Вверх страницы
Вниз страницы

we find shelter

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » we find shelter » Адам и Ларс » M/Y/S/C/A/R/E/C/R/O/W


M/Y/S/C/A/R/E/C/R/O/W

Сообщений 1 страница 21 из 21

1

Время и дата:
2011 год, октябрь, стрелки идут к ноябрю
Декорации:
Нью-Йорк, квартира Ларса в основном
Герои:
Адамуша и Ларс
Краткий сюжет:
Ой да никогда я их не пишу.

0

2

Он уже не в первый раз забирался в это окно, не в первый раз садился на этот подоконник, не единожды будил мужчину на диване и не единожды звал его по имени. В это утро Ларс не спал беспробудным сном, как делал всегда в такое время, а что-то творил на фоне замызганной плиты и мрачных шкафчиков. Адам призраком устроился на окне и притих: Ларс был слишком увлечен своим делом, так что привычного гостя сразу и не приметил, чем не преминул воспользовался Брэтфилд. Он всегда замечал детали или оттенки настроений, поведений, событий, поэтому любил наблюдать. Ларс суетился, а Адам незаметно разглядывал его спину, обтянутую футболкой, его затылок, на котором спутались огненные пряди.
Они прикасались друг к другу не так уж и много раз, поэтому Брэтфилд привык созерцать и впитывать. Он не шибко любил, когда его трогают, словно тактильный контакт обжигал его кожу, поэтому он избегал подобных проявлений общения, как мог. Кожа у Ларса была сухая и теплая, совсем не такая, как у Адама; как будто бы светлый пергамент, она была гладкая и какая-то тонкая, Брэтфилд всегда замечал под этой бледностью легкие реки вен и артерий; его же кожа была грубая, забитая чернилами, покрытая дырками и шрамами, она портилась, как портится любой материал от влияния ядов. Его нервы были тонкой паутиной, какие-то точки тела были особенно чувствительны, какие-то не ощущали ничего, сгорели, умерев от глупости владельца этого чертового тела. Поэтому иногда Адаму от прикосновений становилось больно, Деймон успел на себе ощутить гнев и раздражение Брэтфилда - на раздражитель он реагировал силой, и брат получил по лицу за прикосновение к запястью.
Но с Ларсом злости не было. В первый раз (не считая мелкой потасовки на асфальте) Адам отдернул руку скорее от неожиданности и осторожности, чем от боли: красноволосый знакомый забрал подарок из его рук, неловко прикоснувшись.
Теперь между ними было около полусотни разговоров, за которыми они коротали осенние вечера, пока не пришел сезон дождей. Иногда, конечно, капало, и в эти дни Адам валялся в квартире брата, поглощая его запасы еды и заворачиваясь в его одеяло, пока Деймон работал. Работать самому было невмоготу - Адам не привык к такому роду деятельности, он и не хотел этим заниматься, более того, даже смысла в подобном не находил.
Спрыгнув с подоконника, Адам приблизился сзади к Ларсу. На кухне пахло жаренным, от чего у Адама рот буквально наполнился слюной. Он прильнул к мужчине сзади, не чувствуя боли и раздражения в теле, и обнял с осторожностью, устроившись ладонями на его животе. Они общались достаточно для того, чтобы Брэтфилд сумел избавиться от своей опасливости и недоверия, ему определенно симпатизировал этот парень. Было в нем что-то, чего не хватало Деймону, чего не хватало окружающим его людям. Должно быть, будь Ларс президентом, Америка бы процветала, но, пока страна была в жопе, Ларс жарил омлет.
- Что тут у нас? - приглушенно спросил Адам, проведя носом по шее мужчины.
Его доверие быстро переходило на планку "мое, это только мое". В мире было не так уж и много людей, которых он мог уверенно назвать своими: брат, Ларс и бывшая подруга из детдома. И то, они потеряли связь, когда Адам сбежал, так что "его" людей можно было пересчитать на руке человека с двумя пальцами. Ларс был теплым, его лачуга импонировала Адаму, ведь когда-то он жил в подобной, грязной, забытой и обшарпанной квартирке, где даже свет адекватного не было, что сказать о чистоте. Так что в квартире Ларса, заваленной хламом, ему было уютнее, чем в аскетичной берлоге брата.
Скользнув руками по бедрам Андерссона, Адам остановился на его тазовых косточках и шумно втянул носом запах волос мужчины. Подобные моменты всегда будоражили кровь, пусть наедине с мужчинами он оставался достаточно редко. Ларс сумел зацепить Адама и пробудить в нем желание довериться. Пусть теперь расплачивается.
Мир тихо сумел, пробираясь к ним через открытое окно, а в квартире словно и стрелки часов замедлили свой ход, ненадолго замерли, чтобы дать им возможность перевести дыхание и почувствовать друг друга. Ларс в руках был горячим и сонным, он творил, а Адам так нагло помешал процессу его деятельности. Вздохнув, он слегка потерся носом о волосы и хотел было отступить на пару шагов назад, вернув каждому его личное пространство.
[NIC]Adam[/NIC]

