есть мой единственный.
Я покажу тебе жизнь, но мы начнем со здешней природы. Пойдем гулять. Мне так нравится этот восторг в твоих глазах, эта счастливая улыбка, жадное желание ощутить холодную воду сквозь резиновые сапоги. Холодно, Гаррет, но все же постой, насладись стихией. А теперь пойдем дальше, обойдем дом – там прекрасная веранда, вокруг нас же лес. И пахнет действительно восхитительно, я обожаю запах дождя, свежести, обновления. Весь мир становится краше после дождя, и нет ничего приятнее, чем свет, пробивающийся сквозь серые тучи. Это кажется мне символичным, настоящий свет всегда найдет выход.
- Когда ты в последний раз наслаждался настоящей природой? – спрашиваю Гаррета, когда мы неспешно шагаем вдоль озера. – Когда видел ее такой?
Никогда. Ощутить могущество и красоту окружающего он сумел только после подвала, так все мои гости, никто из них не задумывался о том, что мир прекрасен. Были здесь и бухгалтеры, и художники, а итог один – черствые и бестолковые людишки. Но ничего, это мне только на руку, так только ярче становится все то, что я хочу показать. Так легче производить впечатление, приятнее воспитывать, надежнее учить. Сильные впечатления, вот что правит людьми, вот отчего они зависимы, и я умею их вызывать.
- Я уже мало что помню из своей жизни… - тихо отвечает мне Райс.
- Потому что в твоей жизни мало что было? – задаю меткий вопрос, надеясь, что он задумается над ним в правильном ключе.
Я хороший психолог. Я разбираюсь в людях. И именно поэтому я признаю, что люди многогранны и никогда нельзя знать, что творится в их головах, какие бесы в них живут, на какие поступки они горазды. Люди непредсказуемые, а Гаррет – творец, в нем есть жилка безумства, что делает его сложнее и привлекательнее.
Гаррет молчит, и я принимаю это молчание согласием, тогда задаю следующий вопрос:
- Но ты ведь помнишь музыку, которую играл и писал сам? Дни, когда ты задерживался в консерватории после ссоры с женой по телефону и играл? Неистово, безумно, так честно…
- Помню. Музыку не забывается, - соглашается он, и я торжествую.
- Потому что только музыка была настоящей в твоей жизни. Музыка и, пожалуй, детство, - говорю мягко и спокойно, я действительно так думаю и хочу, чтобы он понимал это тоже.
Музыка – это искусство, настоящее искусство – это способ приблизиться к чему-то божественному, прекрасному, прикоснуться к самой истории. Люди искусства особенные по определению люди и я, к сожалению, не отношусь к ним, мой прагматический ум мой же враг, но это не мешает мне ценить чужое творчество. А детство – лучшая пора. Не важно, какие у ребенка родители, не важно, какое у него окружение и где он живет. Важно то, что дети любят честно и беззаветно, они не предают людей, они честны в своих желаниях и искренне нуждаются в других. А еще дети видят мир по-настоящему, они открыты для нового, они жадны для впечатлений. С возрастом все черствеют, божьи коровки перестают казаться главным сокровищем, никто не желает ловить ящериц, дети предпочитают планшеты и айфоны, компьютерные игры, телевизор… Но раннее детство – это лучшая пора. Жаль, что не все это понимают и желают продлить. Но ничего, мы вернемся к тому стилю жизни, Гаррет, будем изучать мир и преданно любить. Я обещаю.
- Я помню, как играл на пианино в Дублине. Впервые выбрался в большой мир, решил покорять его, - сказал Гаррет, но я только улыбнулся в ответ.
Какое-то время мы оба молчали, лишь шли вперед, крепко сцепив пальцы, словно мы уже любовники. Я смотрел вокруг и задыхался от обожание – пожалуй, это место моего пребывания было одним из самых лучших за всю жизнь. Йоркшир был прекрасен, родина всегда была для меня привлекательна, но запретна. Можно было бы задуматься над визитом туда, но не сейчас, я еще не готов сделать это, хотя там меня ждет фамильный особняк – он все еще мой и я все еще ему верен. Доля сентиментальности есть и во мне. Кто знает, вдруг мы отправимся туда с Гарретом в будущем году?
- Я хочу, чтобы ты наслаждался тем, что имеешь, - объясняю я мягко, когда мы устраиваемся на веранде. – Сегодня ты прозрел. Еще месяц назад ты бы не заметил всего этого, вероятно, ты бы бродил по поляне, пытаясь поймать вайфай, или сетовал на жену за то, что она забыла взять ту самую кофту, которую ты просил взять. Но сегодня, познав иную жизнь, потеряв возможность видеть небо над головой, чувствовать ветер кожей, вдыхать чистый воздух, ты увидел мир по-настоящему и он прекрасен, верно? Все окружающее нас здесь прекрасно. Никогда не забывай ценить настоящее, Гаррет, это было до нас, это останется после. Когда-нибудь природа разгневается на глупых людей и разрушит все небоскребы, заставит человекоподобных добывать огонь и еду руками. Не многие выживут, цивилизация убила в людях все инстинкты, кроме похоти.
В свое время я часто и много читал книг и смотрел фильмов о разнообразных маньяках и психопатах - наверное, огонька тогда в жизни не хватало. Мы с Кирой покупали попкорн в пакетиках, который можно приготовить в микроволновке, а затем заваливались на диван в обнимку, выключив свет, но включив фильм. Такие картины обычно делают в сине-зеленых тонах с минимумом света и максимумом крови. В жизни все оказалось иначе: да, подвал - это темное пятно, это то место, куда я не хочу возвращаться, да и никто бы не захотел, но в тех фильмах все подвалом и кончалось, тогда как я выбрался наружу. Меня поглотили яркие краски распускающейся весны. Громкие звуки молчаливой природы. Она наблюдала за нами, пока мы обходили кругом озеро. Пока я думал о том, как мне повезло - этого могло и не быть. Да, иногда Эйдан говорил несколько обидные вещи, но я не мог гневаться на него, потому что это не было мне на руку. Да и сам он вряд ли понимал, что обижает, просто говорил правду, которую считал истинной, а мое восприятие - это мое восприятие. В конце-концов, для него и держать человека в подвале - дело нормальное. Давно практикуемое.
Я держал его за руку, цеплялся непослушными пальцами за пальцы. Холодно не было, страшно тоже. Я боялся Эйдана в прошлом, а теперь устал бояться; он ведь увидел уже, что я бесстрашный, значит, мне не составит труда умереть, если придет такой момент. Иное дело, что от таких моментов он ограждал меня, как берегут детей от сования пальцев в розетку. Он ты разводил меня на искренность, то испытывал. То раскрывал меня, прощупывая дозволенные грани, то кормил пряником прямо из рук. Понемногу я начинал видеть совершенные им шаги, одно плохо - только в прошлом. Он был слишком замкнут для меня, чтобы я смог с точностью заглянуть в уготованное мне им будущее. Но он хотел знать, как много я ему разрешу. А я и сам не был уверен в том, как много и как далеко. Я просто держал его за руку и рассматривал профиль, в котором не прочтешь плохого человека, не обнаружишь душевнобольного. Может, это со мной, Гарретом, что-то не так?
- Ты действительно думаешь, что такое произойдет? - с сомнением интересуюсь у него, рассматривая поляну и озеро, покрытое рябью небольших волн. У Эйдана совершенно особое мышление, не похожее на мышление людей больших городов. Более того, кажется, что, если бы он мог, он ты стер Нью-Йорк, Токио, Москву с лица земли. Психопат, но меня это почему-то позабавило. Он так искренне верил в такие вещи, что меня рассмешило. Или это истерика? Или счастье от того, что мои руки и колени все-таки ласкает теплое солнце?
- Разве ты не слышал об апокалипсисе? - спрашивает меня в ответ с усмешкой, от чего я только сдерживаю бегущую на лицо ухмылку.
Этого еще не хватало.
- То есть, ты ждешь, когда фавны начнут трубить в трубы, а затем свершится Страшный Суд? Природы над человеком? - интересуюсь, чувствуя себя достаточно расслабленно, чтобы закинуть ногу на ногу. Я чувствую себя с Эйданом на равных, когда мы говорим вот так, пускай мое положение далеко не завидное и весьма иллюзорное, но мне хочется дышать в полную грудь и делать, что хочу, пока могу. Подвал ломал меня, да не доломал. Или я уже не я? Подобная мысль уже не пугает, как могла бы испугать когда я еще сидел в консерватории. Я научился принимать неизбежные вещи с настоящим геройством и хладнокровностью.
- Нет. Просто я думаю, что это логичный ход событий. Все имеет свое начало и свой конец. - говорил Эйдан, а я пожимаю плечами.
- Вселенная не имеет ни начала, ни конца. - выдаю, строя из себя умного человека. Я действительно слышал что-то такое. - А еще человеческие способности безграничны. - добавляю, глядя на него. Уж он-то об этом точно осведомлен. Не каждый способен украсть человека, но если способные на это люди существуют, значит, есть вещи и похуже, нет предела несовершенству.
- Человек-песчинка. - лишь хмыкнул в ответ Эйдан.
По сравнению с динозаврами - да, - хотел сказать я, но промолчал, кутаясь в верхнюю одежду и созерцая. Мне не нравилось долго спорить. Я не любил ссоры с Кирой, старался избегать их, как мог, потому и сейчас не намерен ввязываться в перепалки мышлений. Поговорили - и хватит. И уж теперь я перестал чувствовать себя с ним на равных. Что бы ни говорил - Эйдан найдет слова, чтобы оказаться в более выигрышном свете. Да, меня это задевает, потому я молчу, из космоса обратившийся в песчинку.
Не обратив на мое молчание внимания, Эйдан продолжил, решив, видимо, что дал недостаточно краткий ответ.
- Я не сторонник апокалипсиса, я вполне доволен жизнью, которую имею, - его спокойный тон совсем не успокаивал меня. - И говорил я о том, что важно ценить то, что тебя окружает, Гаррет. Каждый глоток воздуха, каждое дуновение ветра. Мои идеалы не подходят для человечества, мне не суждено изменить человеческий род, но...
