Он никогда не умел рисовать. Вернее, никогда не пробовал. И когда Дженаро предложил подобное развлечение, Иен всерьез подумал о том, что после его художеств, новый знакомый больше никогда не захочет его видеть. Вероятнее всего. Карикатуры? Что Иен знал о карикатурах? Ровным счетом, ничего, кроме того, что они забавные. Как их рисовать так, чтобы весело, но не уродливо? Как-то все глупо получалось. И зачем он только согласился? Лучше бы они смешные стихи друг про друга писали или глупые песни пели в караоке, выбирая наугад, тыкнув пальцем в каталог, закрывая глаза друг другу. Уж в такой ситуации Иен бы не оплошал, а то рисование, рисование... Карикатуры.
Подняв глаза на Джена, Брайден задумчиво улыбнулся. Красивый. Этого парня привел кто-то из его друзей или, может быть, из друзей друзей. На таких вечеринках всегда собиралось слишком много народу, что так раздражало Иена. Свои дни рождения он предпочитал проводить в одиночестве, выпивая, закуривая и думая о том, что все неминуемо идет к концу жизни, а еще так много не спето песен, еще так много не сделано... Однако личностью он был медийной, популярной и в его день все предсказуемо требовали шоу. В этом году он сдался, планируя закатить большую вечеринку, напоить и накормить гостей, а пока они будут слишком увлечены друг другом, свалить и провернуть все по привычному сценарию. Почти так и вышло, после шумных поздравлений в самом начале, Брайден уже собирался подняться наверх с бутылкой хорошего виски, как на глаза ему попался Дженаро. Незнакомый парень, чертовски привлекательный незнакомый парень. Решение опередило любые мысли и вот уже спустя несколько часов они сидели друг напротив друга в мягких креслах-мешках, у него красный, у Иена желтый, и рисовали друг на друга карикатуры. Таков был уговор. Карикатуры. И в отличие от Джена, что с интересом рисовал, уйдя в процесс, Иен еще даже не начал, думая-гадая, что сподвигло его на согласие. Наверное, необычность предложения?
Постучав карандашом по губам, Иен удобнее устроился, закинув ногу на ногу и таки оставил на белом листе тонкую темную линию, что должна была послужить началом лица. Смотря на Джена, он осторожно водил карандашом по листу, хотя линии все равно получались нечеткими, грубоватыми, слишком разными по толщине и цвету, но Иен успел увлечься и не особо обращал внимание на, казалось ему, неудачные линии. Задний ход давать все равно поздно, показать придется все равно. В другой ситуации ему, пожалуй, было бы все равно, что подумает собеседник (хотя другой подобной ситуации по определению быть с кем-то другим не могло), но в этот раз ему хотелось... Впечатлить? Удивить? Порадовать? Ни в коем случае не обидеть. Хотя кто обижается на карикатуры? Только дураки.
Задумчиво оглядев плоды своих стараний, Иен почесал затылок, взъерошив длинные волосы. То, что красовалось на его листке было вовсе не карикатурой. Назвать рисунок портретом язык не поворачивался, но рисовал Брайден всерьез, пытаясь передать точные линии челюсти и подбородка, пухлые губы странной, но привлекательной, формы, большие глаза, волосы средней длины, падающие на лоб и периодически лезущие в глаза. Не сказать, чтобы результат показался шедевром, но увидь Иен такой рисунок и он узнал бы в нем Дженаро. А узнав, что человек рисовал в своей жизни едва ли не впервые, пожалуй, зауважал бы. Но осознание того, что это было сделано с его тяжелой руки мешало воспринимать работу адекватно, вместо того, чтобы оценить достоинства и успехи, Иен видел все прорехи, темные пятна от пальцев и слишком резкие линии.
- Знаешь, что? - улыбнулся Иен, подняв глаза на Джена. - Это была плохая идея! Карикатуры, помнишь? Никаких строгих суждений!
Пригрозив карандашом, Брайден откинулся на спину и закурил, уложив лист с рисунком себе на живот, рисунком вниз, конечно же. Показывать было еще рано, дорисовывать он не хотел, решив, что только еще больше испортит, так что решил потравить себя никотином и поглядывать на Дженаро. Было в нем что-то особенное. Внешность? Аура? Энергетика? Душа? Задница? Хмыкнув себе под нос, Иен крепко затянулся и принялся пускать дым колечками, прислушиваясь к тихой музыке, доносящейся из динамиков. Питер Габриэль пел о Солсбери-Хилл и бум-бум-бум.

[NIC]Ian[/NIC]