0

3

Внешний вид

http://cs4280.vk.me/u48721131/64088737/y_51ffa7b8.jpg

Ларс стоял на кухне на одной ноге - второй чесал первую - и готовил себе омлет. Его утро началось раньше обычного, оно началось утром, общепринятым обществом, а все потому что глупый сосед почувствовал в себе дух настоящего мастера на все руки, с самого утра долбил в стену и гремел своим перфоратором. Ларс проклинал его первые полчаса после пробуждения, вторые полчаса он думал над тем, чтобы подарить соседу ящик пива и коробку чипсов (у него, наверное, кончились, раз он так некрасиво себя ведет), но в магазин идти поленился, потому что в голову пришла блестящая идея - сунуть в уши наушники. Сунул. И следующий час дрыгался на диване, как выброшенная на берег рыба, да еще и подпевал, не щадя голосовых связок. В общем, со сном у них не сложилось, потому-то патлатый Ларс стоял на кухне на одной ноге и готовил себе омлет. Под радостную трель перфоратора.
А еще Ларс думал. Увлекшись процессом, он медленно крошил в омлет сосиску и думал об Адаме. Так вышло, что в прошлом месяце его обокрали, а теперь наглый воришка стал неотъемлемой частью его жизни. Он и сам не заметил, как принимать гостя и ждать его холодными вечерами стало нормой. Брэтфилд являлся без предупреждения. Без приглашения. В окно. Он являлся только когда сам хотел, как снег на голову, как ливень в солнечный день, как... Как Адам, чтоб его, Брэтфилд. Чертов дикарь. Ларс с досадой думал, что это ненормально, впускать в свою жизнь человека, который дважды вытащил твой бумажник. В первые разы даже хотел положить этому конец, ведь вопрос стоял не только о его спокойствии, но и о спокойствии Эль, пусть та и не была частой гостьей этой квартиры. Но Андерссон просто не мог отказаться от этого.
Да, ему это нравилось. Нравилось, что Адам лезет в окно, а не приходит через дверь. Что он может сидеть на подоконнике и тихо наблюдать, как Ларс занимается своими делами, пока не заметит его. Что он запросто влезал под его одеяло и пел песни на ухо своим хриплым, прокуренным голосом. Нравились их долгие пространственные разговоры о чем-то и ни о чем, до поздней ночи или даже раннего утра. Ларс ждал этих встреч с нетерпением, следил за погодой и оставался дома, когда она была благоприятной для появлений Адама, хотя предугадать его визит всегда было сложно. С ним было интереснее, чем с многочисленными дружками_приятелями, легче, чем в любой компании, спокойнее, чем с самыми близкими людьми. Конкурировать с удовольствием от его появлений могло только другое удовольствие, отеческое, которое Ларс получал, когда Эльса оказывалась в его поле зрения. Он был таким чужим и близким одновременно.
Он задавался вопросом, лежа на диване и смотря в потолок, что будет дальше и к чему все это приведет. Ларс всегда находился в поиске ответов на свои вопросы и страдал от того, что их просто не было. Он не знал, что будет дальше. Он не узнает, пока не попробует. И ему хотелось пробовать, идти дальше, ждать Адама и встречать с улыбкой, с дурацким щенячьим внутренним восторгом. Он был совсем не в его вкусе. Ларс любил компанейских людей, шумных, веселых, душевных, способных вынести его безумства и авантюры, поддержать в самых сумасбродных планах и идеях. Адам был диким. Не прирученным. Неизбалованным людским вниманием. Он напоминал зверька, который вроде хочет подойти ближе, но стоит сделать шаг навстречу и он опасливо отступит на два. А если протянуть неосторожно руку - зарычит, укусит, убежит. Спрячется. Его панцирь был настолько явным и отчетливым, что был заметен невооруженным глазом. Его демоны и тараканы оберегали его, сулили трудности, проблемы и даже пугали. Оплетали его своей пеленой, создавая кокон, и Ларс чувствовал, ощущал нутром, эту странную опасность. Он знал, что будет тяжело. Знал, что дальше будет что-то. И все равно бросался на абмразуру. Ему было интересно. Ему хотелось. Ему нравилось. Он не закрывал окна.
Уйдя в свои мысли, он даже не ощутил чужого присутствия и предсказуемо вздрогнул, когда почувствовал Адама спиной. Улыбнулся и медленно отложил нож, словно боясь спугнуть резким движением своего дикого, не прирученного зверя. Замерев в чужих руках, он улыбался, закрыв глаза и чуть откинув голову назад. Они почти не касались друг друга до этого момента, хотя Ларсу хотелось, и теперь по его коже побежали мурашки, а внутри разлился жгучий восторг, когда чужие ладони скользнули по его животу. Никакого смущения. Стеснения. Неловкости. Андерссон воспринял вторжение в свое личное пространство, как должное, нужное и совершенно дозволенное. Стоило бы себя поругать за это, конечно...
- Омлет. - С хрипотцой ответил Ларс, выключая газ и склоняя голову на бок - открывая шею, напрашиваясь на ласку.
Ларс кожей чувствовал течение времени, почти не шевелился и даже задержал дыхание, с наивной верой на то, что оно замедлит ход, если он сам замрет. Он не хотел отпускать чарующий момент первой близости с важным человеком, но знал, что мгновение растает, минуты безвозвратно уйдут и Адам отстранится. Означал ли этот его шаг новый этап их отношений? Изменения? Ларс не хотел думать. Он хотел чувствовать. Жадно прислушивался к своим ощущением, к дыханию куда-то в ухо, прижимаясь осторожно к чужой груди. И накрыл руки Брэтфилда своими, когда почувствовал, что он отстраняется, огладив теплыми пальцами.
- Голодный?
- Ты же знаешь, я всегда голодный, - слегка усмехнулся Адам, прильнув к телу Ларса обратно, и мягко чмокнул в шею, прихватив кожу губами.
- Проглот. - Улыбнулся Ларс, чувствуя, как разливается по телу удовольствие от прикосновений к шее - только коснулся и сразу попал в эрогенную зону, что за человек.. - Тогда садись за стол?
А сам только сжал чужие руки, сплетаясь пальцами и крепче притянул к себе, откидывая голову на чужое плечо. Покосился на Адама и закрыл глаза блаженно, тихо радуясь близости и глупо - ему так казалось - улыбаясь. Теперь, когда табу на прикосновения, было нарушено, Ларсу хотелось прижиматься, обнимать, трогать и познавать нового человека, но он боялся его спугнуть и довольствовался малым. Он титаническими усилиями сдерживал свою порывистость и старался держать себя в узде. Все будет позже. К тому же, в странном выжидании была своя прелесть...
Выпустив руки Адама, Ларс повернулся к нему и боднул его в щеку лбом, смутившись. Улыбнулся и забавно наморщив нос, подтолкнул к столу, а сам вооружился сковородой и разделочной доской, служившей подставкой, хотя погубить стол сковорода не могла по факту - он итак был обшарпанным и с подозрительными пятнами_царапинами. Не заморачиваясь правильной сервировкой, Ларс просто вручил Адаму вилку и поставил рядом со сковородой хлебницу. Плюхнулся на стул и довольно заулыбался.
- Где был? - спросил он, ероша пальцами волосы.
[NIC]Lars[/NIC]

0

4

Конечно, он был голодным. Адам, как любая дворняга, всегда хотел есть, пусть и много еды в себя впихнуть не мог - желудок привык к периодическим голодовкам, поэтому сжался достаточно, чтобы переносить лишения проще. Приспособился. Как микроб к неблагоприятным условиям. Как моллюск к ужасным происшествиям на морском дне. Как приспосабливается любой отброс, желая выжить.
Ларс был полностью таким, как нравилось Адаму. Таким, как ему было нужно. Он был полной противоположностью, чем только сильнее к себе притягивал, примагничивал, приклеивал. Он был заваркой в чайном пакетике Адама, который он носил с собой во внутреннем кармашке куртки, чтобы не потерять. Заваривал во вторник и в четверг, в пять ноль ноль вечера, делая перерыв в жизненном цикле отчаяния. Сегодня был четверг, и отчаяние Адам решил прервать как-то слишком рано, но кто сказал, что ему нельзя?
Устроившись на стуле, Брэтфилд вытащил кое-что из кармана и спрятал в ладони. Он редко приходил в гости без чего-нибудь интересного, спрятанного или в закромах его одежды, или в карманах его сердца. Между ними всегда были интересные темы: о музыке ли, о жизни ли, о детях ли. За все вечера, проведенные друг с другом, Адам успел узнать о Ларсе достаточно, даже то, что у него есть малышка-дочь. Иногда он заглядывал к мужчине, когда его не было дома или когда окно было закрыто, а они играли с девочкой на застеленном чистой простыней диване. В такие моменты он спускался по лестнице вниз и шел бродить по городу - не хотел портить собой и своим видом эту идиллию, ведь, по сути, он был никем, лишним на празднике счастливой семейной жизни.
Придя к нему вот так несколько дней назад, Брэтфилд свернул свои планы и пропал на четверо суток, не желая выходить на контакт и думая, ощущая ломку по Ларсу, сходную с ломкой от наркотиков. Он был человеком, подверженным привязанностям и страстям, поэтому списал свои чувства на очередную химическую зависимость от улыбки красноволосого. За эти сутки он успел прочесать Манхэттен вдоль и поперек, в итоге засел в спальне у брата, самым неподобающим образом украв у него акриловые краски, и сделал подарок Андерссону.
- Я был везде, - туманно ответил мужчина и выложил на стол сжатую в кулак ладонь. - У меня тебе подарок, смотри. - разжав пальцы, Адам кинув на свою руку и улыбнулся. На ладони лежало два обтесанных волнами камушка. - Можешь забрать себе два, а можешь один отдать эм.. Эльсе? Эльсе. На одном птичка, на втором - солнце. Ты можешь быть птичкой, а можешь быть солнцем. Я нашел эти камушки у Гудзона, раскрасил сам, надеюсь, все не так страшно. Птичка поет солнышку, а солнце ласкает лучами птичку, вот, - Адам выложил камушки на поверхности стола и разместил один над другим, показывая, что имеет в виду. Затем аккуратно начал двигать камешек с птичкой по кругу, насвистывая под нос простенькую мелодию. - Вот так вот. Держи. Они твои.
Взяв в руки вилку, он безжалостно ткнулся ею в омлет и тет же сунул большой кусок в рот. Подарок в обмен на ласку и заботу, он не был лучшим человеком, но умел располагать к себе, пусть и делал это не сразу, да еще и из рук вон плохо. К тому же, ему хотелось сделать приятно и девочке, которую он не раз видел на фото и рядом с Ларсом, который расцветал, когда говорил о дочери. Что ж, пусть цветет и дальше. Адаму не жалко.
Стащив ботинки, он устроился на шатком стуле по-турецки и подтащил к себе сковородку. Есть хотелось не так сильно, как подразнить Ларса, который не иначе как все утро убил на этот завтрак, а как же он? Как же его порция? Проглот-Адам и его чудо-вилка лишат еды и надежды любого нью-йоркца, пусть глазами поменьше хлопает.