- Ты противоречишь себе. - заявил я, обнимая самого себя. - Ты говоришь, что доволен жизнью, которую имеешь, но как можно быть довольным, похищая людей и держа их в подвале? - да, я все еще пытался докричаться до его здравого рассудка. Эта тяга не покинула меня спустя столько времени. - Говоришь, что ценишь, а затем запираешь на засовы. Это несколько не то, что подразумевает под собой слово "ценить", или я ошибаюсь? Или люди - это не то, что тебя окружает? - выдохнув, я перевел взгляд обратно на озеро и добавил тише и спокойнее. - Я понимаю, почему ты так делаешь. И понимаю, ради чего. Но это не значит, что я согласен с подобным или что мне это нравится. Мне бы понравилось здесь, позови ты меня, не крадя, провести с тобой уик-энд за городом. Познакомься, как привыкли знакомиться люди.. Да, я многого бы не заметил. Не глянул на это озеро так, как привык глядеть ты. Но мне бы здесь понравилось. Как нравится и сейчас.. Я бы хотел уснуть здесь вот так, на этом небольшом диванчике, но это же невозможно, так?
Теперь я понимал, почему он так легко назвал человека песчинкой, коей я и являлся. Человеческие возможности безграничны, но не мои. Моя воля и свобода зависит от него и его настроения. Сейчас он выпустил меня наружу, но ничто, НИЧТО и никто не помешают ему загнать меня обратно. И так тошно от этого. Я понимал, что стою лицом к очередному неизбежному, но броня моя пошла трещинами.
Я улыбаюсь. Улыбаюсь, потому что меня забавляет его взгляд на вещи. На саму жизнь. Люди так самонадеянны, так своенравны, им все время кажется, что целый мир у их ног – стоит только пожелать и так обязательно будет. Люди такие смешные. Конечно, глупым было бы отрицать великих изобретателей, мыслителей, творцов и говорить, что они ничего не стоят. Но они потому и великие, потому что особенные. Их немного, потому что гениальность не валяется на дороге и людские возможности, конечно, не беспредельны. Сколько же людей было фоном для этих Великих? Сколько миллиардов простых зевак были лишь тенью минувших столетий? В том-то и оно. Люди привыкли сравнивать себя с теми, с кем сравнивать себя не положено, привыкли считать, что когда-нибудь и им суждено совершить что-то экстраординарное, но едва ли кто-то из этих задавак действительно добьется чего-то стоящего. Гаррет оскорблен, потому что он такой же, как другие, в своем воспитании – у него в кармане раньше лежал айфон и не это ли настоящее величие в сравнении с какой-то природой? Не это ли значит, что человек победил? Какой конец света, когда прогресс настолько велик? Человек слишком величественен в его понимании, чтобы не справиться с такой-то маленькой напастью. Я мог бы развязать ссору, задав ему всего один вопрос. Он бы звучал так: «А что важного в своей жизни сделал ты?»
Но я, конечно же, не стал.
Дорогой читатель, я действительно считаю, что человек – песчинка в этом мире. Без прикрас, я тоже песчинка и ровным счетом ничего не значу. Один человек – ничто в большинстве случаев. Как бы ни был он хорош, в чем бы ни был он велик, как бы ни был он красив или богат – все это, в сущности, пустое в сравнении с величием Природы, Стихии, Судьбы. Кто же из людей сумел побороть смерть, например? Самый банальный пример. Я убивал. Много раз я проливал человеческую кровь, я пачкал ей руки и одежду, я размазывал ее по лицу, даже пил. Я держал людей в подвале и далеко не со всеми я был так мил, как с Гарретом, который, я верю, мой сердечный друг и не так безнадежен как остальные мои гости. Я истязал других, резал их плоть, вставлял трубки в их тела, ломал их разум, заставлял работать мозг лихорадочно. Я проводил над ними эксперименты – в основном психологические, изучал их реакции на обстановку и критическую ситуацию. Они были настолько несчастны и изувечены, что принимали смерть с благодарностью, кто-то из них даже убивал себя сам с моего позволения. Где же их безграничные способности? Бред. Просто я оказался сильнее, смекалистее, способнее, чем они – это возможно, но и моим силам есть предел. Всему есть предел. Все, что когда-то началось, определенно закончится. Так начинается жизнь человека с рождения, так заканчивается она его смертью. Когда-нибудь закончится этот мир, но мне немила эта мысль, ведь я такая же песчинка, как и другие, подвержен своим страстям, жажду удовольствий, хочу жить столько, сколько мне отведено. Гаррет безусловно неверно меня понял.
- Можно быть довольным, - отвечаю я с легкой улыбкой. – Ведь я делаю это ради собственного удовольствия. Я скажу тебе даже больше: у меня есть план и он работает, я иду к своей цели, и когда-нибудь ты поймешь, о чем я говорю тебе сейчас. Но люди – это действительно не то, что меня окружает. Я не люблю людей. Живу обособленно, общаюсь с природой, работаю дистанционно, иногда привожу гостей, - смотрю на него и добродушно, даже игриво усмехаюсь. – Я говорю тебе о других ценностях, Гаррет. Не передергивай.
Следующие его слова меня злят и забавляют одновременно. Он нравится мне, как мужчина и человек, мне нравятся его таланты, способность творить музыку. Мне по душе его голос и внешность, его манера говорить, его улыбка, смех, гримасы и жестикуляция. Конечно, его нужно подправить кое-где и воспитать, но он – лучший мой материал, я верю в успех, который ждет нас с ним. Однако вот он снова говорит то, что все, так и не поняв, что все это совершенно не имеет смысла.
- Что же ты понимаешь? – спрашиваю его, как спрашиваю их всех – может быть, кто-то из них действительно что-то понимает?
Чудес, впрочем, я не жду.
- Ты хотел, чтобы я видел все это твоими глазами. Воспринимал близко к твоему восприятию, - ответил Гаррет вдумчиво. - Ты считал меня гнилым человеком мегаполиса, но решил, что я смогу измениться.
Надо же, а ведь действительно, понимает! Я чувствую восхищение, ликование, неимоверное удивление. И давлю все это многообразие в себе, чтобы ответить ему смешливо:
- Я уж было подумал, что ты начнешь фантазировать о том, как меня травмировали в детстве...
Ведь все начинают. Пытаются докопаться до сути, вылечить меня, исправить. Они все считали меня дураком, несчастным дураком, которому нужно, чтобы его погрели на груди и погладили по головки. Но полно, мы не будем останавливаться на этом. Я уже говорил, что меня забавляет их глупость – разве они не понимают, что это было бы слишком просто? Представьте, каким некомпетентным маньяком я был бы, если бы отпускал своих жертв сразу, как только они начинали свой непрофессиональный психоанализ.
- Я думал об этом в самом начале. Но я смотрю на тебя и не вижу в тебе боли, которая сопровождает подобные травмы, - серьезно продолжил развивать свою мысль Гаррет, двигаясь в правильном направлении.
Что ж, чужие игры в психологов меня обычно забавляют. А вот люди, которые могут пробраться дальше, чем я готов их впустить, мне обычно не нравятся. Хорошо, что их существует не так уж много. И только Джейн из них я не убил, но об этом мы тоже не будем говорить ни с ним, ни с вами.
Поэтому я меняю тему на иную, раз уж Гаррету хочется поразмышлять.
- Где ты? – спрашиваю спокойно, рассматривая его. - Я понимаю, что ты находишься рядом со мной на веранде моего дома - избавь меня от этого ответа. Я имею в виду, где ты настоящий. В какой части своего тела ты настоящий находишься?
- В пальцах, - ответил он спустя задумчивую паузу.
- Действительно? А если я отрежу тебе пальцы, ты перестанешь существовать?
Гаррет поджал губы недовольно:
- Что за вопросы у тебя?
Я улыбаюсь, глажу его пальцы ласково, сжимая их своими:
- Это все исключительно гипотетические размышления. Мне нравятся твои пальцы, но все же ответь.
- Нет, я не перестану существовать, если ты отрежешь мне пальцы.
- Тогда где ты, Гаррет?
- Где-то, куда тебе так легко не заглянуть…
- Знаешь ли ты сам, где ты?
- Не уверен.
- Человек – песчинка и его способности далеко не безграничны, ведь ты даже не знаешь, где ты настоящий и не можешь отвечать за себя полностью, - спокойно улыбаюсь, рассматривая его красивое лицо. – Человек – самодовольный дурак, считающий, что ему море по колено, но это не так. Всегда есть что-то высшее.
- Например?
- Я не знаю, - спокойно отвечаю я, не боясь признаться в этом – в этом вопросе дураки не те, что молчат, а те, что болтают. – Люди зовут это Богом и это нормально, они ищут объяснение тому, чего не понимают. А еще люди любят контролировать других людей, поэтому существуют религии, но я не верю во все это и тебе не советую. То, что находится выше нас – непостижимо для нас чуть более чем полностью.
- Ты не склонен к религии, но, тем не менее, ты без ума от контроля, - я слышу в его голосе ласку?
Улыбаюсь, заглядывая с нежностью в его глаза:
- Я ведь человек.
- Я тоже, - замечает он с легкой укоризной, но все же улыбается, отворачиваясь к озеру.
Мое сердце бьется слишком быстро, спокойствие мне отказывает, но как же это приятно и я в тишине, крепко сжимая его руку в своей, наслаждаюсь этим мигом чистейшего удовольствия.