Питер Габриэль допел свою романтичную песню и его сменил Патрик Вульф, душевно рассказывающий о домике, что стоит у рельс, в котором он стареет вместе со своей второй половиной. Иен задумчиво курил, прислушиваясь к негромкому голосу и хрусту карандаша, которым Джен водил по своему листу.
Этот парень привлекал его всем. Красив, умен, остроумен. Творческий беспорядок в его доме совсем не делал его неуютным, вкусы в музыке были совсем несхожи со вкусами Брайдена, но это не казалось неправильным и неприятным, фотографии на его холодильнике завораживали своей обычностью, теплой человечностью, привкусом реальности, очарованием простой жизни. Иен хотел его себе и в кои-то веки это желание не обособлялось рамками одной ночи. Он не хотел затащить его в постель, он хотел проводить с ним время. И чем больше он смотрел на него, тем сильнее хотел. Безопасных мест на Дженаро просто не было. Брайден рассмотрел пухлые губы странной формы, погипнотизировал скулу, изучил линию шеи и плеча. И думал, как хочется коснуться каждой части его тела губами. Огладить руками. Подчинить это красивое тело и забрать его себе целиком и полностью, лаская, доводя до исступления. Но вместе с тем хотелось разговаривать с ним, улыбаться ему в ответ и прислушиваться к смеху. Видеть этот задор в больших глазах. Внутри разливалось незнакомое и пьянящее чувство от этих мыслей, словно Иен летел на полной скорости вниз на американских горках: сердце застряло в горле, а кровь кипит от восторга. Уже это было поводом не бежать от непонятных эмоций, а остаться и испить эту чашу до дна. И даже при всем своем страхе перед какими-либо отношениями, исключая семейные и партнерские, Иен не боялся в этот момент. Он осознанно хотел рискнуть. Словно бы решив, что если оно того стоит, то стоит именно с Дженом. Это было странно, ново и до безобразия приятно.
- Вот, нужно было дорисовать еще денег и чуть-чуть пафоса? - Джен закусил уголок своей папки, улыбаясь и встречаясь с ним взглядом.
Взяв листок в руки, Брайден внимательно осмотрел его и улыбнулся задумчиво. Широкая улыбка, уверенная стойка, деньги, и женщины, что хотят его. В сущности, очень точно. В другой ситуации Иен бы пошутил на тему того, что мальчиков тоже любит, попросил бы добавить и их, а вместо доски нарисовать гитару. На вопрос, подобный тому, что задал Джен, он скалясь бы ответил, что нужно добавить еще больше денег и еще очень много пафоса. Но сейчас лишь задумчиво улыбался, скользя взглядом по рисунку снова и снова, а еще задаваясь вопросом "И это действительно я?" Конечно, он понимал, что выглядит примерно так в глазах общественности и карикатура отображает это, по-доброму высмеивая его образ. Образ звезды, человека богатого и купающегося во внимании, лицо которого уже давно срослось с маской. Идеальной для фанатов, скрывающей шрамы, уродство, несовершенство. С маской притворства, фальшивого и дерзкого обаяния. С маской, что уже давно заменила его лицо и воспринималась, как что-то его, такое же важное, как лицо, например. Или уши. Да, карикатура действительно была точной. На ней действительно был он.
- Таким ты меня, значит, видишь? - спросил Иен, рассматривая рисунок с тенью удивления и довольства, а еще некой задумчивости. - Здорово! Ну-ка оставь свой автограф.
Протянув лист обратно, для того, чтобы автор расписался на нем, Брайден потушил окурок в пепельнице, задумчиво осмотрел свой и, пожав плечами, показал Джену. Его рисунок не был хорошим и на фоне увиденного он вовсе не хотел бы его показывать, скорее оставить при себе. Спрятать где-нибудь среди страниц книги, которую никогда не прочитает. Или которую прочитает много раз. Не так важно. Почему-то Иен не смог рисовать Джена утрировано, карикатурно, смешно. Ему хотелось передать его красоту, особенности лица, некое очарование, словно бы сумей он прорисовать это и тогда получилось бы понять, что же в нем особенного. Что отличает его от других людей, что ежедневно окружали Иена. Что привлекает его в этом парне, которого он знал не больше нескольких часов. Но и из этой затеи ничего не вышло. Брайден чувствовал себя глупо и каким-то растерянным, но улыбался и ждал реакции на свои художества. Было интересно, что во всем этом увидит Джен. Получилось ли у него хотя бы немного передать сходства и показать то, как он видел его со стороны.
- Я могу тебе его продать. - Сообщил Иен, улыбнувшись и кивнув на рисунок, который рассматривал Дженаро. - За один... поцелуй.

[NIC]Ian[/NIC]