вв

http://cs402128.vk.me/v402128544/a73d/QARuvFQNRP4.jpg

[NIC]Adam[/NIC]

0

5

Ларс все делал честно и все последние дни он честно скучал по Адаму. Он чувствовал себя глупой кисейной барышней из-за этого злился на себя, но все равно смотрел в окно. Подолгу задерживался взглядом на пожарной лестнице, с надеждой открывал окна и с сожалением закрывал, так и не дождавшись своего гостя. Со страхом думал, что он может не вернуться. Черт ведь знает, что творится в его голове...
Но нет, Адам вернулся в хорошем расположении духа и даже с подарком. Ларс машинально протянул руку к перышку, висевшему на груди - самый первый подарок Адама, за который Ларс простил ему все грехи. Погладил пальцами немного потрепавшееся перо, он с улыбкой и интересом следил за Брэтфилдом.
- Кто бы сомневался.. - иронично отозвался красноволосый и заулыбался еще шире, когда увидел камушки.
Он слушал Адама с упоением и следил за его манипуляциями с любопытством, думая, что встретил нового культового человека своей жизни. Сколько бы не продлилось их общение и к чему бы оно не привело, Адам Брэтфилд навсегда останется в его истории и если Ларс вздумает написать свои мемуары, этому человеку он отведет в них много места, вспомнит все разговоры и все подарки, все взгляды и прикосновения, потому что они уже отпечатались на его душе и сердце. Он навсегда останется в памяти, как один из самых важных людей в жизни Андерссона.
Бывают связи, скрепленные временем, семейным родством, чувствами, а есть совершенно особые связи. Ларс привык называть их душевными. Иногда ему казалось, что Адам был был какой-то его частью, потерявшейся по каким-то неведомым причинам, той частью, что была способна на то, на что сам Ларс был неспособен. В ту самую первую ночь, которую они провели вместе за разговорами, ему казалось, что они провели вместе не одни сутки, а знакомы и вовсе целую вечность, просто умудрились потерять друг друга пару десятков лет назад. А, может быть, даже родились для того, чтобы снова найти друг друга. Ларс чувствовал, что Адам - его человек. И даже не знал, радоваться тому или огорчаться...
- Я буду птичкой. - Довольно заявил Андерссон после минутного молчания - раздумывал. - А Эль будет моим солнышком, она уже мое солнышко. Только отдать я ей сразу не смогу, у нее режутся зубы и она все тянет в рот.
Эльсе Анни Андерссон недавно исполнился годик и за последние месяцы она попробовала на свой один несчастный зуб все, что могла и все, что, казалось бы, не могла. Ясмин даже запрещала Ларсу забирать её к себе домой, ведь у него дома "полный бардак и всюду краски, инструменты и всякий хлам". Ларс считал, что она здорово преувеличивает и поэтому не слушался, но по мере сил все-таки старался убираться. И за дочерью бдительно следил, не отпуская от себя ни на минуту. Мало ли, что она может сделать, такая маленькая и шустрая? Эль ползала, как таракан (и была такой же деловой) и шатко, но ходила, потому, при желании, могла дотянуться практически до всего собственными силами.
- Но я их обязательно сохраню и, когда она подрастет, я отдам ей птичку. Ну вроде как в знак того, что я всегда буду с ней. - Ларс подтянул под себя одну ногу и посмотрел на жующего Брэтфилда. - А себе оставлю солнышко, в знак того, что она всегда со мной.
Очарованный подарком и одурманенный обществом Адама, он довольно улыбался и беспардонно разглядывал своего гостя. В первую встречу он пообещал лишить Ларса глаза, если он не перестанет пялиться, но он так и не перестал, оставшись счастливым обладателем обоих глаз. И одного голодного желудка, который напомнил о себе громким урчанием, видимо, возмущенный невниманием хозяина. Впрочем, Ларс и сейчас от него отмахнулся, рассеянно огладив живот, и попытался сделать два дела разом: прикрыть свою неловкость благодарностью. Вполне, к слову, искренней.
- Спасибо за камни. - Улыбнулся он, бережно оглаживая пальцами покрытые краской поверхности. - Они очень классные. Ты удивительный.
Ларс, как и любой творческий и нестандартный человек, любил все необычное заочно. И людей, способных творить это необычное, или даже таковыми являться. Адам был таким человеком, в этом он был убежден с первого дня их знакомства. Он был странным, не таким, как все, выделяющимся на фоне. Да, бродягой и вором, у него было много проблем и Ларс знал это, ведь не нужно быть гением, чтобы догадаться. Да даже понаблюдать... Но в его душе было что-то совершенно особенное и неповторимое. Другой взгляд на вещи. Другой взгляд на мир. Самобытное мнение, обособленное личными убеждениями, построенными на личном опыте. С ним было интересно и уютно, несмотря ни на что. И пусть Адам определял себя, как отброса, но он хранил в себе огромный потенциал. Андерссон предсказуемо хотел, чтобы он осознал это и раскрылся. Но не рисковал к нему с этим настойчиво лезть, боясь напугать своим напором. Да, Ларс иногда был излишне возбужден и энергичен.
- Наверное, нужно пожарить еще... - вернулся с небес на землю красноволосый, наблюдая, как омлет исчезает со сковороды с пугающей скоростью.
Он вообще-то собирался позавтракать сам, но совсем не жалел отдать свой завтрак Адаму. Возможно, в любой другой раз он бы возмутился эгоизму гостя и нагло отобрал свою половину, но в этот раз он был слишком счастлив и доволен, чтобы мелочиться и расстраиваться из-за какой-то пресловутой яичницы.
[NIC]Lars[/NIC]