На самом деле не так уж и сложно понять Эйдана. То, что он продумал хитрую систему похищений не означает, что он человек сложный или трудный на подъем. Посмотрите - достаточно одной улыбки, и он уже улыбается в ответ. Я вспоминаю, что такие реакции присущи детям, но Эйдан не ребенок, у него нет детских травм. Это не так-то сложно определить - людей с болью в сердце видно даже через фотографии. А того общения с Эйданом, что у нас было, достаточного, чтобы понять его если не глубоко, то как минимум все явное заметить несложно. Он не травмирован. Он доволен собой и даже горд тем, что делает, он наслаждается этим. Должно стать страшнее, но я не боюсь. Говорил же, что уже не испугаюсь. Я перешел ту черту, до которой еще существует в сердце страх. Я разрешил ему брить себя острым лезвием. Я позволил обнимать себя среди ночи. Он не страшен, пока я не совершу неосмотрительную ошибку, и тут уж несложно понять, что в моих интересах ее не совершать. К тому же, здесь не так-то уж и плохо.. Ветер легко нагоняет волны, Эйдан держит меня за руку. Я буду скучать по этому, когда снова окажусь в подвале. Это обидно и несправедливо, но это то, что я не могу исправить. Дада, то самое неизбежное, перед которым мне нужно крепиться и держать лицо. Слишком легко понять, что никакие капризы и истерики делу не помогут. Часы в подвале будут казаться мне пыткой - так оно и предусмотрено. Действительно, все идет строго по его плану, я следую ему, не введенный в курс дела. Иду на ощупь, тыкаюсь, как слепой котенок. Нет ни карты, ни навигатора. Он даже не дал мне компас. Оставляет зарубки на деревьях, по следу которых мне нужно идти, чтобы добраться до пункта Б. А, когда я нахожу верную тропу, он петляет, как заяц, скрываясь от меня между деревьями густого леса, который так любит. Я размышляю об этом, чуть хмурясь. Раньше такое и не пришло бы мне в голову. Теперь, оглядываясь на свои поступки, я легко вижу себя со стороны глазами Эйдана. Я даже вижу тех, кто был до меня. Они не поняли, а я сумел щелкнуть нужным включателем у себя в голове. Они не выжили, а я сижу рядом со своим похитителем, относительно довольный жизнью. Беспокоюсь ли я о Кире? Нет. Меня не гложет тоска по ней. По работе тоже. По окружающей суете - тем более. Я люблю мегаполисы, но я не скучаю сейчас по большому городу. Это придет позже, пока мир застыл, не застыло лишь сердце, которое суетливо стучит, когда Эйдан гладит мои пальцы. Я смотрю на него снова и чуть улыбаюсь. Странное дело происходит здесь и сейчас.
Но мы не можем сидеть так вечно, хотя мне хотелось бы. Эти картинки будут видеться мне во сне, когда я буду укрываться поношенным пледом у себя на матраце. Мне нравится эта тишина, но я хочу добавить в нее каплю музыки. Немного - лишь звучание клавишных, сначала нежных, как звук капель, падающих на полые железные трубочки, затем по нарастающей, дойдя до громовой мощи, которая порывом, одной высокой штормовой волной смоет и меня, и Эйдана, и этот домик. Но лишь наблюдаю, молча, слегка придвинувшись к Эйдану ближе, потому что созерцать подобную красоту, тишину и покой одному слишком уж неправильно. Он украл меня, потому что чувствовал себя здесь одиноким? Но он ведь сказал, что не любит общества людей. Значит ли это что я особенный, или что? Наверное, я действительно пойму это позже. А пока лучше следовать тому плану, что он для меня придумал. Рано или поздно (вот уже началось) меня разберет интерес к тому, почему это так, как оно есть, почему он действует именно так и каковы причины его поступков. Это не травма, не врожденный изъян. Что-то из того непостижимого, о чем он говорил?
- Идем в дом? - спрашивает меня он, сжимая мою руку чуть крепче. Похоже, я слишком ушел в себя со всеми этими рассуждениями.
Немного напрягаюсь, зная, что таит в себе этот дом. Внизу - темный подвал и пустое пространство, по которому можно метаться без сна и без памяти, натыкаться на стены, а затем сходить с ума от мыслей о прошлом и будущем. Гадать, что произойдет. Источать ненависть, а затем плакать, услышав звуки пианино. Там уже слишком много всего. Снаружи отпустило. Боюсь, мне снова будет тяжело. До невыносимости тяжело.
Поглядываю на него уже без улыбки, мои мысли слишком быстро нарисовали печальные и мрачные картины, я уже ощутил спиной холод того места. Мне не хочется. Нет, не сейчас. Мне слишком хорошо.
- Может, останемся здесь? - переспрашиваю на всякий случай. Здесь ведь так хорошо и спокойно.
- Разве ты не проголодался? - улыбнулся Эйдан, а у меня лишь на немного отлегло от души. Я и правда был голоден, но если выбирать между голодом и темнотой подвала я выбрал бы снова помучиться пару дней, съесть наволочку от диванной подушки и немного сойти с ума. Впрочем, Эйдан был настроен добродушно, потому я кивнул и поднялся, следуя в дом. Там, сняв резиновые сапоги и куртку, я медленно направился к подвалу, с каждым шагом надеясь на то, что он окликнет меня и не даст уйти в темноту, осознав, что здесь мне гораздо лучше, чем внизу.
- Эй, кухня в другой стороне.
Есть!
Развернувшись, я смотрю на него.
- Разве ты не отправишь меня, как было раньше, в подвал, пока сам готовишь еду?
Улыбается
- Не торопи события, пойдем со мной. - протягивает руку, за которую я хватаюсь, как за спасательный круг. Мой Титаник пошел ко дну, но я-то еще жив!
- И что будет на завтрак? - спрашиваю его, усаживаясь на стул на кухне, пока он открывает холодильник и рассматривает набор продуктов. У него всегда получается очень вкусная еда, я даже осмелюсь сказать, что он меня избаловал подобной стряпней. Единственное, что хорошо получалось у Киры - это блинчики. Даже омлет получался комочками, а я, как хороший муж, почти не жаловался. Теперь же я с трудом смогу вспомнить что-то из того, что складывало нашу с женой ежедневную жизнь. Все было таким простым, обыденным и блеклым, что даже говорить не о чем. Только о блинчиках. Но разве в них семейное счастье?
Я упираюсь локтями о стол и наблюдаю за Эйданом. Чувствую себя и правда словно только что съехался с кем-то, кто уже успел занять определенное место в моем сердце. Не знаю пока точно, какое, но понимаю, что мне нравится наблюдать за этой.. жизненной суетой. Им нужен завтрак - Эйдан берется и делает. Мне не нравилось смотреть на Киру по утрам: слегка потрепанная и лохматая она стояла за плитой, пока я собирался на работу. У нас были разные режимы; полноценно просыпалась и приводила себя в порядок она лишь к обеду, когда я уже заканчивал основную работу и собирался пойти на частные уроки. И лишь супружеская обязанность заботиться обо мне вынуждала Киру вставать рано и собирать меня. Ведь это правильно, да? Заботиться о муже, когда он содержит семью. Кира не спорила, но мне не нравилась эта картина. Я целовал ее в щеку в знак благодарности, но мне не нравился ее засыпанный вид. Наверное, с годами любовь истощается, ведь было время, когда я любил ее любой. Теперь этого нет. Теперь я вообще мало что чувствую по отношению к ней, оказавшись здесь. Должно быть, она занята моими поисками. А я здесь, сижу спокойно и рассматриваю спину Эйдана. Склонив голову набок, рассматриваю и кухню. И меня это не утомляет. Не раздражает. Мне нравится.
Все складывается хорошо, и я не вижу повода прогонять Гаррета в подвал снова. Я отношусь к своим гостям хорошо, если они хорошо относятся ко мне, ведь я нахожусь в поиске, прежде всего, идеального партнера и любви. Над любовью необходимо работать, это чувство нужно долго и кропотливо взращивать, воспитывать. Хорошее и правильное отношение необходимо поощрять, ведь иначе человек озлобится, и весь прогресс пойдет насмарку. Я вижу, как сильно ему не хочется возвращаться в затхлое и неуютное помещение, но вместе с тем замечаю смирение, которое сигнализирует о том, что мы оба на правильном пути. Гаррет уже лучше понимает меня и теперь осознает, как нужно вести себя со мной – слушаться моих указаний, принимать мою заботу, наслаждаться моим обществом. Сегодня он не допустил ни одной ошибки и далеко продвинулся по своему пути, а я не хочу его стопорить и разворачивать обратно. Пусть побудет со мной подольше, получит удовольствие от общения, осмотрится в доме, в котором ему предстоит жить какое-то время. Возможно, долгое, возможно и не очень. Никогда не знаешь, как пойдут дела, а я и вовсе привык довольно часто менять место своего обитания. Пока этот дом чист, в нем не было других гостей, и я еще ни разу не выдал себя так, чтобы вызвать подозрения. Надеюсь, что так будет и дальше, ведь сейчас во мне нет слепого желания убивать и бесчинствовать. Взрослость это или старость?
Конечно, ему придется вернуться в подвал. Я знаю, что он собьется со своего пути и наступит момент, когда он снова попытается вернуть себе свою свободу. Человека не так-то просто перевоспитать, его жизнь нелегко изменить. Представьте себе поезд, который на протяжении своего пути из пункта А в пункт Б разгонялся, разве способен машинист резко изменить направление и развернуться в сторону В? Конечно, нет. Так и человек, живший всю свою жизнь по заведенному порядку, руководствуясь устоявшимися принципами, неспособен измениться в один миг. На все необходимы время и усилия. Я не тороплюсь и не лелею лишних фантазий, я прекрасно знаю, что Гаррет неспособен подчиниться мне сразу и внезапно измениться. Но меня радует его желание сделать это, и я буду удобрять его, поворачивать стрелки постепенно, направляя поезд в ту точку, в которую нужно мне. Работа предстоит еще долгая, но я полон амбиций и надежд на лучший исход. Хочу, чтобы поезд развернулся правильно, а не завалился набок от перенапряжения. Я хороший, талантливый машинист.
Человек слишком многогранен, чтобы делать долгосрочные и абсолютно правильные прогнозы, но я наблюдал за своими гостями достаточно, чтобы утверждать – старая жизнь еще жива в нем и стремление вернуться к свободному существованию в нем живо. Это инстинкт, ведь в его понимании, по крайней мере, пока, я все еще злодей и поступил неправильно. Мой способ мышления чужд ему, мои теории для него отдают сумасшествием. Но это не значит, что ему не нравится со мной – о, я вижу, что ему нравится и он увлекается мной совершенно по-новому, но между нами все же имеется пропасть, которая рано или поздно даст о себе знать. Это ничего, я готов к его ошибкам. Ошибались все, даже Джейн пыталась сбежать от меня, хотя она полюбила меня так быстро, как никому до нее не удавалось, и как после нее никогда не было. Осознание этого дает мне преимущество, я не буду разочарован, когда это случится – напротив, я буду готов вернуть Гаррета к себе и доказать в очередной раз, что не настолько уж я ему безразличен и не такая уж плохая жизнь у него была со мной. Более того, оступившись и вернувшись ко мне, пережив наказание, он поймет, насколько хорошо ему было в моей компании и со временем он поймет, насколько никчемной была его жизнь до меня. Тогда я отпраздную свою победу и напою его лучшим вином из моей коллекции.