- Думаю, мне уже пора. - Сообщил Иен, нехотя отстранившись от Джена, но неотрывно глядя в его глаза. - Закрой за мной дверь.
Он никогда так легко не сдавался и обычно получал то, чего желал. И тех, кого желал. В его жизни было крайне мало отказов, обычно его хотели без всяких "но", потому что он молод, богат и недурен собой. Он рок-звезда, у них всегда достаточно людей, готовых в любой момент развести ноги и отдаться. Иен пускался в самые разнообразные, глупые и безрассудные романы, сходился со странными людьми и так же легко с ними расходился, прощаясь и находя новые увлечения. Самым существенным в этих связях всегда был секс. Агрессивный, нежный, экстремальный, безумный. Но никогда в них не было души. Чего-то особенного, вроде происходящего этим вечером. Рисовать в компании кого-то Иену никогда не приходилось, фотографии на холодильниках своих пассий он никогда не разглядывал, потому что никогда не интересовался их жизнями, он не тискал их животных и не валялся на диване, смотря дурацкие телепередачи. Джен был первым, кто подарил ему нечто особенное в самом простом, казалось бы, даже скучном и обыденном. Он наполнил собственными очарованием и прелестью эти минуты, проведенные вместе. Словно умелый повар, он приготовил этот вечер, добавив в общее блюдо знакомства несколько крупных кусков здорового интереса, несколько нежных кусочков симпатии и щепотку той самой атмосферы, словно они знали друг друга две сотни лет и одну сотню из этих двух точно потратили на любовь друг к другу. Дженаро точно знал, как приправить этот вечер желанием, добавил совсем капельку похоти и много, очень много чарующей близости, не телесной, но душевной. И, конечно, он щедро присыпал блюдо взаимным уважением. Иен хотел его. Себе, для себя, всего. Сейчас. Он не хотел ждать, не хотел думать о ком-то, эгоистично полагая, что если они хотят быть рядом, то почему нет? Но он уходил. Накинул на плечи куртку, оправил косматую шевелюру и взялся за ручку двери.
Он уходил не потому что помнил о друге, который заметил Джена первым. Даже не потому что сам парень давал задний ход, ведь Иен точно видел, что он хочет ничуть не меньше. Стоило только взять. Немного надавить. Усыпить разум крепкими поцелуями, избавить от лишних мыслей смелыми прикосновениями сильных рук, убедить в правильности происходящего жгучим удовольствием, подчиняющим тело и душу. Стоило только взять. Дженаро бы отдался ему, он изгибался бы под ним и дурел от ласк, а на утро, наверное, приготовил бы завтрак. Или это мог сделать Иен. Не важно. И на утро бы, наверное, друг не имел бы никакого значения, ведь одно дело, кто первым заметил, и совсем другое, кого первым захотел замеченный объект. Джен хотел его. Иен хотел его тоже. И все равно уходил.
Просто потому что в голове засел один единственный, но очень важный вопрос: а будет ли важным на утро то, что было вечером? Не пропадет ли особенное блюдо? Не исчезнет ли это обаяние, не пропадет ли вся прелесть от их общения? Почему-то Иену казалось это важным. Он хотел снова чувствовать эту близость, странное влечение к этому человеку. И чтобы продлить это, он был готов нарисовать еще сотню портретов, посмотреть еще раз двадцать эту глупую передачу про собаку, лишь бы только иметь возможность оглаживать колени Джена, прижиматься грудью к его спине, заглядывать в глаза и чувствовать его дыхание совсем рядом. Эти чувства, неправильные, иррациональные, глупые, странные, разрывали его естество на части. Они путали его. И он понятия не имел, как в этой ситуации поступить правильно. Взять то, что можно, ведь с тем самым другом у Джена не было ничего такого, иначе бы они просто остались вместе?Или отпустить, надеясь, что когда-нибудь это повторится? Но когда? На следующий день, когда они созвонятся, чтобы сходить куда-нибудь, через год, когда они случайно столкнутся в той кофейне, что находится как раз между их домами или в другой жизни? А если все-таки взять, то что, если утром все очарование пройдет, а они станут лишь зарубками на ремнях друг друга? Стоят ли испытанные чувства того, чтобы быть стертыми пресловутым сексом? А если нет, то вдруг все это будет безнадежно потеряно? Слишком много вопросов. Слишком мало ответов. Всего слишком. Иен не умел так. Это было выше его понимания.
- Ну что ж, пока? - улыбнулся он, посмотрев на Джена и бегло огладив его щеку пальцами, шагнул за порог. - Рисунок на столике. Повесь его на холодильник.
Иен, казалось, слышал, как дверь медленно за ним закрывается и стоял, как вкопанный за ней, ожидая хлопка, означающего конец. И он даже сам не понял, когда вопросы перестали его волновать. Когда его душу перестали рвать сомнения. Когда он все решил. Резко развернувшись и придержав дверь рукой, едва не прищемив пальцы, он открыл её и, посмотрев на Джена, хрипло сказал:
- Да пошло все к черту!
Он целовал его, как безумный. Крепко, нежно, страстно, словно боясь отпустить и отстраниться. Сминал его пухлые красивые губы своими тонкими и суховатыми, нагло протискивался в чужой рот своим языком, целуя снова и снова. Сжимая желанное тело в объятиях. Дверь захлопнулась, словно пряча их от остального мира, от пресловутого тяжелого завтра и его последствий. Иен вовремя сумел понять, что у них нет ничего. Никаких гарантий на следующую встречу, никакой уверенности в том, что все еще будет, в лучшее время, в другое, более подходящее. Но правда была в том, что у них не было этого времени. У них не было ничего, кроме рокового "сейчас". Иен жил по правилу "сейчас" всю свою жизнь, ценя момент, испивая каждую минуту до дна и все считали его за это легкомысленным, кто-то даже глупым, но он всегда знал, что так правильно, ведь никогда не знаешь, каким будет завтра. И будет ли это завтра вообще. И поэтому он оглаживал ладонями спину Джена, его бока, как-то суетливо и немного неуклюже целуя влажными губами его щеки, подбородок, шею и снова губы. Если у них что-то было и весь этот вечер не был иллюзией, то все прояснится, когда они будут вместе. И важным будет то, что они попробовали, ведь иначе они будут думать, что было бы, поступи они иначе. Важно было сделать сейчас. Удержать момент. Остановить время. И наслаждаться, наслаждаться тем, что было сейчас. В один конкретный момент, между двумя конкретными людьми, в одной конкретной квартире и в одну конкретную ночь.
- У нас есть только сейчас. И сейчас я тебя не отпущу. - Сообщил он в раскрасневшиеся губы Джена, заглядывая в его большие глаза.

[NIC]Ian[/NIC]

- Мне хочется тебя любить...
Иен шептал едва слышно, касаясь губами уха, отираясь носом о волосы, висок, щеку, крепче прижимая Дженаро к себе. Проваливаясь в приятную, послеоргазменную дрему, что так давно с ним не случалась и вываливаясь из нее, туго ориентируясь в настоящей реальности. Мир сокращался до двух человек, когда они были вместе, а теперь он казался слишком большим. Сосед сверху слишком громко кашлял, за окном слишком шумели машины, телевизор и вовсе занудно, но орал, била по ушам какая-то очередная передача. Иен тихо выдохнул, зарываясь лицом в шею Джена, прячась и закрывая глаза, стремясь схватиться за тот особенный оплот его спокойствия, счастья и удовольствия.
- Мне хочется разговаривать с тобой допоздна, шутить над тобой и прислушиваться к твоему смеху… - зашептал он снова, вынырнув из приятной глухоты. – Гулять с тобой и твоей собакой, чтобы ты обязательно был в этой огромной куртке, а к ней я куплю тебе какой-нибудь дурацкий вязаный шарф… Цветастый, с какими-нибудь… оленями. Как думаешь, где продают шарфы с оленями?
Он чувствовал себя пьяным и беспомощным, он даже говорил с усилием, а шевелиться и вовсе не мог, не хотел, ему нравилось прижимать Джена к дивану своим весом, обнимать его, лежа на животе, утыкаться носом в шею и вдыхать запах его кожи. Ему было так невероятно, неприлично хорошо, это счастье билось в нем птицей, щекоча изнутри, понукая сладко вздрагивать. Глупое чувство. Кажется, его называют «зазазу»… Слово тоже глупое.
- А твоя улыбка сводит меня с ума… - довольно выдохнул Иен, рассматривая Джена и чуть мотая головой, силясь скинуть надоедливую прядь волос со лба.
Дунув на нее, он широко улыбнулся.