0

6

Если Адам говорит, что считает Вас приятным собеседником - он издевается, если говорит, что любит-обожает - он издевается, если заботится - он тоже издевается. Адам Найн Брэтфилд, по сути, никого не любит и только и делает, что издевается. Об этом Вам может поведать никто иной, как брат-близнец, Деймон, который натерпелся. Сожженного завтрака натерпелся, белой рубашки с розовым оттенком натерпелся (кто-то выстирал с белым красный носок), бардака в квартире натерпелся, перегарных обнимашек наелся по самое не хочу. Иногда Адам приходил к брату, заваливался рядом в постель и мурлыкал под нос разнообразный бред, рассказывая Деймону о золотых лошадях и маковом платье, которое было на манекене, замеченном им в витрине бутика. Рассказывал, как танцевал с этим манекеном, нежно называя ее Копполла. Откуда он взял это слово? Мало ли где он все свои слова слышал. Из слов, которые знал Адам, можно было составить целую книгу. Благо, в алфавите не так много букв, а то плохо было бы дело.
Так вот, нисколько не смутившись от заявления, что он удивительный (невозможный, нереальный, потрясающий!), Адам поднялся со стула и подошел к плите.
- Моя очередь, а ты пока можешь рассмотреть меня и сзади - на груди дыры глазами уже выжег, - хмыкнул он, доставая из шкафчика подсолнечное масло и щедро поливая им сковороду.
Адам был что ни на есть кулинар от бога: он не умел готовить вообще. Но рискнуть-то можно, особенно когда рядом кто-то есть, да и кухня не твоя.
Разбив два яйца на горячую сковороду, он отпрянул в сторону от шипения и журчания, а затем слегка уменьшил огонь. Какие-то базовые понятия в нем были, поэтому опасность сжечь завтрак в мгновение миновала. Насвистывая себе под нос что-то, он достал из местами поржавевшего холодильника зелень и большими пучками набросал ее в омлет. Он знал очень много песен, поэтому мог развлечь Ларса исполнением любого жанра, буквально на любом языке - он не понимал значения слов, но подражание и тут нашло свое место.
В особенно холодные дни Андерссон угощал его чаем, согревал изнутри своей музыкой, играя на гитаре, которая сейчас ютилась возле дивана, прильнув к нему сбоку, как ласковая продажная любовница. Иногда она попадала и в руки Брэтфилда, подчиняясь ему, как хозяину, позволяя невесомо царапать себя шершавыми пальцами и насиловать, очаровательно насиловать ее песнями собственного сочинения. Они не были такими уж ужасными, в них сквозняками гуляла грусть и депрессия, которая была привычным состоянием для Адама, когда наркотики отпускали. Он подорвал самого себя, поэтому уже давно позабыл в том, что такое нормальное состояние, метаясь между негой и депрессией. Сейчас он был на отходах, поэтому пока все было хорошо, и Адам смог позволить себе помурлыкать под нос, чувствуя расслабление в теле и голод, который очень трудно утолить. Чего он только не принял за эти четыре дня, обзавидоваться можно. Он не рассказывал Ларсу о своих зависимостях, но это и так было ясно, что не на леденцы он потратил украденные из бумажника деньги.
Они редко обсуждали обыденные вещи вроде погоды или планов на день. Адама не заботило, чем займется Ларс после его ухода, Ларса не интересовали мысли Адама по поводу усиливающейся осени. И так ясно, что Андерссон займется своими делами, а Брэтфилд сочтет погоду любопытной - его вдохновляли мрачные вещи. Размышляя о бренности и слякоти, посыпая омлет солью, Адам и не заметил, как к нему прижались чьи-то бедра, а бока обхватили чьи-то руки. Его красноволосая Барбарелла оказался тут как тут, вызвав на лице Брэтфилда тень улыбки. И пусть любому другому на месте Ларса давно бы воткнулась лопатка в глаз, Адам был доволен. Именно он задал настроение этой встрече, так что глупо было быть против.
- Wazzup, cutie, тебе без меня и за столом не сидится спокойно? - спросил он, прижимаясь поближе к мужчине.
Накрыв крышкой завтрак, Брэтфилд развернулся и столкнулся нос к носу с Ларсом, не отпрянув, а прижавшись поближе, скользнув удушающей нежностью вдоль носа ко лбу и назад. Постепенное изучение и привыкание. Залог успеха. Залог доверия. Рассматривая лицо мужчины, Адам скользнул ладонью по его спине к пояснице и прижал к себе поближе, приникая губами к губам в широком, жадном жесте.
Собственник. Пусть Ларс и был не его, но и его он был одновременно. Целуя его губы жадно и интимно, Адам скользил ладонью по его бедру, второй прижимая к себе поближе. Губы были привкуса зубной пасты и карамели, словно до завтрака он уже успел съесть сладкое, может, так и было, это же Ларс, он сам по себе был как конфета, как целая конфетная фабрика, плевать, что у Адама жопа слипнется. Это того стоило.
- У нас сейчас, кажется, яйца сгорят, - усмехнулся Брэтфилд, разглядывая Ларса и оглаживая поясницу. - И это я об омлете.
[NIC]Adam[/NIC]

0

7

На его кухне крайне редко кто-то хозяйничал, даже сам Ларс. Он немного умел готовить, а когда был в настроении даже любил, но гораздо чаще обходился фаст-фудом или фруктами да овощами. Да, Ларс был ужасно ленив, а в моменты яростного, всепоглощающего вдохновения ему и вовсе было не до еды и прочих житейских мелочей. Он не помнил никого и ничего, кроме своего холста, а выползал с мансарды с красочными мешками под глазами, урчащим желудком и желанием смести все имеющиеся продукты из холодильника и с полок. Есть он много не мог, но из жадности все равно затаривался продуктами, много готовил и пытался все это в себя уместить, после чего выл в потолок о том, какой он красочный идиот. Правда, в последний раз он запойно рисовал почти год назад, когда Ясмин поставила его перед фактом - я жду ребенка от тебя, хочешь ты того или нет, но я буду его рожать. Бешеная абстракция родилась спустя двое суток и была представлена на последней выставке, где за нее были мощные торги, несмотря на табличку "Не продается". Теперь она висела над его кривым диваном, богачи же предсказуемо оказались с носом, не настолько меркантильный художник им попался. С тех пор он, конечно, тоже много чего нарисовал и продал, все также выпускал свои комиксы, но делал все это неторопливо, обдуманно, с увлечением и удовольствием, подобными тем, что все люди получают от любимой работы.
Наблюдая, как Адам возится у плиты, Ларс задумчиво теребил край своей майки и улыбался. Все в его естестве пришло к миру и согласию, а причиной тому был этот мужчина. Андерссон не знал, почему так важно было видеть его, ощущать и слышать, даже с уверенностью не мог сказать, что его чувства можно было назвать влюбленностью (хотя он был очень влюбчивой и увлекающейся натурой, пусть и ни одно его увлечение так и не осталось с ним рядом надолго и ограничивалось парой недель, как максимум). Адам просто был ему нужен. Ему нравилось, что этот бродяга врывается в его мир и заставляет его искриться разными красками. И мужчина, признаться, даже не очень хотел копаться во всем этом теперь, когда Брэтфилд был рядом (думать над всем этим он будет в его отсутствие), а пока ему желалось просто наслаждаться его присутствием.
Поднявшись со своего места, Ларс медленно подошел к Адаму и прижался к нему со спины. Огладил бока ладонями, словно примеряясь, и обнял. Он ведь сам перешел эту черту? Теперь пусть наслаждается, Ларс был горазд на ласки и нежности в особом настроении, а все в этом утре с появления долгожданного гостя к этому располагало в очень и очень степени.
- Мне никогда и нигде не сидится, ты же знаешь, - улыбнулся он, прижимаясь губами к плечу Адама и целуя его через кофту.
Уж Адам то точно знал, еще в первую встречу он заметил, что новый знакомый оказался крайне неусидчивым человеком. Они не проходили вглубь квартиры и сидели у окна, гость на подоконнике, а Ларс за время их долгого разговора успел посидеть и полежать на полу (в самых разных позах), умостить свою подвижную задницу на подлокотнике кресла, на его спинке, даже неосторожно завалиться назад и провалиться в дырку (вся мебель в его лачуге пусть и выглядела не очень, но была надежной, за то кресло было с сюрпризом). А еще пару раз подвинуть Адама и разделить с ним широкий подоконник. Благо, в следующую встречу они расширили территории, расположившись на полу его единственной комнаты, и Ларс успокоился. По меркам самого Ларса, конечно же.
Брэтфилд развернулся к нему и оказался так близко, что у Андерссона на мгновение перехватило дыхание. Он с интересом заглядывал в чужие глаза и послушно - очень охотно - прижимался ближе. И с желанием ответил на поцелуй, когда почувствовал на своих губах губы Адама. Поцелуй разлился внутри теплом и налетом возбуждения, его целовали так, словно имели на это полное, неоспоримое и заверенное всеми высшими инстанциями право. Его целовали, как человека, которого считают своим, без всяких "но" и точек над "i". Жадно, откровенно, крепко. Ларс дурел от этого ощущения, прижимаясь ближе, крепко обнимая Адама за пояс. Он отвечал самозабвенно, не менее настойчиво и вместе с тем чувственно. Первые поцелуи всегда самые интригующие, какими бы они ни были - влажными из-за неумения, неловкими или торопливыми, а, может быть, даже излишне нежными. Они не всегда могут сразу понравиться по технике, но такие эмоции больше не подарит ни один другой поцелуй. Ларсу в этом первом поцелуе нравилось абсолютно все, Адам привычно бил в точку, словно знал все наперед.
Признаться, он уже давно этого хотел. И Андерссон не был тем человеком, что предпочитал подождать и подумать - напротив, он был порывистым и любил действовать. Если хотел что-то сделать, он делал, если желал осуществить какую-то идею - он осуществлял её, не скупился и на самые рисковые, порой, даже совершенно ненужные, покупки. И если ему нравился человек, то он знал об этом, а если хотел с ним целоваться или спать - целовался и спал. Но Адам был другим. Он не хотел торопиться с ним и расставлять хоть какие-то рамки их отношений, не зная, кем он хочет этого человека в своей жизни. Но и отказываться он от него тоже не собирался. Да, именно эти губы он уже давно хотел целовать.
- Яйца.. яйца... - Выдохнул Ларс, разглядывая Адама и улыбаясь. - Не сгорят.
Выключив газ, он снова притянулся к чужим губам, кусая за нижнюю игриво и увлекая в новый поцелуй. Ладонями скользнул по бокам, животу и груди, обвив в конечном итоге шею. Снова нашлось что-то важнее еды и Ларс был совсем не против от нее снова отказаться. В пользу поцелуев и объятий, конечно. На этот раз свои права предъявлял сам красноволосый, напористо, но с чувством ведя в поцелуе. Он тихо шутливо рычал, когда Адам перехватывал инициативу, отстранялся и кусался несколько, а после снова нахально протискивался в чужой рот языком. Мягко чмокал раскрасневшиеся губы и заглядывал в чужие глаза. Огладив прохладными пальцами шею Брэтфилда, Ларс уткнулся носом в его щеку, закрыв глаза и прикусив губу в улыбке.
- Не шевелись... - шепотом попросил он, покрепче прижавшись.
[NIC]Lars[/NIC]