А пока я приготовлю ему завтрак и побалую беседой.
- Салат, тосты и кофе.
У нас остался салат, который я достаю из холодильника и ставлю на стол. Я завариваю вкусный кофе в турке – никакого растворимого полуфабриката, исключительно настоящий, вкусный кофе, который приятно пить. Его запах заполняет кухню, и я улыбаюсь, поглядывая на Гаррета. Он сидит за стойкой, наблюдая за мной – никуда не торопится, ничуть не переживает, осматривается любознательно, а не с целью воспользоваться чем-то, чтобы вернуть себе свободу. Он умный мальчик, он понимает, что я не так глуп, дабы позволить ему бежать сейчас. Нет, позже. Я дам ему повод позже и посмотрю, что он станет делать, выбравшись на свободу, а потом я поймаю его и верну к себе. Я накажу его за побег, верну в подвал без ничего, пока он не почувствует себя виноватым за содеянное, видя мое в нем разочарование, тогда к нему придет осознание того, что жизнь со мной ему нравится больше, чем все остальное. А пока мы будем наслаждаться друг другом, притираться, учиться ладить. Я закреплю нашу связь, покажу ему свое истинное отношение и, конечно, почувствую его симпатию в ответ. Мы пройдем этот путь вместе, и эта мысль греет мою озябшую душу. Я так долго ждал тебя, Гаррет.
Я готовлю тосты с джемом и ставлю перед ним тарелку, усаживаясь напротив. Мы неторопливо едим, встречаясь взглядами, улыбаясь друг другу. Как же давно у меня не случалось таких хороших дней с привкусом успеха. У меня отличное настроение, я даже могу сказать больше – я счастлив находиться здесь и с ним. Счастлив в это мгновение и позволяю себе роскошь не думать о том, что будет потом. Просто наслаждаюсь. Это, знаете ли, тоже талант. Люди забывают быть счастливыми в конкретный момент, они слишком жадны, чтобы ценить конкретную секунду и это неправильно, потому что погоня за большим счастьем, как правило, ни к чему не приводит. Большое счастье соткано маленькими минутами чистейшего удовольствия. Это важно понимать, если не хочешь провести жизнь бестолково. Как часто вы задумывались над смыслом своей жизни? Смысл жизни в получении наслаждения и чем больше вы потратите времени на осознание этой простой истины, тем больше вы проживете бессмысленных лет.
- Мне нравится проводить время с тобой, - говорю ему с улыбкой. – Только не надо начинать говорить о том, что тебе тоже нравится, но еще больше понравилось бы, не похищай я тебя из дома. Это неправда и я знаю это, потому не трать слова на бессмысленность.
Мы оба знаем, что все это неправда. Он уже дважды заикался об этом, говорил, что пригласи я его, и он бы согласился, пусть смотря на ситуацию иначе. При этом Гаррет осознает, что не прав, просто пытается воздействовать на меня, убедить в неправильности моих взглядом на жизнь. Мне нужен иной результат. Я страдаю не от одиночества, я краду людей не для компании просто потому что не могу завязывать нормальные отношения. Я могу, читатель, я умею быть таким, чтобы нравиться людям, умею играть на публику. Я умен, недурен собой, богат – у меня есть все, чтобы найти себе хорошую женщину, которая могла бы стать мне женой и родить потомство. Если бы я захотел, я бы запросто нашел себе и мужчину, желающего прожить со мной всю жизнь в доме, похожем на этот. У меня могло бы быть много друзей из самых разных слоев общества, ведь я разбираюсь в политике, в экономике, грамотно распоряжаюсь своим бизнесом и финансами. Я знаю правила этикета в высшем обществе, умею играть в футбол, гольф, крокет. Быть угодным обществом не так сложно, как некоторым кажется, а я хороший актер и обладаю всеми необходимыми для этого знаниями и навыками. Дело в том, что все это мне неинтересно. Смысл моих действий в том, что я воспитываю угодных мне людей и собеседников. Не подстраиваюсь под них и не ищу компромиссов, а перевоспитываю для лучшей жизни и правильного понимания ее составляющих. И к этому нельзя прийти через обыкновенное общение, к сожалению. Я уже говорил, что мои идеалы не подходят обществу, и мой стиль жизни не годится как модель для подражания, потому что люди глупы и не смогут пройти этот путь правильно, даже мне это не удается. Но я не отказываюсь от этого, я работаю исключительно на себя и мне, в принципе, плевать на человечество.
- Тогда что ты хочешь от меня услышать? – спрашивает Гаррет и я улыбаюсь ему в ответ.
- Я буду благодарен тебе за правду, но сначала хорошо подумай над тем, что скажешь, Гаррет, - отвечаю я ему спокойно и позволяю себе коснуться своими пальцами его, сплетаясь. – Ты ведь и сам понимаешь, насколько бессмысленны твои попытки достучаться до меня. Ты понимаешь, насколько глупы твои утверждения, так что ни к чему они не приведут. Я поступил так, как поступил и я ничуть не сожалею об этом – напротив, я рад тому, что ты здесь. Я рад, что ты именно здесь, а не в подвале. Я не пожалею об этом, потому не трать слова. Прими это и у нас все будет складываться еще лучше.
Приятно иногда выбраться из подвала и подышать свежим воздухом, съесть вкусные горячие тосты и выпить кофе, который не найдешь даже в самом новом кофе-автомате. И лишь одно во всей этой надуманной идиллии тревожило меня - всего-навсего факт, что я был здесь пленником, а не находился по собственному желанию. Я все еще был жертвой, был похищен, меня разыскивали. Не могли не искать. Но я сидел спокойно, словно так и нужно, пока Эйдан занимался привычными утренними делами. Разговор у нас не клеился, но я был спокоен - прогулка снаружи не разбередила мои раны, а, напротив, дала мозгам кислорода, а душе - выдержки. Все еще будет, главное дождаться и не рубить сгоряча. До этого момента я жил, руководясь инстинктами, хотя изо всех сил старался призвать на помощь разум. Его так просто лишиться, когда находишься в стрессовой ситуации. Мне кажется, находясь рядом с Эйданом, я тоже стал чуточку сумасшедшим. Ведь ни один нормальный человек не сидел бы смирно, рассматривая легкую пенку в чашке с кофе, не позволял своему похитителю касаться пальцев, о нет, нормальный человек разбил бы первую попавшуюся посуду и угрожал Эйдану осколком. Так и вижу со стороны эту до боли абсурдную сцену.. Интересно, устраивались ли ему уже подобные?
- Что ж.. - начал я, медленно подбирая слова. Лучше было не злить его и не возвращаться на круги своя, заводя прежнюю пластинку, которая была для Эйдана белым шумом. - Мне не нравится проводить время в подвале, но здесь весьма симпатично. И снаружи красиво, мне это нравится. Еще мне нравится то, как ты ведешь себя со мной. Спать вместе оказалось совсем не опасно, как я предполагал до этого. И сейчас мне очень сильно не хочется возвращаться в подвал, так что я предпочту есть медленно и болтать, вместо того, чтобы топать вниз по лестнице - там слишком сыро и темно. Здесь лучше.
Вот тебе и правда, Эйдан, ни слова лжи, как ты и хотел. Видишь - я умею думать и доверять, умею подбирать слова и избегать лести. Я совсем не льстив. Своих учеников в консерватории я муштрую, как в армии, не прельщаю бочки дегтя ложечками меда, все равно слаще не станет. Я вижу то, что ты хочешь мне показать и, благо, я умею анализировать. Линию твоего поведения легко проследить, в твоем плане нет ничего замысловатого, я ведь не дурак. Мое первое непонимание родилось из страха, теперь же, когда страх исчез, ко мне вернулась трезвость мышления. Ты готов идти на уступки - я буду эти уступки собирать, как коллекционер.
- А что тебя пугало в мысли ночевки со мной в одной постели? - спрашивает меня Эйдан, врубив свое очарование на всю мощность, мне остается только усмехнуться.
- Много ты знаешь людей, которые с радостью лягут в постель со своими похитителями? - улыбаюсь ему вдруг и прячу улыбку за глотком кофе.
- У нас ведь нестандартная ситуация и мы с тобой личности нестандартные, почему бы нам и не спать вместе? - продолжает наше общение вопросами Эйдан, рассматривая меня и тем самым вынуждая рассматривать его в ответ. Я отставляю чашку и чуть облизываюсь, поглядывая на него.
- Я никогда не спал с мужчинами, с чего бы мне начинать делать это в тридцать с лишним лет, пусть даже такому нестандартному? - на мое лицо так и ползет улыбка, сдержать которую я пытаюсь одними лишь мыслями о темном подвале под нами.
- Никогда не поздно пробовать что-то новое, разве нет? По-моему, спать на моем плече тебе понравилось. - отвечает Эйдан спокойно.
- Я просто люблю человеческое тепло. - говорю ему и допиваю кофе.
- Я теплый. - отвечает он, вложив в простые два слова столько нежности, что у меня внутри что-то скрутилось в жаркий узел. Это ненормально, Гаррет - говорю я себе. Но ведь приятно.. - говорит мне мой маленький внутренний Гаррет. Это он всегда подталкивал меня на измены. Потому что любит быть любим.
- Я заметил. - говорю ему тише, не зная, куда деть глаза.
Я так соскучился по людям, по настоящему общению, что готов так просто принимать флирт от мужчины. И меня это почему-то не сильно напрягает, наверное, потому что изначально я воспринимаю Эйдана в несколько иной роли. Для меня он не соперник и не точно такой же мужчина, мы не равны и мы не относимся к одному и тому же типу. Он - как совершенно иной пол, другая раса, новая форма жизни, которой я даю всего пару определений, но перед которым мой разум не выстраивает моральные барьеры. Их просто нет, другое дело - привычка. Передо мной совершенно мужские руки, более темный выбритый подбородок, в нем нет ничего, что привлекало меня в моей, так сказать, прошлой жизни. Но я не испытываю по отношению к нему отторжения.