Он был счастлив. Влюблен и счастлив, как-то по-мальчишески опрометчиво, неожиданно глупо. Иен не умел быть настолько счастливым, настолько влюбленным, настолько мальчишкой. Он ревностно охранял свою жизнь от отношений сколько-нибудь серьезных, с каким-то намеком, потому что нуждался в личном пространстве и хотел быть верен себе, но неожиданно чувствовал то, что сотни раз видел в дурацких фильмах, о чем читал в разных книгах, о чем пелось в паре миллиардов песен. И он подчинялся своему правилу «жить мгновением», правилу «сейчас», которое позволило ему остаться вчера с Дженом и проснуться с ним рядом сегодня утром. Не важно, что это правило противоречило другому, тоже важному для Иена - не подпускать к себе кого-то слишком близко. Иначе о душу снова вытрут ноги, внутренний мир снова разграбят, оставив собирать осколки. Влюбленные люди слепы. Иен официально ослеп. И был счастлив оказаться слепцом. Он просто был до безобразия счастлив. Кто в здравом уме и трезвой памяти откажется от счастья? То-то же.
- Эй, красавчик, как насчет автографа на груди? – Из машины, притормозившей рядом с ним, на него смотрела дерзкая Бренди, его старая подруга и бывшая любовница.
- Бренд! – Иен широко улыбнулся, опираясь на крышу машины рукой и наклоняясь ближе к окну. – Я рад тебя видеть. Рабочие дела привели в Нью-Йорк?
- Почти. – Кокетливо ответила женщина, смотря на него своими кошачьими глазами и кривя пухлые губы в улыбке. – А ты с каких пор ходишь пешком, звезда? Не лучшее время для группы?
- Я… Провожал девушку, да и тут недалеко до моего дома. – Он указал подбородком нужную сторону.
- Давай подвезу уж, герой любовник. – Бренди улыбнулась, оправляя волосы. – Заодно поговорим. Давно не виделись все-таки.
Иена не нужно было просить дважды, он уселся на переднее сидение рядом со старой подругой, чувствуя себя совершенно комфортно. Какое-то время они молчали, слушали какой-то приятный фолк из динамиков, оба смотрели на дорогу – Бренди, как водитель, а Иен, погрузившись в свои мысли. Он вспоминал прошедшую ночь и блаженно улыбался, ничего не в силах поделать со своей идиотской рожей.
- Я ведь люблю тебя, Иен… - прошептала Бренди, отвлекая его от приятных воспоминаний и вводя в ступор. – Мы столько раз были вместе… Каждый раз, когда я приезжала в город из ЛА, чтобы повидаться с тобой. Каждый раз. Это ведь что-то значит!
Она неожиданно расплакалась, а Брайден окончательно потерялся: он боялся чужих слез, потому что никогда не знал, что с ними нужно делать. Потому же и предпочитал держаться подальше, а если уж оказывался в опасной близости, то стремился стать максимально незаметным.
- Притормози, Бренд… - Попросил Иен настороженно, напрягаясь всем телом. – Сбавь скорость.
- Каждый раз… каждый раз, когда я приезжаю, ты спишь со мной!
- Бренд, останови машину. Сейчас же! – Иен повысил голос, в то время как его подруга стремительно скатывалась  в истерику.
- Я все время жду, что ты мне позвонишь, пригласишь на свидание….Скажешь, что любишь меня! А что я получаю? Рассказ о том, как ты кого-то провожал! Разве это честно?
- Останови машину, черт подери! – Заорал Брайден, когда они едва не выехали на встречную полосу, как раз для близкого знакомства с грузовиком. – Останови эту чертову машину!
- Как ты не понимаешь, что наделал? Ты веришь в Бога, Иен? – спрашивает она, смотря на него внимательно, пытливо, заезжая тем временем на мост.
- Что..? Что ты делаешь? Хорошо, я люблю тебя! Я люблю тебя, Бренда! Не делай этого! – он хватается за руль, необдуманно выкручивает его в другую сторону и машина, развернувшись, летит прямиком на забор, сносит его и… темнота. Иен сильно ударяется головой и больше ничего не чувствует, не видит и не слышит.

Они с Дженаро гуляли по аллее, сплошь засыпанной желтыми, осенними листьями. Вокруг никого, погода шепчет, день обещал быть просто изумительным. Иен обнимал Джена за плечи, прижимая к себе ближе, а тот улыбался, смеялся, рассказывал о чем-то. Льнул крепче, доверчиво, открыто, целуя под подбородком, кусая его несильно.
- Ты тогда нормально добрался до дома? – спросил Джен, пряча их руки в большой карман пальто Иена, сплетаясь пальцами.
- Да… - Кивнул он в ответ, улыбаясь. – Хотя мне приснился страшный сон. Я шел домой и вдруг встретил свою старую подругу, с которой у нас когда-то были отношения. Я сел к ней в машину, она была чем-то расстроена. Кричала на меня, словно свихнувшись. И на мосту не справилась с управлением, хотела совершить самоубийство. Со мной.
Джен в ответ одарил его крепким поцелуем, плотнее прижался, забираясь и второй рукой в его карман, а Иен крепче прижал его к себе, с нежностью разглядывая. Заглядывая в глаза, целуя в висок, прохладную щеку, покачивая в своих объятиях.
- Но я выжил.. Меня собрали и я...
Он не сразу понял, что это сон. Только ближе к концу, когда находился на грани сна и реальности, уже понимая, что ничего этого не было, но все равно настырно хватаясь за иллюзию…