0

8

Окок, он не будет шевелиться. Он даже дышать может перестать, если Ларс его попросит. Лишь бы нечасто и ненадолго, а то это уже будет иметь название "мазохизм", а Адам привык к немного иным раскладам. Он оставался синяками на теле, царапинами на запястьях, окурками в пепельнице. Он ранил и оставлял истекать кровью, в буквальном, уважаемые, смысле. Он мог перерезать глотку, если его об этом попросят, а он получит удовольствие. Адам был не простым человеком, в его душе спали те еще демоны. Он пытался их контролировать, но что значит воля человека против адского соблазна? То-то же.
Напор Ларса вызывал на губах Адама легкую улыбку. Давно он не встречал таких жадных, но счастливых людей. Андерссон искрился чудесами и приятными эмоциями, притягивая к себе простуженную душу бродяги, пытаясь выжать какие-то эмоции и из него, не зная, что внутри практически пусто. Чувства колыхались бурым осадком на самом донышке, их было трудно вымыть или выцепить, как накипь, как грязь. Из человека он превратился в конструкцию на сваях, не имеющую фундамента. Он пропал в далеком детстве, он слился в сток вместе с водой в зеленой кабинке общего туалета, на стенках которой они писали мелом, окурками и дерьмом всякие гадости. Это было тяжелое время, лишенное детства - с рождения их учили быть взрослыми. Вот он и вырос раньше времени, давным-давно стал брюзгливым стариком, которому чужды чувственные радости жизни, который только и умеет, что вертеться да выживать. В Ларсе цвела жизнь, переливалась яркими красками, плодила мечты и идеи, как вирус гриппа, пытаясь заразить Адама, но у него развился иммунитет на мечтательность. Идеальным вариантом было потерять память и начать жить заново, но мозг - не выключатель, так просто его не выключишь, не перезагрузишь, не отформатируешь, приходилось приспосабливаться и мучиться.
Вот уже десяток лет Адам каждую неделю балансировал на грани жизни и смерти, с мужской серьезностью осознавая, что новая доза может стать последней, что рано или поздно сердце, загнанное спидами, не выдержит. Брат тоже это понимал, поэтому по мере сил старался отвадишь старшего близнеца от самоубийства, намеренного или случайного, делал, что мог, но этого всегда не хватало. Всегда было "еще что-то", что не позволяло обрести Деймону бесконечный авторитет и поставить жирную точку на зависимостях брата. Быть может, потому что Адам давно потерял волю и жажду к жизни. Ему хватало того, что дарили ему психостимуляторы, вытягивая из бесконечных депрессий и ненависти, зачем ему семья и дружба? Зачем ему любовь?
Мягко погладив Ларса по спине, он втянул носом запах его волос и закрыл глаза. Этот мужчина был прекрасен, слишком хорош для такого плохого него. Адам понимал, что уничтожит его. Выжжет в нем все хорошее и хрупкое, он растопчет его и уйдет, не найдя в себе сил помочь ему подняться. Он использует и бросит, как делал много раз до него. Скоро все закончится, общение станет занимательным воспоминанием, опустевшие вечера заполнятся новыми ядами, новыми словами, новыми падениями. На колени или с двенадцатого этажа - картина ясна. Всему можно найти замену, пусть не равнозначную, пусть трагичную, но незаменимых вещей нет. Счастье легко заменяется болью, боль - смертью. Слишком простая математика, не тому его учили в детском доме.
- Эй, маленький турако, мне пора идти, - шепнул Адам, проведя носом по красным волосам Ларса.
У него были дела поважней - пройтись по брусчатой мостовой, броситься под автобус сорок пятого маршрута, поспать в укромной подворотне на позавчерашнем выпуске The New York Times, проклиная чертовых англичан с их Старыми и Новыми Йорками.
На самом деле, Адаму было просто не по себе. Он знал, что рано или поздно черта будет пересечена, но так быстро? Он не хотел подпускать к себе людей слишком близко, не хотел оставаться грустной историей, которая будет отпечатываться на лицах при каждом упоминании его имени, когда он наконец умрет. Он не хотел, чтобы Ларс грустил. Адам видел, что он уже привязался, а, значит, любое расставание будет болезненным, а при особенных отношениях - тем более. В один прекрасный день Ларс попросит его остаться и не захочет отпускать от себя, будет говорить нежные слова и держать его за руку, пока душа Брэтфилда совершит двойной тулуп и сбежит, без тела, вниз по ступенькам прочь. К свободе. К черту от удушающего камня грязных стен.
Коротко коснувшись губ Ларса поцелуем, Адам пожелал ему приятного аппетита и вылез в окно, сбегая вниз по железной лестнице и исчезая за углом дома. На душе стало легко, а на губах расцвела улыбка, но, тем не менее, он не мог позволить себе остаться в этой квартире сегодня еще дольше. Еще хоть немного. Адам понимал, к какому дерьму это может привести, поэтому не спешил падать в омут с головой - Ларсу нужно подумать и все для себя взвесить. Адам не хотел быть обузой.