Мы молча продолжили есть, слегка обмениваясь улыбками, но думая уже каждый о своем. То, что происходит в голове Эйдана - не так просто поддается разгадке и описанию, а я молча думал о том, что нужно есть медленней. Понимал, что рано или поздно придет тот час, когда Эйдан улыбнется мне еще более очаровательно, чем прежде, и пригласит пройти в подвал. О нет, я не хочу туда. Как оказалось, я очень быстро привыкаю к хорошему. Так быстро, что мне хватило нескольких часов, чтобы совершенно отвыкнуть от жизни внизу. Там меня ожидает тонкий матрац, потрепанная, грязная книга и плеер, песни из которого мне известны наизусть. Я все поглядывал на Эйдана, пытаясь догадаться, что предпримет он: отошлет меня вниз или у него есть действенный способ держать меня сверху, оставаясь при этом спокойным?
Зазвонивший телефон заставил меня дернуться и напрячься. Я наблюдал за Эйданом, за тем, как он достает аппарат, как смотрит на экран, как отвечает. Вторая чашка кофе была практически полной, тогда как время в моих песочных часах пребывания здесь подходило к концу - я прямо кожей ощущал это.
- Мне нужно уехать по работе. - закончив разговор, сообщил Эйдан. А я продолжал медленно дожевывать тост, глядя на него, как баран на новые ворота.
- Ммм.. И что теперь?
- Тебе придется подождать меня в подвале. - как можно более мягче объяснил мне он. А я покачал головой и тупо сообщил:
- Я не хочу в подвал.
- Гаррет. - произнес он мое имя так, словно я нашкодивший щенок. Мне это не понравилось.
Прищурившись, я смотрел на него, ожидая решительных действий. Схватит он меня за локоть, чтобы затащить в подвал, или применит то, что применил в первый раз, поймав меня на улице города?
- Идем, я дам тебе книгу и плеер. - со всей мужской серьезностью уговаривал меня Эйдан, протягивая руку, как незнакомец, обещающий леденец взамен на сексуальные услуги.
Поймал себя на том, что слегка отодвинулся подальше на край стула, в любой момент готовый соскочить и приняться убегать. Понимал, что далеко не убегу, но это лучше, чем по своей воле идти вниз.
- Мне не нужны книги и плееры, Эйдан. - спокойно ответив ему, я вдруг вздергиваю подбородок и глубоко вдыхаю. Волна ярости затапливает меня с ног до головы. - Тебе так просто сказать мне "Пора в подвал, Гаррет", тогда как ты вернешься и будешь отдыхать здесь, наверху, а мне придется торчать там, на гребанном матраце, в сырости и грязи. Видишь, в чем разница между нами? Видишь, почему я не могу тебе льстить? Вот тебе и честность. - выплевываю последнее и, сойдя со стула, сам иду в подвал, игнорируя его руки и его жесты. Во мне сейчас слишком много ненависти к Эйдану, чтобы переносить его общество спокойно. Пусть катится на все четыре гребаные стороны.
Это был хороший день. Привыкший к одинокому существованию, я уже и забыл, как бывает приятно проводить с кем-то время. За разговорами и легкими касаниями, с ноткой доброжелательности и флирта. И мне бы, конечно, не хотелось обрывать этот день вот так, но что поделать? У меня есть правила, есть план и есть дела, которые необходимо решить сейчас же. Я понимаю обиду Гаррета, принимаю его злость и ярость – знаю, что ему не хочется возвращаться в холодный подвал после приятного дня. Неприятно менять теплую кровать на грязный матрас, теплое светлое помещение на затхлый подвал, где голодно, холодно, страшно и ужасно одиноко. Я знаю это, но не могу поступить иначе. Оставив его в доме, пусть даже закрытого, под сигнализацией и присмотром камер наблюдения, я рискую породить в его голове мысли о побеге. Сейчас это непозволительно, мы только шагнули по направлению к нашей счастливой жизни – ошибкой было бы ослабить хватку и подарить ему больше свободы, чем полагается. Он все еще слаб и подвержен неправильным искушениям. Пойдя у него на поводу, я лишь поощрю его желание сотворить что-то вредное для нас обоих.
Мой дом хорошо подготовлен для гостей. Все откровенно опасные предметы под замком, все помещения запираются на ключи, до моих личных вещей ему не добраться, средствами связи – не воспользоваться. Но пространства эти слишком огромны для него, впав в панику и начав думать о происходящем, он, конечно же, вернется мыслями к неправильности происходящего и что он сделает тогда? Пораниться можно даже неопасными предметами, разгромить комнаты в порыве ярости – это вполне ему подвластно. Конечно, когда я рядом, ему будет спокойнее, а если вдруг его занесет на повороте, то я смогу предотвратить потери, но оставлять его одного, пусть даже в пределах одной комнаты, пока еще рано. Ни видеонаблюдение, ни сигнализации, ни датчики движения на улице не помогут мне воздействовать на него быстро. Поэтому вариант у меня всего один – вернуть Гаррета в подвал, закрыть его там до собственного возвращения, пусть мне и неприятно делать это.
Разве думаешь ты, мой дорогой мальчик, что мне приятно поступать так? Нет. Мне не нравится знать, что ты мерзнешь один, кипишь злобой, накапливаешь обиды на меня. Мне нелегко быть тем, кто я есть – не забывай, что я тоже всего лишь человек, я подвержен искушениям, я покупаюсь на хорошее. И все то хорошее, произошедшее между нами – это огромный соблазн для меня. Соблазн поверить, что ты поддался мне и больше думать не думаешь о побеге, искушение продолжать жить вот так, наверху, вместе, бок о бок. Для меня важно жить с тобой в мире и согласии. Я очень этого хочу. Хочу оставить тебя в доме, хочу подарить тебе новые вещи, купить синтезатор или, может быть, настоящий рояль. Хочу вечерами греть тебя у камина, рассказывать интересные истории, гулять по лесу, держась за руки. Ведь я привез тебя сюда не для того, чтобы истязать и мучить, от твоих страданий и боли я не получаю удовольствия, с тобой я не такой чудовище, каким мог бы показаться. Но ты, конечно, мне не поверишь. Смотришь на меня и не видишь, думаешь и не замечаешь очевидного. И это понятно, в тебе еще слишком жива прежняя жизнь. Я тебя за это не виню.
Я слушаю его обвинения, молча и серьезно. Не насмехаюсь, не спорю, не указываю. Пытаться объяснить сейчас что-то бесполезно, можно только показать, на что я способен, напомнить ему о собственном авторитете в этих стенах, но незачем. Не хочу отторгать его от себя еще сильнее, не хочу еще больше унижать и расстраивать. Он итак почувствует себя несчастным и брошенным. Прямо сейчас, завалившись на матрас, Гаррет будет злиться на меня, расстроенный и обиженный. Наверняка вернется мыслями к своей мнимой свободе, вспомнит с нежностью о брошенной жене, которую мог бы носить на руках, но предпочел ненавидеть. Может быть, припомнит теплые руки своих любовниц, их томные взгляд, наглый флирт на глазах детей-учеников, завуалированный под вежливость и гостеприимство. Ему захочется вернуться к своей жизни, работе, дать обещания всем, кому только можно, измениться и быть хорошим человеком. Кто знает, вдруг Гаррет начнет молиться? Впрочем, в этом я отнюдь не уверен. Все же он расстроен, а не напуган. Мы поругались на личных разногласиях, как ругаются близкие друг другу люди, так что я хочу, чтобы он злился на меня. Хочу, чтобы ненавидел меня. Представлял, как я вернусь, и он не станет есть, не даст мне к себе прикоснуться, отвернется, оскорбленный моим поведением. Пускай хочет отомстить мне, пусть желает уйти или сделать мне по-настоящему больно. Главное, чтобы думал обо мне, а не о ком-то – это залог успеха, это еще один шаг по направлению к нашей цели. Вернувшись, я залечу его обиды, и мы вернемся к тому, на чем остановились.
Джейн уполномочена вести мои дела и представлять меня в обществе. Как правило, она дивно хорошо с этим справляется. Кто бы мог подумать, что у падшей проститутки обнаружится такая деловая хватка? Мы с ней хорошо похлопотали над ее репутацией и образом, добраться до ее истинной прошлой жизни теперь никому неподвластно. Джейн – загадка для всего человечества и ей чертовски идет эта роль. Весь секрет в ее характере, она готова была выживать любыми способами и, пав на самые низы общества, она никогда не теряла собственного достоинства. Сильная и смелая, она нашла свое призвание в бизнесе и ей я могу доверить все, зная, что она не сдаст позиций и справится с любыми сложностями. Теперь же она добилась сделки, на которую мы вдвоем охотились уже не один месяц. Ей нужно согласовать дальнейшую тактику, получить мое одобрение и подписи, чтобы провернуть это дело быстро, пока никто не передумал. В бизнесе важно действовать оперативно, поэтому мне необходимо поспешить.
Встретившись в дорогом ресторане и заняв вип-зал на двоих, мы долго разговаривали о деле. Мыслями я был с Гарретом, думал, как он там и о чем думает. Читает ли оставленную ему книгу, слушает ли музыку. Я думал над его словами о том, что он там, в подвале, когда как я наверху и в тепле могу наслаждаться жизнью. Это, впрочем, не мешало мне быть внимательным и слушать рассказ Джейн о новом контракте. Спустя час обсуждений мы подготовили все документы, она получила мое одобрение на бизнес-план и подписи, подтверждающие мое согласие. Еще час мы просто беседовали, заказав любимые блюда. А потом я сказал, что мне пора возвращаться.
Домой я вернулся вечером. Красивый закат потешил мое чувство прекрасного и пару минут я просто стоял у озера, наслаждаясь свежим воздухом и размышляя о своей дальнейшей тактике. Мне необходимо снова наладить контакт с Гарретом и у меня есть идея о том, как сделать это. Несмотря на то, что мне хочется поскорее оказаться рядом с ним, я не спешу. Зайдя в дом, переодеваюсь, принимаю душ и принимаюсь готовить ужин. Сегодня он нехитрый. Я не хочу тратить слишком много времени на готовку.