Он провел в коме три с половиной недели. Пресса взрывалась шумными заголовками, кто-то его хоронил, кто-то в него верил, кто-то понятия не имел о том, что случилось. Его не прооперировали сразу, из-за комы, а собрали его едва ли не по частям. Раздробленный череп чудом скрепили, израненное лицо чудом сшили, обезобразив, но не позволив умереть. Стоило ли оно того? Рот Иена был скошен, нос кривоват, одно веко опущено ниже, чем нужно, прикрывая глаз. И шрамы, шрамы, шрамы. На голове, лице, шее, теле. Много шрамов. Больших и маленьких. Одинаково безобразных. Внутри него засели злоба, обида, сарказм, ирония, боль и страх. Он вернулся к жизни, как собака Бенни, но нужна ли была ему такая жизнь? Карьера, казалось, была безнадежно загублена, правая рука Иена плохо слушалась, дикция была нарушена. Плюс приступы слепоты, поврежденные нервы, изуродованное лицо, за которое не хотели браться хирурги. Дескать, нет еще способа вернуть былой внешний вид, простите-извините, но мы не волшебники, мы врачи. Шуты гороховые, а не врачи. За то маску дали. Супер-чувствительную, якобы защищающую от воздействий лицо. Иен был разбит произошедшим. Ему не к кому было обратиться. Хотя…
- Уверен, ты слышал, что со мной произошло… - Пробормотал он в трубку, когда Дженаро принял звонок. – Да, теперь я так разговариваю…. Не хочешь встретиться? Где-нибудь, как-нибудь, когда-нибудь… завтра?
[NIC]Ian[/NIC]

Особенный. Особенный. Как же, особенный…. Когда-то он действительно считал себя особенным, с детства решив, что достоин многого и способен обойти обычную жизнь обычного среднестатистического человека стороной. Считал, что он лучше, чем все эти скучные обыватели, подписывающиеся едва ли не с рождения на типичный, стереотипный образ жизни родился-садик-школа-университет-работа-жена-дети-болезни-пенсия-смерть. Возжелал стать рок-звездой, творить музыку и кататься по миру. Лелеял надежду стать рок-идолом и стал им, поднявшись на большую сцену, собрав стадионы своих фанатов. Да, безусловно, он был особенным. Простачки не имеют таких амбиций, им не хватает сил добраться до желаемого, а Иен был талантлив и достаточно самоуверен, чтобы не испугаться конкуренции и естественного отбора шоу-бизнеса. Он умел слушать и творить музыку, хотел не просто уметь петь, играть да выступать на сцене, а пытался понять, как получается звук, почему рождается песня, чем пропитаны ноты того или иного произведения. Как винодел может рассказать, чем пахнет вино, так и Иен мог сказать, какая на вкус музыка. Своя ли, чужая ли – не так важно. А теперь он говорил так, словно из согласных у него остались одни шипящие, а его левая рука больше неспособна сжимать струны любимой гитары. Его внешность, предмет девчачьей любви и восхищения, перестала быть узнаваемой. Он был уродлив, сломан и разбит. У него ничего не осталось. Как оказалось, его особенность было очень легко выбить всего одной нелепой аварией.
Он пришел в некогда любимый бар в дурацкой маске, которую врачи предложили вместо операции, дескать её мы вот сделали, а с операцией придется ждать, долго ждать, потому что такой ущерб внешности пластическим хирургам убирать еще не приходилось. Чушь какая. Иен собирался найти других врачей, но пока носил эту маску, по словам врачей, она выглядела эстетичнее и избавляла его от самонеприятия. Опять чушь. Избавить его от самонеприятия теперь могла лишь смерть, потому что у его дальнейшей жизни не было никакого смысла. Теперь он был негоден даже для обычной жизни обычного среднестатистического человека. Вот так резко все в жизни может перемениться, всего лишь нужно встретить психованную подружку и оказаться в сплющенной машине. Делов то.
- Привет, Джейк. – Иен снял маску, оставив её вторым лицом на макушке.
- Что вам? – Бармен глянул на него поверх стакана и поспешил отвести взгляд, маскируя свое нежелание видеть изуродованную физиономию рабочими моментами.
- А что ж ты мне в глаза не посмотришь? – Ехидно поинтересовался Брайден, похабно ухмыляясь и притягиваясь к старому приятелю ближе. – Бурбон. Не разбавляй.
- Вот. – Буркнул себе под нос Джей, поставив перед Иеном бокал и поспешив отойти к другому посетителю.
Брайден удобнее устроился на стуле, оглядываясь и ища Джена взглядом. Нигде не было, еще не пришел. Впрочем, оно и неудивительно, Иен, волнуясь, сорвался в бар раньше времени, потому теперь был вынужден сидеть и ждать, мучительно представляя реакцию Дженаро на его лицо. Он, может быть, и не был писанным красавчиком, но его рожа сейчас не шла ни в какое сравнение с тем, что было прежде. Слишком велика разница, слишком необратимы последствия. Иен горько усмехнулся и залпом выпил свой виски, морщась от жжения в глотке.
- Повтори. – Бросил он, когда бармен снова оказался рядом, протирая стаканы и деловито поглядывая по сторонам.
- За счет заведения. – Ответил Джейк, ставя перед ним второй бокал бурбона и на этот раз внимательно заглядывая в его глаза, подавшись вперед.
- Как это? – Непонимающе моргнул Иен, но довольно оскалился, тоже подаваясь вперед.
- Вот так, засранец. – Мужчина хлопнул его по плечу и Брайден задумчиво улыбнулся, снова поворачиваясь лицом к залу, высматривая Джена.
Может все не так уж и плохо сложится?
Джен появился вовремя, но Иен успел уже влить в себя целых четыре бокала виски, в связи с этим набрался смелости и даже, казалось, поверил, что исход этой встречи может быть удачным. Тогда, в первую их встречу, ему показалось, что у них особенная связь. Именно из-за нее он остался тогда, благодаря ей они провели вместе ночь и стали близки, влюбившись. Именно эти необъяснимые ощущения без названия убедили его в том, что за эти чувства надо цепляться, их нельзя спускать на тормозах, от них нельзя отказываться, потому что они особенные и второго шанса может не быть. Иен был уверен, что дело не в красивых лицах, а в том, что было в их душах, и надеялся – Дженаро тоже должен это чувствовать, он должен это помнить.
- Привет. – Иен поднялся ему навстречу, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Как видишь, теперь я всегда готов к Хэллоуину. И да… ты не поверишь, но это я так улыбаюсь… - он показательно скривился еще больше – правда улыбался. – Я очень рад тебя видеть. Спасибо, что согласился встретиться. Что будешь пить?
[NIC]Ian[/NIC]