Турако. Ты должен понять, почему именно он)

http://4tololo.ru/files/images/20121404001804.jpg

[NIC]Adam[/NIC]

0

9

Следующие два дня были полны забот. Ларс хотел, как всякая ванильная барышня, сидеть у окна, пить кофе, курить и думать О НЕМ, но, увы, он не ванильная барышня, потому ему пришлось работать. На самом деле, он действительно хотел ничего не делать и пускаться в долгие, теплые и не очень, мысли об Адаме, но сдерживал себя всеми силами, правдами и неправдами. Негоже суровым красноволосым мужикам пускать слюни и ничего не делать, предаваясь мечтам. К тому же, думать вообще в таких ситуациях вредно. У Ларса в голове активизировались кролики-мысли, они трахались и плодили новых кроликов, а те разделялись на подвиды: кролики-мысли, кролики-сомнения, влюбленные кролики, кролики-вопросы-без-ответов, кролики-ответы-без-вопросов, кролики-страхи, кролики-мечты, кролики-кролики-кролики-кролики... В общем, все плохо. Потому Ларс загрузил себя работой. После ухода Адама, его редактор громко и звонко напомнила, что пора сдавать комикс и Андерссон вдруг вспомнил, что еще даже не начинал. Следующие сутки он корпел над страницами, рисовал, трудился и тихонько выл от ноющих пальцев. Кролики никуда не делись, они были прижаты работой, но барахтались и все порывались трахаться, потому нет-нет, но Ларс уходил в себя и думал, думал, думал... Смотрел на часы. Матерился громко и шел то за банкой пива, то за кружкой кофе.
По окончанию работы, взъерошенный и уставший, он пересмотрел плоды своих трудов и понял, что кролики-не-рабочие тесно контактировали с кроликами-рабочими (перетрахались, вероятно) и комикс предсказуемо вышел об Адаме. Ларс поделился с миром тем, как они разговаривали, не поскупился на заметки и детали, но все самое приятное скрыл. Смотря на изображения, нарисованные его рукой, он задумчиво прикидывал, как много вопросов о новом персонаже будет на следующей презентации или на ближайшем коне. Людям будет интересно. А Ларс не хотел делиться. Потому даже переживал, хотя главной проблемой оказалась реакция Адама. Красноволосый неожиданно понял, что причина буйства его внутренностей еще не читала этих комиксов и не видела себя их героем. Что, если Адам против? Ему не понравится? Он будет недоволен тем, что личное перемешалось с работой? Или вдруг подумает, что Ларс приносит жертву во имя творчества и просто развлекается, чтобы было чем радовать фанатов? Тихонько взвыв, он уронил голову на свое творение и... уснул.
Проснулся он, конечно, от падения. В постели он был бурным и подвижным, ложился головой на подушку, а просыпался ногами на ней. В одеяло укутывался намертво, но это не мешало ему завернуться ролом еще и в простынь. Просыпался скованный и с затекшими конечностями, выпутывался долго и скрупулезно, матерясь бежал до уборной... Да, спать с ним в одной постели - настоящий ад. Хотя если рядом был кто-то, то Ларс вел себя спокойнее, всего лишь мог перекатиться через человека или закинуть на него все конечности. Или уместиться сверху, сопя в грудь. Ему снились яркие сны и иногда он даже разговаривал, благо, не просыпался еще где-нибудь в парке, кормя уточек. За то в этот раз проснулся в полете и застонал недовольно, вцепившись в правое плечо - отшиб. Это, впрочем, не помешало ему переступить через разлетевшиеся по полу листы, доползти до дивана и продолжить смотреть увлекательный сон. Интересно, что ему снилось? Уж не Адам ли?
Утром его разбудила редактор. Кристина, рыжеволосая, красногубая женщина всегда на высоких каблуках и в строгой юбке, подчеркивающей прекрасную попку, сама лично собрала его работу по листочку, открыв дверь в квартиру собственными ключами. Подивилась бардаку, посмотрела пару книг у дивана, выпила кофе и оставила записку ("Комикс забрала. Люблю, Крис") на столе. Ларс проснулся ближе к вечеру, с трудом поднялся с дивана и ощутил все круги ада разом. Ему хотелось и пить, и есть, и спать, и умереть... Но часы тикали и на семь вечера у него был клиент. Он тяжело пережил все утренние процедуры и ожил только после съеденной пиццы и выпитого пива. Клиента встретил даже в приличном виде, потрудился поухаживать за собой. А там уже и настроение посетило. Работа длилась три часа к ряду, после они с Роном выпили еще по бутылке пива, чтобы завершенный рукав хорошо заживал, и попрощались. Всю ночь Ларс читал какую-то второсортную книгу о Манхэттене в мягкой обложке, купленную у слепого подрипанного жизнью мужика в метро из жалости. Выкинуть сразу Андерссон посчитал неправильным и решил сначала почитать. Зря решил, впрочем. Прочитанная книга сразу отправилась в ведро, а сам красноволосый удобно улегся на диване и выключился, собираясь отсыпаться сутки. Не меньше. К тому же, во сне не думают, а если Адам явится, то разбудит. Идеальный вариант.
Ларс, конечно же, не закрыл окна...
[NIC]Lars[/NIC]

0

10

- Хочешь мороженое? - очередной вопрос с подвохом.
Все утро Адам провел перед зеркалом, завязывая волосы в замысловатый узел с помощью китайской палочки для суши. Кстати, завязал неплохо так, сделав по одной стороне буквально занавес из волос, став таким образом похожим на Деймона чуть более, чем полностью. Вот так они были настоящими близнецами, которых с первого взгляда и не отличишь друг от друга. Только с близкого расстояния было заметно, что скулы у Адама очерчены более остро, а у Деймона оттенок волос чуть темнее. Вот так они и прогуливались утром вдоль парковой линии: повсюду были дети и собаки, собаки и дети, дети с собаками, собаки ну вы поняли. Кто кого выгуливал - было неясно, да и Адам не шибко вдавался в подробности. Рядом был брат, воздух был чист, насколько он мог быть чистым в Нью-Йорке, снег не выпал, заморозки еще не ударили. Можно было смело есть мороженое.
Деймон кивнул, ничего не подозревая, а Адам засеменил по направлению к ближайшему холодильнику с мороженым. В Америке таких было множество. Они пеклись под ультрафиолетовым солнцем, неся добро, радость и холод в мир простых и банальных жизненных вещей. Вокруг таких холодильников на колесах всегда толпились чертовы дети с их чертовыми мамашами, поэтому Брэтфилду пришлось ждать. Даже не так - выжидать. Он всегда был охотником, даже когда был на отдыхе.
Детишки облепили какую-то большую мамочку, прыгая на нее, как пираньи, и желая получить свое мороженое. Тут-то Адам и нашелся.
- Давайте подержу, давайте помогу.
И тут в его руках и оказалось мороженое, и сумочка дамы, которая по неосторожности, купившись на симпатичное лицо незнакомца и его добрую улыбку, доверила Адаму свои богатства, пытаясь собрать в одну руку сразу три рожка разных видов сладости. Нужно говорить, что зря?
Пронзительный визг пронесся над травой зачуханного парка. Следом побежал Адам. За ним большая мамочка с рожками, зажатыми меж пальцев-сосисок. За ней орава детей. А Адаму было, к слову, весело.
- Ты хотел мороженку, на, - он быстро всунул рожок в пальцы брата и убежал, сворачивая с главной аллеи и прячась в еще не пожухших кустах. С детской радостью он наблюдал за тем, как Деймону прилетает по лицу, как бабенка верещит "Полиция! Полиция! На помощь!! Где сумку подевал, сукин ты сын?!", как Деймон делает круглые глаза, медленно понимает, что произошло и наполняется ненавистью к близнецу, но не может насладиться ею сполна, потому что его грозятся повалить на землю еще и дети, испинать и избить ногами. Так Адам и хохотал в кустах, сжимая в пальцах сумку и наблюдая за разворачивающимися баталиями, пока к месту происшествия не подоспели копы и ему не пришлось ретироваться.
Деймон убьет его дома. Он двинет ему по лицу стулом, а потом долго будет пинать по почкам, пока Адам не перестанет ржать и не попросит его прекратить. А Адам мазохист, он не попросит. Он будет хохотать и хохотать, пока Деймон не испугается и сам не прекратит, осознав свою вину за избиение брата.
Зачем Адам так поступил? - спросит незадачливый читатель. Джаст фо лулз. Он любил разукрашивать жизнь близнеца приятными и не очень моментами.
Деваться было некуда, и он навострил лыжи туда, куда так мечтал попасть вот уже несколько долгих, просто бесконечных дней. Жилище Ларса манило к себе теплом, едой и объятиями, в которых отказать себе Адам просто не мог. Он не прекращал думать об этом мужчине с тех пор, как сбежал после завтрака. Все его мысли были пропитаны этими запутавшимися в крупные пряди красными волосами, этим носом, кончик которого забавно был вздернут. Его улыбка, его запах, тепло, прикосновения. Это пробирало Адама нежностью до костей.
Сумка в руках была тяжелой, поэтому он сжал ручку зубами, когда поднимался по лестнице наверх к Ларсу. Первые несколько этажей - сплошная пожарная лестница, а уже потом шли закрученные балкончики-этажи со ступеньками, по которым он спокойно поднялся на этаж к Ларсу. Окна были открыты, и мужчина беспрепятственно пробрался в квартиру.
Ларс спал, крепко завернувшись в одеяло и даже спрятав нос. Неужели он всю ночь так и проспал, нараспашку? Холодно ведь. Закрыв окно, Адам опустил сумку на пол и приблизился к мужчине.
- Ты совсем ебнутый, - тихо прошептал Адам, опустившись перед ним и потянув за край одеяла, отбирая его из объятий сна, чтобы вскоре обнять самому. - Холодно же. Я бы постучался.
Диван Ларса был чудищем, которое странным образом легко подчинялось рукам Брэтфилда, поэтому, надавив на спинку, он ловким движением превратил диван в кровать и устроился рядом с Андерссоном, обняв его сзади и ткнувшись носом в холодные волосы. Рядом с ним было спокойно. Невообразимо. Вдоволь напитавшись запахом мужчины, Адам открыл глаза и осмотрел комнату. Беспорядок, царивший здесь, никуда не делся. От того было только уютнее.
- Что тебе снилось? - спросил Брэтфилд и коснулся губами плеча Ларса, пробравшись к нему под одеяло носом.
[NIC]Adam[/NIC]