Когда я спускаюсь в подвал с подносом, Гаррет лежит лицом к стене на матрасе и на мое появление он никак не реагирует. Оставив еду на стуле, я ложусь рядом с ним и обнимаю крепко со спины. Он недоволен – ведет плечом, словно желая избавиться от нежелательного соседства, хочет отодвинуться, но я не позволяю ему. Вместо этого забираю один наушник, чтобы вставить его себе в ухо. Какое-то время мы молчим, слушая музыку. Гаррет, наверное, нервничает, потому что постоянно переключает песни, не давая мне насладиться любимыми композициями. Его злость и обида почему-то веселят меня, я чувствую нежность к этому мужчине, такому недовольному и неприступному.
- Видишь, - говорю ему, - Я пришел к тебе. Я останусь здесь, чтобы мы были равны. Поужинаем?
Козел.
Думает, он самый умный?
Как бы ни так!
Мудила стоеросовый!
Только сунься в мой подвал
Только посмей, козлина, на пороге появиться
Ух я тебя
С такими мыслями я вышагивал по ступенькам вниз, беспомощно сжимая пальцы в кулаки. Что еще я мог сделать? Мне оставалось только злиться, гневаться на него, на себя, на весь мир, за то, что на кухне не оказалось острого ножа, который я мог бы воткнуть ему между лопатками. Хуже всего, что я сидел там, и даже не думал ни о чем таком. Только теперь, снова оказавшись внизу, меня начали посещать эти мысли. Закрыв глаза, я видел перед собой блеск лезвия ножа, я чувствовал, как легко он вонзается в плоть моего похитителя, я слышал, как Эйдан хрипит, видел мерцание его темной крови, которая останется широким пятном на его рубашке. Я повернул его к себе, чтобы увидеть его глаза. Глаза человека, который думал, что у него все под контролем, но просчитался.
Увы, в реальности все было иначе. Все было по его правилам, а мне оставалось давиться моими мечтаниями и презирать себя за слабость, за то, что не сделал то, что нужно было сделать уже давно. Не гулять с ним за ручку вокруг озера, а утопить его в этом самом озере! А затем сбежать, найти дорогу и бежать по ней, пока не встречу машину или не доберусь до нормального города. Уж там-то я смогу затеряться. Я буду внимательней. Я больше не попадусь на его удочку, я буду знать, что он за мной следит! Как жаль, что я не знал об этом раньше..
Постепенно буря моей злости затихает, и я беру плеер, затыкаю уши наушниками и включаю музыку. Она отвлекает меня, как и чтение. Еще немного, и я закончу книгу в очередной раз, но я продолжаю, потому что сюжет увлекает меня, а собственные мысли становятся более блеклыми, переставая тревожить меня. Надо попросить у него еще книг, если уж он намерен держать меня в подвале и дальше. Вздыхаю, тоскливо опустив книгу на живот. Вот он твой дом, Гаррет, - говорю я себе. - Пора бы его обустроить. Ковры персидские запросить. И обогреватель, а то житья нет от этого холода. Я опускаю книгу на холодный пол, а сам укрываюсь пледом по глаза. Так теплее. Мое тело пусть и не кажется мне хорошей защитой, а тепло выделяет. Порой меня бросает в дрожь, но это хорошо - оно, мое тело, чувствует низкие температуры и пытается согреться, выработав больше энергии. Не уверен в том, как долго я смогу жить на подобном ресурсе, но пока мне ничего другого не остается, кроме как поджать ноги ближе к телу и спрятаться под пледом, не ожидая ничего хорошего. Хорошее там, наверху, а не здесь. Здесь только мрак и тишина, от которых я отбиваюсь песнями свободных исполнителей. Когда-то и я был свободен. Стану ли я таким снова? Все в моей жизни зависит от Эйдана, а он.. А я ненавижу его. Каждый раз он то хочет показаться хорошим, то в следующий момент доводит меня до отчаяния. Иногда я понимаю, чего он хочет, а иногда совершенно теряюсь, не понимая его мотивов. Хорошо бы исправить ситуацию, но нет власти в моих руках. Что мне, снова перестать есть? Обещать покончить с собой? Нет, второй раз он на это не купится. Как, собственно, не купился и первый. Мне нужно что-то новое. Что-то, не связанное с шантажом.
И постепенно я прихожу к мысли, что мне нужно. Мне нужно обидеться на него. Крепко и всерьез, чтобы Эйдан ощутил, что мне неприятны его решения, что подобным образом у нас ничего не выйдет, а он ведь хочет, чтобы вышло. Не важно что, главное, что это даст ему хороший подзатыльник и вынудит действовать иначе. Я не уверен, что так уж обижен уже на него, в конце-концов, будь я на его месте (внезапные мысли, но почему бы о них не подумать?), я бы действовал так же. Не оставил кого-то наверху, зная, что этот кто-то может сбежать. Или найти орудие убийства, чтобы не ощущать более опасности. Эйдан хочет доверия, а доверие между нами такое слабое, как присутствие тепла в этом подвале. Я понимаю его мотивы, но, как человек, я не могу их принять. И не хочу принимать.
Когда он приходит - я даже не поворачиваю голову в сторону шума. Пусть делает что хочет, пусть ведет себя как знает, а я буду вести себя вот так. И еда его мне не нужна, и тепло мягкой постели, в которой я спал прошлой ночью. Я жмурюсь, стараясь не давать волю эмоциям, я хочу вести себя с ним холодно, чтобы Эйдан в полной мере оценил свой проступок. Мудак.
Он обнимает меня, а я пытаюсь отодвинуться. Вот еще что, здесь не его территория, подвал - мое место, и я тут царь, потому Эйдану лучше бы катиться на все четыре стороны отсюда. Да, я голоден, да, мне было здесь ужасно одиноко, но я не хочу, чтобы он знал об этом. Он отбирает наушник, а я принимаюсь машинально переключать песни. Музыку послушать захотел? Как бы ни так! Мы не влюбленные школьники, чтобы слушать одну музыку на двоих, лежа в детской спальне, пока об этом не узнали родители. Более того, я не хочу так лежать с Эйданом. Развел тут объятия и романтику в подвале, меня раздражает это только сильнее. И вот уже я не притворяюсь, что злюсь и обижен, я действительно это испытываю.
- Ты же должен ужинать наверху, в своем привычном мире, а не здесь. - едко бросаю ему, продолжая переключать музыку, и мои слова тонуть в новых и новых началах песен, превращая в мешанину звуков. - Давай, возвращайся туда, откуда пришел.
Я гоню его, как гонят дворнягу.
- Нет. - отвечает мне он, прижимаясь ближе ко мне, тычась носом куда-то в затылок. Я чувствую, как напрягаюсь до предела, когда он оказывается так близко. Все мои нервы натягиваются и вибрируют, а я ничего не могу поделать. Злюсь. Я просто злюсь. Мне хочется вырвать наушники и бросить плеер о стену, чтобы избавиться от этого нежного воркования Эйдана, от которого мне так неспокойно, мне хочется разозлить его, все равно терять мне нечего. Но я не делаю ничего, а он вдруг отвлекает меня от мыслей своим игривым возмущением, словно мы на пикнике:
- Ну эй, что за манера переключать посередине?
Но нет никакого пикника. Ни солнца, ни бабочек, ни сэндвичей. И я хмыкаю и продолжаю переключать музыку, надеясь хоть этим вывести его из равновесия. Все, на что я сейчас способен - это маленькие подлости. Что ж, Эйдан, ты сам меня выкрал. Терпи теперь.
- А ну отдай, ты лишаешься права переключать песни. - вдруг говорит он и начинает наваливаться на меня, пытаясь забрать плеер. К своему удивлению, я реагирую мгновенно.
- Нет! - отвечаю ему, пряча аппарат и перекатываясь на живот, чтобы защитить его от посягательств и оставить себе. Но Эйдан легко не сдается, он шарит подо мной рукой, пытается добраться до плеера, пыхтит на ухо, указывая мне:
- Отдавай, быстро!
- Нет! - снова выдаю ему в ответ, отпихивая от себя его руку. Это бой не на жизнь, а на плеер - и я хочу выйти победителем.
- Гаррет, - говорит он почти серьезно, но сейчас этот тон не действует на меня. - Отдай.
А мистер Эйдан мечтатель, однако.
- Не дождешься. - насмешливо отвечаю ему и ловко засовываю плеер себе в штаны. Не полезет же он туда его доставать. Или полезет?..
Правильно, злись на меня. Ругай меня. Негодуй. Можешь вцепиться пальцами в мою руку, можешь оцарапать ногтями. Хочешь – укуси, я не буду против следов от твоих зубов на моей шее. Закричи на меня, и я не скажу тебе слова поперек, я соглашусь со всеми твоими обвинениями. Да, я согрел тебя и снова вернул в холод. Показал красоту, чтобы снова запереть в пустоте. Подарил дневной свет, а потом вынудил смотреть на желтую лампочку. Да, я сделал это с тобой. Я поступил подло. Я заслужил.
Главное, злись только на меня, Гаррет. Ругай только меня. Негодуй из-за меня. Вцепись пальцами в мою руку, обиженный, оскорбленный в лучших чувствах, обманутый мной. Укуси от отсутствия безразличия, терзай мою кожу, потому что хотел быть со мной и дальше, а я – не позволил. Ударь, если хочешь. Пихни в грудь, но только оттого, что почувствовал себя брошенным, потому что скучал по мне и моим прикосновениями, по звукам моего спокойного голоса, по моей уверенности в себе и властности. Нет ничего постыдного в слабости, Гаррет.
Я знаю, что тебя восхищает моя сила.
Я люблю твою уязвимость.
Думай обо мне.
Не будь безразличным и я все спущу тебе с рук.