Его надежда разбилась от одного взгляда Дженаро вдребезги. Да, шанс почувствовать что-то особенное к незнакомцу редок, как синяя птица счастья, и его шанс был отнят судьбой. Чужой ошибкой, чужим эгоизмом, а, может быть, он и сам был во всем происходящем виноват. Иен не знал, но чувствовал себя отвратно. С первой секунды все стало понятно: Джен не мог справиться с тем, что видел и пытался храбриться, но было видно, как попытки оказываются прахом. Рассыпаются, разлетаются, таят. Один бокал бурбона, несколько неловких минут, за которые Иен цеплялся, которые Джен хотел ускорить, и вот они уже прощаются. Иен не был дураком, он понимал, что дело вовсе не в состоянии Эскобара, не в возможной усталости после рабочего дня, не в головной боли от громкой музыки. Он не был рад увидеть Брайдена, он не хотел видеть его таким. И совершенно не умел врать. Таким он был ему не нужен, стоило сразу об этом сказать. Некрасивый, откровенно уродливый, сломанный человек, потерявший все в своей жизни, никому не нужен. Родные старались не смотреть на него и обходиться скупыми телефонными звонками, друзья потерялись в пучине вечных дел, коллеги на камеры наигранно расстраивались из-за его беды, но ни один не соизволил навестить его. Фанаты ждали его возвращения, но уже потеряли надежды, словно он действительно умер. Никого не интересовал факт его жизни, всех заботило только его нынешнее уродство. Медсестра в больнице сказала, что его шрамы прекрасны, потому что благодаря им он жив, но даже не посмотрела на него, поправляя капельницу. Все сломалось. Он сломался. Иен ощутимо хотел умереть.
Залпом осушив свой бокал, он смотрел, как Джен уходит от него подальше. Следом осушил еще два подряд, вливая в себя виски, словно в бездонную бочку. Дженаро стоял в дверях с каким-то парнем. Знакомый? Или хочет им стать? А, может, просто спрашивает, где здесь уборная? А какая, собственно, разница? У Иена не было никакого права вмешиваться в жизнь этого парня. Возможно, никогда и не было. Он творческий человек, музыкант и поэт, вполне возможно, что он просто выдумал себе что-то тогда, в свой день рождения. И все, что было между ними - обыкновенный вчерашний трах, который сегодня не значит больше ничего. Эта мысль заставила его болезненно поморщиться и парень, вставший рядом с ним, громко и с задором крикнул ему:
- Чувак сделай что-нибудь со своей придурковатой рожей!- И рассмеялся, дав "пять" своему приятелю. Они забрали свою выпивку и удалились.
- Ахахаха. Ахахахаа. - Фальшиво рассмеялся Иен, горько усмехаясь и трогая обожженное выпивкой горло.
Джен тем временем уже выходил из бара. Неизвестно, что заставило Брайдена сорваться со своего места и рвануть следом, распихивая людей. Они кричали ему вслед "Куда прешь, урод!", а ему было плевать. Может, выпивка действовала на него таким образом, добавляя абсурдной смелости или, может быть, еще более глупой надежды. Может, он был уже настолько изломан и жалок, что не боялся унизиться. Черт его разберет. Но он двигался вперед с упорством и схватил Джена за плечо, когда догнал. Сжал пальцами и вздохнул прерывисто. Ему было необыкновенно весело, хотелось кривляться и шутить, но его веселье было пропитано ядами и болезнями. Совсем не весело, на самом деле.
- Эй, парень, постой. - Позвал он, обошел и встал перед ним, заговорив. - Слушай. Сегодня мой день рождения и все это, - он картинно обвел улицу рукой. - Полный отстой. Хочешь стать Суперменом в моих глаза? Спаси меня.
Снова встав за Джена, он попытался заговорить иным голосом, пугающе кривя рот. Внутри него кипела такая смесь эмоций, что Иен просто не различал их. Его несло. Он не контролировал себя. Он пытался воспроизвести их знакомство, выступая сразу в двух ролях. И выходило, прямо скажем, не очень.
- И что мне сделать, чтобы спасти тебя?
- Пойдем, спрячемся где-нибудь. Иначе я с ума сойду! - он схватился за голову, стоя перед Дженом.
- Пошли. - Согласился он сам с собой, заняв позицию своего собеседника. - Я не могу упустить возможность спасти именинника.
- Спасибо. - Душевно поблагодарил он, смотря на Дженаро и сжимая кулаки. - С тобой все в порядке? Что случилось? Это из-за меня? Ты грустишь из-за меня?
- Я скажу потом. - На этот раз Эскобар сам ответил.
- Сейчас! - Потребовал Иен даже топнув ногой, как капризный ребенок.
- Потом...
- Сейчас!
- Потом...
- Скажи сейчас! Просто возьми и скажи все сейчас! - Напирал Брайден, крепко сжимая плечи Джена пальцами.
- Я расскажу все потом, в другой жизни, когда мы превратимся в двух котов.
- Не могу поверить, что ты это сказал! - Воскликнул Иен, скривившись. - Это самая необыкновенная вещь, которую я когда-либо слышал! Ты сказал такую забавную вещь. Ты сказал это! Я тебя за это просто обожаю! Это так смешно! Я расскажу все потом, в другой жизни, когда мы превратимся в котов. Котов! Мяяяу!
И Джен ушел. Мир рухнул. Рассыпался. Все потеряло всякий смысл. Надежда выпорхнула из его рук, не выдержав грубого отношения. Не выдержав его уродства, эстетического и морального. Увы и ах. Ахахахаха. Ахахахаха.
Иен купил бутылку виски и распивал её, сидя на бордюре у дома Эскобара. Он не помнил, как купил её и как вообще добрался до нужного дому, но больше ничего не имело значения. Он пел песни, путая слова и мотивы. Свои песни мешал с чужими, смеялся громко и надрывно, а после, кажется, рыдал. Удивительно, как соседи не вызвали на него полицию. Или дяденек в мятых белых халатах, нежно шепчущих, что все пройдет. Ничего не пройдет! НИЧЕГО НЕ ПРОЙДЕТ! ВСЕ УЖЕ КОНЧИЛОСЬ! После полного краха и конца ничего нет! Пусть все кончится! Пусть все кончится!
- Пусть все кончится... - прошептал Иен, прежде чем уснул на грязном асфальте.
Бутылка высвободилась из ослабевших пальцев и со звоном покатилась по дороге.
[NIC]Ian[/NIC]