0

11

Ларсу снилось какое-то неясное цветное марево. Оно кружилось перед глазами, поражая разнообразием цветов. Бешеная абстракция по типу тех, что он рисовал когда-то в прошлом, уходя в творческие запои. Он предпочитал нереальное реальному, мешал дикие цвета и совмещал несовместимое. Ему нравилось играть с яркими красками и творить невообразимое, непонятное многим безобразие. Ларс видел тогда в своем творчестве целый мир, привычное многим изменял до неузнаваемости. В огне горел мир, в замысловатом узоре отображалась его собственная истина. Он любил рисовать порывисто, быстро, по мнению многих просто пачкая холст, а после любоваться и искать в своих работах новые и новые знакомые предметы, образы и явления. Задумывая одно, он замечал, что помимо задумки в его работах много всего другого. Так на позитивной картине непосредственного детства появились страшные демоны, спрятанные в абстрактных траве, листве и небе. Так на огненном мареве нарисовался Цербер, держащий в зубах цепи двери в преисподнюю. Так в женских волосах, вокруг красивого лица, нашелся целый лес с животными и неясными образами несуществующих, по общему мнению, существ.
С тех пор его стиль значительно поменялся. Он изменил неясным образам и силуэтам с более четкими рисунками, играя с характерами и настроениями, наделяя своих героев человеческими качествами. Кто-то говорил, что его работы стали слишком приземленными, кто-то считал, что они стали реальными и близкими людям. В его рисунках царила реальность, мрачная и не очень, яркая и временами даже кислотная, но знакомая если не каждому, то многим. В привычном он изображал непривычное, думая, что поможет увидеть людям обратные стороны медалей так, как видел их он. Ларс изображал руки, рисующие цветными ручками красивый мир и добрых людей обращал в злых, показывая мрачными оттенками нехорошие намерения. И комиксы, конечно, комиксы. Он жил и запечатлевал свою жизнь в рисунках, показывая какую-то её часть миру. Кто-то предпочитал дневники, стремился записать свои дни, а он зарисовывал их. Делился своим миром с прочими.
Но иногда Ларс скучал по тем временам, когда мог видеть в буйстве цветов скрытый смыл и передавать его людям, пусть и оставаясь зачастую непонятым. Те года прошли и теперь он даже когда старался, не мог наделить новые картины настоящими настроениями, прошивающими зрителей цветными нитками его творчества. Видимо, изрисовался и утратил эту способность, а сон словно бы напоминал о былых временах. В цветных кругах и изгибах, он видел Эльсу и Ясмин, они игрались на фоне вселенной с луной. Где-то там затерялся Адам, играющий на яркой радужной гитаре. Он бил по струнам и звуки приобретали невероятные, странные образы. Во сне он тоже был художником, творящим пальцами волшебные звуки и рождая ими интересные истории. Ларс не запомнил их и очень сожалел, но сон оставил неимоверно приятные воспоминания и сладкий привкус на языке. Возможно, потому что пробуждение было в кои-то веки приятным...
- Ты совсем ебнутый, - знакомый голос вызвал довольную, сонную улыбку - Ларс не был готов так быстро открыть глаза, но уже возвращался в привлекательную реальность. - Холодно же. Я бы постучался.
Обычно он спал, что и танком не разбудишь. Вырубался и отправлялся в другие миры, а случится ли в этот момент апокалипсис или вдруг абсолютная утопия - не так важно. Особенно если он отсыпался после часов усиленной работы. Но в этот раз он, казалось, сквозь таящий сон услышал каждый шаг Адам и даже расслышал его слова. Очнулся ото сна с глупой улыбкой на устах и, не открывая глаз, пережил маленькое землетрясение в виде разложившегося дивана.
- Я бы не услышал. - Тихо ответил Андерссон, прижимаясь к Адаму и греясь в его руках, прислушивался к его дыханию где-то у себя на затылке.
- Что тебе снилось? - Ларс задумчиво причмокнул губами, поглаживая Адама по руке и раздумывая, стоит ли ему рассказывать - наркоманские сны они такие наркоманские.
- Психодел какой-то. - Сонно вздохнул Ларс и улыбнулся. - Ясмин и Эльса играли с луной, как с мячом. И доча громко смеялась, когда удавалось её поймать. А потом луна ускользнула и она хотела поиграть с Марсом, но Ясмин сказала, что он слишком горячий и она обожжет ладошки. И подарила ей сияющую пятиконечную звездочку. А ты играл на гитаре и рождал своими звуками чудесных животных, да. И нет, я ничего не принимал перед сном. Я работал.
Беспокойно заерзав, он потянулся в руках Адама, вытягивая все конечности, и звучно зевая, после чего повернулся и притерся к мужчине вплотную, зарываясь лицом ему в шею. Сонно вздохнул, улыбаясь и обнимая его, погладил теплой ладонью по спине. Ему хотелось в туалет и умыться, привести себя в порядок и одеться, даже поесть, а утренный стояк и вовсе лишал покоя. Но лежать с Адамом ему хотелось всяко больше, потому он настырно жался ближе, прислушиваясь к нему и довольно вздыхая. Пусть весь мир подождет, пока они снова близко и вместе...
[NIC]Lars[/NIC]