Мне по душе его упрямство, знаете. Мне нравится, что он не теряет достоинство. Гости, которые подчинялись мне сразу, распускали сопли и сникали, погружаясь в депрессию, всегда быстро теряли мой интерес. К чему мне безвольные куклы? Гаррет же совсем другой. Может быть, ему так не кажется, но он держится очень хорошо. Более того, он полностью удовлетворяет меня. Когда нужно – поддается ласке, когда я делаю шаг вперед, он не отступает назад, но когда происходит что-то возмутительное (а его рамки возмутительного уже сузились), он сражается за свои права. Удивительно, да? Казалось бы, жертва обстоятельств, несчастный человек в заточении, который, вполне возможно, висит на одном волоске между жизнью и смертью, а чувствует себя королем. Он властитель этого подвала, посмотрите! Его имущество – плеер и книжка, Гаррет ими распоряжается так, как ему того хочется! То страницы книги в карман запрячет, то плеер засунет в штаны. Меня это восхищает, потому что это черта настоящего мужчины – умение владеть ситуацией настолько, насколько это возможно. И пусть владею ситуацией по-настоящему я, и подвал принадлежит мне, и книжка с плеером тоже куплены на мои деньги, мне действительно нравится его желание владеть хоть чем-то. Буду любоваться своим властителем, зная, что когда-нибудь он будет владеть мной. Тогда он никому не захочет меня отдать, никуда не отпустит, говоря свое твердое «нет» так же как делает это сейчас, споря со мной. И пусть даже владеть ситуацией все равно буду я, но и тогда я создам нужную иллюзию свободы. Мне ни к чему безвольные куклы, я хочу этого мужчину таким.
- Ты думаешь, я не полезу туда? – с усмешкой спрашиваю я, наваливаясь на Гаррета сверху и пробираясь ладонью вниз по животу.
- Не полезешь, - отвечает он мне, упорствуя, но я вижу азарт в его взгляде и слышу…
Играть со мной вздумал, наглый властитель?
Цепляю пальцами резинку его штанов и заодно белья, еще одно движение и я достигну цели. Не той, к которой двигался изначально, но тоже неплохой. Мы играем, Гаррет. Этого в моих планах не было, но почему бы мне не поупорствовать и не подразнить тебя в ответ?
- Эйдан… - предостерегающее и серьезное обращение, смягченное, впрочем, безмолвной просьбой.
- Что? – спрашиваю тихо.
- Не надо… - мы встречаемся взглядами.
Я ждал этого, так что с готовностью убираю руку. А потом целую его в губы, медленно и ласково – я даю ему возможность отстраниться и передумать, но не могу противостоять возникшему обоюдному желанию. Гаррет изучает меня, мои губы и, позже, язык. Сжимает плечи пальцами, когда как я прижимаюсь к нему ближе, все сильнее сокращая расстояние между нами. Я не пугаю его своим напором, но смелею, чувствуя его отдачу, его волнение, его желание, которое эхом откликается в моем теле. Оно нарастает, и я все же разрываю контакт, чтобы заглянуть в потемневшие глаза. Я хочу полюбоваться им, влажными губами и частым дыханием, тем, как он облизывается, словно не желая расставаться с моим вкусом. Он чертовски красив подо мной.
Я прижимаюсь к его губам снова, действую все так же легко и неторопливо, прижимаясь еще ближе. Я чувствую его возбуждение, он наверняка ощущает мое. И это естественно, ему это тоже наверняка кажется позволительным, ведь тела не могут врать – их, по сути, ведут инстинкты, люди привыкли им доверять, хотя они очень часто подводят.
Мы оба молчим, Гаретт, должно быть, смущенно, а я даю ему время насладиться волнением. Я уверен, что его взволновала моя близость, подобное к нему внимание, столь смелый, дерзкий жест, и я упиваюсь этой уверенностью. Он хотел меня поцеловать, я хотел поцеловать его и это наверняка шокирует его, но инстинктам ведь стоит доверять? Мне хочется, чтобы он волновался рядом со мной. Он уже боялся меня, злился на меня, обижался, потом он наслаждался моим обществом и, не задумываясь, флиртовал со мной на кухне. Он спал со мной в одной постели, прижимался крепко. Он позволил выбрить свой подбородок, скользнуть острым лезвием по шее, доверившись. Теперь самое время хотеть меня. Мысленно представлять, как бы это было – может быть, одергивая себя, но, тем не менее, возвращаясь к этим мыслям вновь. Я подвожу его к новому этапу наших отношений и жду правильной реакции на это.
Жду не осмысленного жеста, а инстинкта.
В этом тебе меня не обмануть, Гаррет.
Я касаюсь носом носа в ласке, срываю короткий поцелуй прежде, чем прижаться губами к подбородку, к ямке за ушком, к нежной шее. Ласкаюсь как любовник, словно имею на это всякое право, но все же я изучаю его и не тороплюсь. Не тороплю его. Я даю ему время ощутить меня, привыкнуть к новому положению дел, я заманиваю его сделать еще один шаг ко мне навстречу. И вместе с тем я наслаждаюсь моментом – мне не холодно, не грязно, не сыро и не темно. Мне хорошо здесь, с ним, лежать на лежанке, запутавшись руками в наушниках и ногами в пледе. Это чувство ново для меня и если бы не мой самоконтроль, то я бы уже наделал глупостей.
Чтобы лишить себя риска оступиться под действием эмоций, я утыкаюсь в шею своего возлюбленного носом. Выдыхаю горячо и долго, не скрывая своего возбуждения. Успокаиваюсь, чувствуя его запах – от него пахнет мной и немного пылью. Это ничего, уже утром я отправлю его в душ.
Ведь все начиналось со злости. Продолжилось игрой, забавной возней двух старых друзей, которые не против вспомнить детство, гибкость юношеского тела и умения ловких рук. А закончилось.. Ничем пока не закончилось, но я поспешно капитулирую, боясь наткнуться на перекрестный огонь. Знаете, вдруг я не хочу умирать. Но и не уверен в том, что я хочу знать о том, что будет после. Странно это - несколько дней назад мне хотелось убить его, да что там дней - минут или часов, в недавнем прошлом мне хотелось убить его самым подлым образом, подкравшись со спины. Но теперь я смотрю на него, охваченный оцепенением и ледяной паникой, что окатывает меня неподвижностью, как из ведра. Я медленно пытаюсь отвернуться от него, а затем улизнуть из рук, но у Эйдана глаза змеи, он гипнотизирует меня, а затем целует. Даже не вызывая внутри тошноту и отторжение. Он просто целует, а я медлю, чувствуя его вкус и напор, я медлю, не делая ничего, даже не прислушиваясь к себе. Мое тело должно оттолкнуть его, руки - вцепиться в плечи и сбросить с себя, я должен утратить контроль и ударить его по лицу за подобную омерзительную вольность. Но ничего нет. Мое тело помалкивает, мой гнев улетучился, словно высосанный вытяжкой из подвала. Тут самое время задумываться о нормальности моего разума, но мое тело таки начинает реагировать и к моему собственному удивлению целует Эйдана в ответ. А это уже.. Это уже прошибает меня легким током, возвращающим меня в те времена, когда я был свободен, когда любил жену, развлекался с любовницами, не знал границ и купался в любви. На самом деле, практически нет никакой разницы в том, кого целовать - мужчину или женщину. Мужчины разве что колются щетиной, но я и сам грешен, так что какие уж тут обиды?
Эйдан нависает надо мной, а я цепляюсь пальцами за его плечи, убеждающий себя оттолкнуть его прочь. Он совершенно наглый, но сейчас я размышляю об этом скорее со смешком, чем со страхом. Было время, когда я его боялся, но теперь я стал совершенно отчаянным, и мне не так уж и дико целовать человека, целовать мужчину, который вырвал меня из привычной жизни и держит в подвале как зверюшку. Нет, я не зверюшка, мне кажется, что вот, именно сейчас я и управляю ситуацией. Я могу отвечать Эйдану, а могу запротестовать, заставив его сделать выводы и сменить поведение. О, я могу быть капризным и недовольным, корректируя его поведение как только могу. Но я не делаю этого. Я прихожу к таким мыслям гораздо позднее, оставшись один на один с собой, а пока я просто по-тихому дурею, наслаждаясь лаской и поцелуями, которые так любил в своей "прошлой" жизни. Эйдан действует умело и уверенно, не вызывая во мне возмущение, но вызывая легкую дрожь от столь внезапной близости. Конечно, я предполагал, что так произойдет. Что настанет момент, когда я окажусь с ним лицом к лицу, губами в губы. Звучит романтично, но на деле нас окружает грязный подвал, в котором от холода спасают разве что эти вот самые руки, которыми он затаскивал меня сюда в первый раз. Этими же руками он забирал мою грязную одежду, а затем брил. Я должен бояться их как огня, но я позволяю ему себя обнимать. И греть. И нависать сверху, по-мужски вжимая меня в матрац. Во мне нет предубеждений, я никогда не задумывался над моралью и излюбленными темами для споров неприличного общества. Я ведь тоже не святой, в прошлом сначала трахая любовницу, а затем зажимая дома жену. До нимба мне, как до выхода из этого подвала.
Оторвавшись от губ, он принимается ласкать меня, а я медленно подставляю ему шею. Не боясь его зубов, я закрываю глаза и тихо выдыхаю, чувствуя, как теплеет все мое тело, отзываясь на подобные жесты и прикосновения. Он распаляет меня, действуя предусмотрительно и запланированно, а я поддаюсь, строго следуя его задумкам. У меня нет желания ломать его верования. В конце-концов, мне и самому это приятно. Так лучше, чем скрючившись, ютиться под пледом, грея в сердце обиду, что змеей обернулась на коронарной артерии. Так значительно теплее. И вот я уже готов под ним и поужинать, и позволить остаться здесь. Даже готов достать из штанов плеер и разрешить слушать со мной музыку. Готов поддаваться и дальше, как подставляю ему шею, так готов дать ему то, что у меня есть - разделить с ним ужин, книгу, наушники. Он не собирается отрываться от меня, а я начинаю ощущать некоторую неловкость. Ну где это видано, чтобы мужчина целовал мужчину.. Я думаю об этом только для того, чтобы не думать о том, что мне это ужасно приятно и я предпочел бы, чтобы так длилось еще долгое время.