Жизнь Иена постепенно начала налаживаться. Учитывая масштабы его бед, можно даже сказать, что жизнь его налаживалась стремительно. С тех пор, как Дженаро принял его таким, каким Иен стал после аварии, прошло несколько недель. Брайден тренировал руку и не бросал попыток снова овладеть гитарой на прежнем уровне, временами порывался петь, но перекошенный рот не выдавал больше нужных звуков и, чтобы не отчаиваться, Иен налегал на гитару. С каждым днем у него получалось все лучше, но объявлять себя музыкантом вновь он не торопился, как не торопился вообще приступать хоть к какой-то работе. Пока он учился просто жить.
Иногда, после теплых вечеров с Дженом, он захлебывался вдохновением и писал, складывал листы в папку и убирал на потом. Когда-нибудь он снова сможет петь и играть, тогда и придет их время, а пока жизнь, жизнь, жизнь…. С Дженом они больше не ссорились. Их жизнь была похожа на американскую мечту. Два любящих человека и собака. Дженаро больше не пугался его страшного лица, а Иен больше не вел себя, как урод. Да, все изменилось. Но они оба чувствовали свою особенную связь, которая выстояла, несмотря ни на что, и хватались за нее изо всех сил.
А потом случилось невероятное. Как-то утром раздался телефонный звонок, и пластический хирург, доктор Шеффард, сообщил, что они с каким-то другим ученым из Берлина разработали новую технологию в области пластической хирургии. Боли после ряда операций должны были сократиться на пятьдесят процентов, а ткань лица и вовсе можно было полностью восстановить. Шеффард обещал подлатать Иена по высшему разряду. И лицо, и руку. Вернуть ему былой вид и выдать путевку в прежнюю жизнь. Полноценную жизнь. Стоит ли говорить, что Брайден даже не терзался сомнениями?
Он согласился сразу, несмотря на слова «экспериментальная», «гипотетически» и «возможно». Такую операцию еще не проводили на живых людях, но Иен был готов рискнуть, поставив на кон свою жизнь. Он мог умереть на операционном столе, но не такая уж это великая потеря, а мог вернуться в свою жизнь, с привычным лицом и действующей рукой. Мог вернуть себе свою внешность и музыку, свой смысл жизни. Мог снова быть для Джена «тем самым парнем» не только внутренне, но и внешне, хотя он уже успел доказать, что внешность не так важна. И все равно. Иен не хотел быть уродом, не хотел потеряться для мира после всего, что было сделано ради собственной популярности. Остаться в истории, как жертва катастрофы, а не как музыкант, добившийся своего места под солнцем своим талантом, было ощутимо страшно.
После начались обследования и выматывающие процедуры подготовки к операции. Когда она была одобрена, Иен лег под нож и стоически вытерпел несколько заходов. Хирурги резали его и штопали, у него болело все тело, хотя работали с лицом. Оно горело огнем, Брайдену казалось, что все будет только хуже и он даже успел пожалеть о содеянном, но терпел и боролся. Дженаро приходил в его палату и сжимал его ладонь в своих, нежных и теплых. Говорил, что все получится. Передавал свою уверенность вместе с нежностью и любовью. И Иен верил ему. Терпел и верил. Потому что если все получится так, как было обещано, то оно будет стоить своей страшной цены. Хотя Брайден считал, что вообще не должен был оказаться в такой ситуации и все это досадное недоразумение, но предпочитал не думать об этом и не натирать новую мозоль на итак больном месте. Просто боролся. Потому что у него была важная причина. Дженаро. Он единственный все еще держал Иена в этом мире. Он стал его смыслом. Источником веры и силы.
- Я хочу перенести прием на среду. – Сказал Иен в телефонную трубку, нервно расхаживая по комнате вдоль окна. – Да, спасибо. До свидания.
Повернувшись, он заломил руки и тяжело вздохнул. На его лице была маска, защищающая его от вредных воздействий и плотно скрывающая результаты операций. Её уже можно было снять, еще на прошлой неделе, но Иен отменил уже два приема, потому что боялся. Да, он хотел этого ужасно сильно. Да, он пошел на огромный риск и выстоял. Да, он пережил множество трудностей ради этого момента. И теперь боялся, как маленький мальчик, дрожал изнутри и от одной мысли, что результат может себя не оправдать, у него скручивало жгутом внутренности.
- Не смотри на меня так. – Бросил он Джену, скрестив руки на груди – защитный жест. – Я сниму пластины в среду. Я хотел поехать на «Мустанге», но он все еще в ремонте. Поэтому мы поедем в среду.