- Поцелуи в шею означают желание.. - все же начинаю я, хриплым голосом раздирая тишину. Мои руки лежат на его плечах, а он обнимает меня, не отодвигаясь на приличное расстояние. Словно не знает, что такое зона личного комфорта. Хотя откуда ему знать..
А он улыбается и снова целует мою шею, уже начинающую краснеть от его мягких, но жадных посягательств. Прижимается губами, задерживаясь на какое-то время, и тем самым вынуждая меня горячо вздыхать, закрыв глаза и обратившись в чувство. Мне жарко. Мне ужасно жарко.
- Можешь поцеловать мою в знак солидарности, - шепчет он, оторвавшись от шеи, но не оторвавшись от меня.
- Потом.. - отвечаю, рассматривая его и не глядя доставая плеер из штанов. Дурацкая игрушка, давшая Эйдану знак свыше быть уверенней и действовать, как он и запланировал.
Я не уверен, когда произойдет это потом, но почему-то мне кажется, что оно произойдет обязательно. Я чувствую к нему что-то новое, и это новое бередит мою душу, которая вдруг лишилась не то, что покоя, она лишилась прежней агрессии, которая питала меня и подталкивала на подвиги и сопротивления.
Мы поднялись, и я достал наушники, разбросанные шнурами по полу сбоку от лежака. Отложил в сторону и глянул на Эйдана, которому нравилось в этом подвале гораздо больше, чем мне.
- Так что там насчет ужина? - спросил я, кивая на поднос, который он оставил на стуле. Не просто же так сюда пришел, музыку послушать и поцеловаться. Я усмехаюсь, думая о таком царственном развлечении, а затем принимаю тарелку из его рук. Упершись спиной в стену, я медленно начинаю есть внезапно совершенно незамысловатое блюдо, которое Эйдан явно готовил на скорую руку. О, неужто оттого, что так торопился сюда? Он садится рядом и поглядывает на меня, тоже принимаясь на ужин. Легко меняет уют дома на мою компанию в подвале. Психопат он и в Африке психопат. Но я ем, поглядывая в ответ с легкой улыбкой. Это вкусно, а еще приятно. Все же внезапно я не ощущаю себя одиноко и брошено, меня вполне устраивает, даже радует подобная компания. Наверное, мне попался хороший маньяк, а это в наши дни большая редкость.
Поцелуи в шею определенно означают желание. Да, я желаю его всем своим существом. И разговор сейчас не о пошлом инстинкте – он срабатывает независимо от человека и его оппонента, тело запросто можно обмануть, включив даже пресловутое порно, переспать тоже можно с кем угодно. Секс всегда интересовал меня меньше, чем духовная близость – не находя ее, я часто убивал тех, с кем спал, потому что чувствовать власть над их жизнью и смертью мне нравилось гораздо больше. Это заводило меня крепче, чем обнаженное тело, это приносило мне более сильное удовольствие, чем оргазм. Наверное, именно поэтому я стремлюсь воспитать себе партнера, правильного и умелого, чтобы в моей жизни настал долгожданный баланс. Я хочу избавиться от гнетущего меня одиночества, хочу спать с кем-то в одной постели, чувствовать ладонями жар чужого тела. Любовь созидательная сила и я хочу созидать – убийства не являются моей первостепенной целью, поэтому я подыгрываю Гаррету, создаю для него комфортные условия, беспокоюсь о нем. Я впервые так близок к успеху и это волнует меня безумно сильно, настолько, что я готов ждать и стараться еще. Торопиться и пугать своим напором нельзя, зато можно окружить заботой, стать важным для Гаррета человеком, заставить его ощутить желание, нежность, поддержку, а потом – ревность. Мозг его будет сражаться с истинными желаниями, он еще не раз задумается над правильностью происходящего, потому что изломать и перестроить разум гораздо сложнее, чем тело, но я готов нажимать на нужные кнопки, готов играть с ним, выбивать из строя и возвращать его к уверенности в происходящем. Должно быть, я уже влюблен, раз готов пожертвовать своим комфортом и показать, что мы равны. И если Гаррету необходимо провести эту ночь в подвале (потому что это мой указ, и он все еще не в праве меня ослушаться), то я проведу ее с ним (потому что мне, как бы ему не показалось, не все равно). Ровно, как и он, я замерзну спать на полу, я запачкаюсь грязью, пропахну затхлостью, но буду держать его в своих крепких объятиях, отдам ему свое тепло, защиту, внимание. Утром он будет доволен этим, прошлые обиды отступят и позволят ему быть снисходительнее к моим нуждам, а я поведу его в душ, выдам чистую одежду (разумеется, свою, чтобы он всегда ощущал мой запах и мое присутствие) и накормлю вкусным завтраком.
Мы неторопливо и вместе едим, переглядываясь лукаво, ласково, словно мы школьники, у которых есть свой секрет. Общаемся молча, касаясь только плечами, но мне, если честно, сейчас достаточно и этого. Хотя мое тело не хочет успокаиваться, мне предсказуемо хочется большего – теперь, когда я смотрю на его губы, я вспоминаю их вкус и хочу целовать его еще. Долго, крепко, оставляя легкие укусы. Я бы хотел пройтись влажными губами по его подбородку, нежной шее, груди, обласкивая каждый сантиметр его тела, и я сделаю это, но не сейчас. Сейчас мы просто поужинаем и ляжем вместе спать, чтобы утром начался новый хороший для нас обоих день. Теперь Гаррет точно знает, как плохо здесь бывает, но в противовес он познал и то хорошее, что я могу ему дать – всего лишь толику, но и этого достаточно для контраста. Уверен, он не захочет протестовать так же яро, как делал это. Наверняка он уже понял, на каком он здесь положении и чего я от него хочу, переоценил свою важность для меня и это хорошо. Лучше так, чем бы он думал, что я планирую истязать его и убить, когда мне наскучат эти игры. Хотя я все еще способен на жестокость, я все еще чудовище, способное сделать ему по-настоящему больно, физически и душевно, но мне хочется надеяться, что он не вынудит меня так поступать. Я хочу любить его и быть им любим. Пожалуй, эта неудача разобьет меня сильнее, чем предыдущие. Когда-то я старался не привязываться к людям, чтобы не становиться слабым, но теперь, когда моя цель любовь, это неминуемо происходит и мне остается только смириться. Догадываешься ли ты Гаррет, какой властью обладаешь надо мной?
Когда пустые тарелки возвращаются на поднос, я выношу его за дверь и оставляю на стоящей там тумбочке, туда же я ставлю стул. Гаррет, должно быть, успел решить, что я ухожу и вот сейчас пожелаю ему спокойной ночи, но нет, я снова запираю дверь и возвращаюсь к нему на лежанку. Устраиваюсь привольно, рассматривая его ласково и лукаво. Не ожидал?
- Сегодня был длинный день, - говорю я так, словно мы всегда засыпаем вместе. – Давай спать, Гаррет.
- Вообще здесь я сплю, - замечает он в ответ, смотря на меня подозрительно.
- Тебе не нравится моя компания? – удивленно поднимаю брови я, а потом протягиваю к нему руки и укладываю его себе на плечо.
- С чего такие перемены? – спрашивает он, но не так уж недовольно – расправляет плед, укрывая нас по-хозяйски.
- Спи, - шепчу я, оставляя поцелуй на его переносице.
Я медленно глажу его ладонью по плечу, растираю спину, согреваю своими крепкими объятиями. В моей голове роится слишком много мыслей, чтобы быстро уснуть, зато Гаррет затихает совсем скоро. Он глубоко дышит во сне и выглядит совсем беззаботно.
Наутро я первым открываю глаза и чувствую, что у меня затекло плечо – терплю, потому что не хочу разбудить Гаррета. Рассматриваю его с нежностью, касаюсь пальцами щеки и шеи, ненавязчиво ласкаю. Знает ли он, что он невыразимо красив? Наверное, догадывается о собственной привлекательности. Он ведь довольно уверенно чувствует себя в своем теле. Человек, не осознающий собственных достоинств, не смог бы так запросто проводить время с другими женщинами, когда как дома его ждет верная (на самом деле, не очень) жена. Но Гаррет никогда не видел и не увидит себя моими глазами, а в моих глазах он намного красивее, чем кажется остальным. Потому что я вижу не только внешнюю красоту, не только поверхностные повадки, нет, я смотрю глубже и этому хочу научить Гаррета. Он тоже должен видеть не только мое красивое лицо, не только то, чем я занимаюсь – ему необходимо заглянуть внутрь меня, чтобы увидеть, как на деле я не такой уж плохой, каким кажусь на первый взгляд.
Он просыпается и прячется лицом в плед. Смущенно? Улыбаюсь и прихватываю щеку пальцами:
- Ну куда?
Гаррет лишь сонно мычит, поворачивается на бок, ложась спиной ко мне и я, пользуясь случаем, вытягиваю руку и пару раз сжимаю-разжимаю пальцы. Утыкаюсь носом в его затылок, целую его коротко и прижимаю к себе поближе. Мне нравится просыпаться с ним, не важно, в постели или в подвале. Конечно, в комфорте есть свои прелести, но они не являются основной составляющей жизни, а вот человеческие отношения – являются.
- Я приготовлю на завтрак блинчики, - говорю я Гаррету прежде, чем подняться и отправиться к двери.
Он все еще дремлет и нежится, словно под ним чистая перина и хорошо взбитая подушка. Я любуюсь им у двери всего пару мгновений, после чего спешу подняться наверх. Конечно, я планирую вывести Гаррета из подвала сегодня, но сначала мне нужно все проверить. Я помешан на контроле и мне не с руки потерять бдительность. Так что сначала я умываюсь, привожу себя в порядок, потом проверяю свой компьютер – там отчет от Джейн, по привычке я проверяю камеры видеонаблюдения, хотя уверен, что сейчас Гаррет не станет чудить. Разобравшись с рабочими делами, я приступаю к готовке быстрого завтрака и вскоре спускаюсь обратно в подвал с двумя порциями блинчиков, размороженными ягодами и крепким, черным чаем. Устроим поднос на стуле, я сажусь рядом с Гарретом.
- Приятного аппетита.
Вы здесь » we find shelter » Эйдан и Гаррет » I can be your whore