[NIC]Ian[/NIC]

Он взволнованно рассказывал Джену тогда про операцию, которую ему обещали провести, не задумываясь, он согласился попробовать, громко пел в операционной под действием болеутоляющего и все стерпел. После долгого пути вдруг все оказалось позади. Чтобы увидеть результат, нужно было всего лишь решиться на короткий визит к врачу. Просто снять маску и посмотреться в зеркало, чтобы узнать, стоил риск того, что получилось или нет. Иен, подбадриваемый своим любимым человеком, прошел большой путь и теперь завис на одной ноге со второй занесенной для последнего шага. Боясь ступить. Малодушно придумывая оправдания и причины, перенося приемы и увиливая от ответов, как ребенок, который боится стоматолога и забалтывает маму, чтобы она забыла. Он приносил Джену огромные букеты цветов, водил в лучшие места, рассказывал о своей любви, читал стихи и прятал свое пластиковое лицо в его шее, боясь говорить о результатах операции. А теперь они снова столкнулись нос к носу, и что-то Брайдену подсказывало, что в этот раз увернуться не получится. Джен вышел из себя, лопоча что-то на родном языке и экспрессивно взмахивая руками. Таким он видел его впервые. Замерев, он растерянно моргнул, наблюдая за любовником.
- Не в "Мустанге" ведь дело. Ты просто боишься... – вздохнул Джен, подходя к нему ближе и усаживая на подлокотник кресла. - И это понятно. Но, может...
Стоило мексиканцу потянуться к маске, как Иен перехватил его руки, сжимая в своих и чуть хмурясь под маской. Он ведь сказал, что снимет её в среду. Что непонятного? Незачем трогать её до среды, пусть скрывает правду еще недолго. Ему хотелось подготовиться, нащупать почву под ногами, прежде чем снова встать лицом к лицу с опасностью потерять всякую надежду и осознать, что все делалось впустую. Но Дженаро в этот раз не хотел отступать. Не кивнул, убрав руки. Не поджал губы обиженно, уйдя в другую комнату. Не прижался даже ближе, согласившись, что пока рано или просто смирившись с капризами Иена. Он потянулся снова и Брайден тихо, тяжело выдохнул со свистом. Когда на полной скорости летишь с моста, начинаешь после обыскивать до трусов все посылы к счастью. Маска разрывалась с неясным не то скрипом, не то хрустом и он замер, не в силах больше сопротивляться, содрогаясь изнутри от мысли, что всему пришел конец. Он пытливо смотрел на Джена, жадно впитывал его реакцию на каждый открывшийся участок его лица. Что ж, он не отшатнулся в ужасе – уже неплохо. Замер, когда последний кусок оказался на полу, готовый заплакать. От счастья? От разочарования? Иен хотел спросить, но у него слова застряли в горле, язык прилип к небу и челюсти свело. Он молчал, смотря на Джена и даже не дыша.
- Знаешь.. У тебя даже уши на месте остались. А остальное... Прекрасно. Правда прекрасно. – Сказал дрожащий от волнения Эскобар и прижался к нему, порывисто, крепко целуя в губы оставляя после себя соленый привкус слез.
Иен заулыбался, крепче прижимая его к себе, проводя ладонями по спине, сминая ткань футболки, и вздыхая довольно. Ему не верилось, что все получилось. Все казалось каким-то сном, слишком счастливым и удачным. Он просто отвык от удачи и теперь пытался осмыслить происходящее. У них получилось. У них, черт подери, получилось! Перед ним снова открылись ворота в жизнь! Справа дорога к сцене, слева дорога к возвращению в люди, а прямо, конечно же, дорога к любви, по которой они пойдут с Дженом. Теперь уже не напоминая воплощение сказки про красавицу (красавца, в данном случае) и чудовище. Он не мог в это поверить, но принимал с удовольствием и счастьем, защемившим в груди.

Они могли отпраздновать это событие бурно. Закатить вечеринку, пригласить старых друзей, официально объявить об ошеломляющем успехе, но вместо этого проводили день в постели. Они жались друг к другу, словно не виделись вечность, цеплялись до белых пятен на коже, нежно и страстно, раз за разом. Иен не мог надышаться Дженом. Лежа рядом на бок, медленно оглаживал пальцами щеку, нежно улыбался, прижимаясь губами к виску, щеке, шее. Наваливался сверху и припадал трепетно нежными, едва ощутимыми, поцелуями к пухлым губам. Потянул вверх только недавно снова надетую футболку и закрыл ей глаза Джена, медленно припадая губами к его губам, подбородку, ласково кусая под ухом. Пощекотал пальцами шею и приоткрыл сначала один глаз, после второй, откидывая ненужную вещь прочь и, притягиваясь к уху, чтобы шептать слова любви забавно смешанные с непристойностями.
[NIC]Ian[/NIC]