0

12

Легко коснувшись губ Ларса своими, Адам оторвался и осмотрел его с настолько далекого расстояния, насколько позволяли ему отодвинуться цепкие объятия.
- Давай ты почистишь зубы и отольешь, а потом вернешься ко мне? - он скользнул пальцем по бледной скуле мужчины и со спокойной улыбкой проследил взглядом за движениями его лица. Ларс был сонным, ленивым и недовольным - тут и без слов было ясно, что вставать ему хотелось меньше всего, но это было необходимо.
У Адама тоже было дело - распотрошить утреннюю добычу и наспех придумать какое-никакое оправдание перед Ларсом, так как он был против, очень даже против подобных грабежей, пусть и сам оказался его жертвой и простил. Никому не нравилось пагубное пристрастие Адама, от которого он не мог избавиться, потому что это было заложено внутрь него самой матушкой природой. Ее так легко из себя не выскребешь, не вычешишь, не выжжешь. Брэтфилд старался ограничивать себя, но подшутить над братом мог себе позволить хотя бы изредка. Хотя бы с такими последствиями. Адам знал, что Ларс будет дуться, когда поймет, что произошло.
Когда Андерссон исчез в направлении к ванной, Адам сполз в кровати и принялся копаться в сумке. На самом деле, ничего интересного - "Дневник памяти" Николаса Спаркса, красный вычурный кошелек с двумя сотнями долларами и картами скидок внутри, розовая соска и средства женской гигиены. Сумка не выглядела дорогой, потому, прибрав к рукам книгу и деньги, он выбросил ее из окна, снова тихо закрыв его. Ему не были интересны ни скидки в PLATO и New Look, ни трогательная книга (ее содержание можно было понять по обложке), поэтому карточки он спрятал в бумажник Ларса, а книгу сунул во внутренний карман своей куртки. Будет Андерссону подарок.
Пока швед плескался в ванной, Адам успел обшарить его квартиру, выудить из мусорника иную книгу, с затертым названием и потрепанной обложкой. Открыв ее на сто тридцатой странице, Адам завалился обратно на диван и принялся читать.
- Ты чего бумагой разбрасываешься? - поинтересовался он у вышедшего из ванной комнаты Ларса и помахал перед ним добытой из ведра книгой. - Я думал, ты более бережлив.
- Я берегу то, что стоит внимания. А это гадкое чтиво даже выбрасывать в ведро жалко. Не надо было покупать.. - Ларс взъерошил красные волосы и устроился рядом. - Смотри, она даже напечатана криво. Ни абзацев, ни тире перед прямой речью, ни глав, ничего. И вообще неясно, кто все эти люди. Еще там время прыгает.
- Ммм, - задумчиво протянул в ответ Адам и потянул мужчину за руку к себе, опрокидывая в собственные объятия. - Тогда у меня есть для тебя сюрприз. Может, это тебе придется по душе.
Отложив книгу о Манхэттене на край дивана, Адам выудил из куртки "Дневник памяти" и отдал ее Ларсу, второй рукой обняв его за талию и притянув чуть ближе. Он был теплым, мягким, все еще не до конца проснувшимся. И Адаму ужасно захотелось разморить его еще сильнее, к чему он и приступил, прижавшись к шее влажными губами, позволив Ларсу рассмотреть подарок и насладиться этой близостью сполна. Он легко прихватывал губами кожу на шее, чуть покусывал ее и зализывал кончиком языка. Закрыл глаза, погружаясь в это тепло, исходящее от тела рядом, скользнул пальцами по мягкому боку и слегка сжал там, где начиналось бедро. Внезапно такое поведение стало естественным и донельзя забавным. Адаму нравилось. Ларсу, видимо, тоже.
Подняв взгляд, Адам вцепился в губы Андерссона жадным поцелуем, соскучившись за эти дни бесконечных мыслей и метаний. Он никогда не был человеком с тонкой душевной организацией, но умел скучать и тосковать, мучиться и терзать себя бесконечно, бесконечно, бесконечно. Перевернутая восьмерка нависла над его макушкой угрожающим знаком, но Адам лишь отмахнулся, отдав себя на волю ласкам Ларса.
- Мм, ты чистишь зубы детской пастой? - выдохнул мужчина с улыбкой, распробовав вкус клубники и мяты.
Этот чертов мужик разбивал его сердце, разливал горячее содержимое по полу и поджигал. Коктейль Молотова о его стены. Адаму было нестерпимо приятно и больно. Руки словно лизали языки пламени, но он крепче обнимал Андерссона. Себе во вред. Себе во благо. Ему невыносим был подобный контакт, но он ловил от него определенный кайф, не желая отказываться, зная, что кого-то из них это точно убьет.
[NIC]Adam[/NIC]

0

13

Внешний вид

Белая футболка, черные спортивные штаны. Босой, привычно всколоченный, с мокрыми после душа волосами.

У Ларса всегда было много забот. Новые эскизы, разношерстные клиенты, свежие комиксы и идеи для них, торговля работами в интернете, встречи с Ясмин и Эль, акустические концерты с переодеваниями наедине с собой, вечера с бродячим музыкантом Китом (играл он ничуть не хуже Ричардса, к слову), веселые тусовки с друзьями, творческие порывы или депрессии из-за их отсутствия. И так далее, далее, далее... Он не был слишком уж занятым человеком и никуда не спешил, имея крайне обособленную от тяжелых обязательств жизнь, но все время что-то планировал и чем-то зудел. Вот и теперь он мог бы готовить новый комикс, чтобы после снова не рисовать впопыхах, мог бы заняться накопившимися заказами и сократить очередь желающих к нему попасть, мог бы наведаться в гости к дочери, потискать малую и поиграть с ней. В конце концов, мог бы собрать тусовку, пригласить рыжую безумную подругу мастерить костюмы на Хэллоуин, обязательно сначала выпив и накурившись. Мог бы, мог бы, мог бы... Но на деле он хотел быть лишь с Адамом. Лежать, сидеть, обнимать, целовать, не важно, главное - рядом с ним. Слышать его голос и видеть его лицо. Совсем идеально, если чувствовать его руки на своем теле. Адам, пошедший на близость в прошлый раз, взбудоражил его и теперь не только его визиты стали навязчивой идеей, но и его ласка.
Теплый душ принял его радушно, теплые струйки воды ласкали тело и смывали остатки сна в водопровод, избавляя Ларса от общей разбитости. На смену ей, впрочем, пришла другая беда - голова его забилась тяжелыми, мучительными мыслями. Они сменяли одна другую неимоверно быстро, почти не давая ему сосредоточиться и сделать хоть какой-нибудь вывод, но все они были объединены одной темой – его чувствами к Адаму. И все тараканы его головы болели за одно, дружно крича «Хозяин влюбился».
Ларс был влюбчивым и увлекающимся человеком. Он любил свидания и очарование первых встреч, познание нового человека, пока внутри все кипит и бурлит. Любил флиртовать и заводить легкие, ни к чему не обязывающие отношения, включающие в себя, как правило, хороший секс и философские разговоры после него. Но ничего серьезного у него не было за всю жизнь, если не считать дочери, которая неожиданно стала плодом его разгильдяйской, необязательной и разгульной жизни. Очарование проходило, яркие ощущения от прикосновений нового человека тоже и Ларс шел вперед, искать новые приключения. Доискался. Довыпендривался. Догулялся. Он не был уверен, что испытываемое к Адаму можно было назвать влюбленностью и не был уверен, что это продлится дольше, чем все предыдущие его увлечения, но, тем не менее, чувства к Адаму были во много раз сильнее, ощущения были в сотни раз ярче и жить без него у Ларса просто не получалось. Он ждал его все время, скучал по нему и желал его. Что, если он влип в серьезные чувства и теперь обречен? Тяжело вздохнув, Ларс выбрался из душевой кабинки.
- Если еще неделю не высыпаться, можно на Хэллоуин без костюма идти... - Он зачем-то оттянул нижнее веко правого глаза и показал себе язык. - Впрочем, уже итак все достаточно плохо.
Еще раз мрачно глянув на свою заспанную физиономию с мешками под глазами, Андерссон хмыкнул себе под нос недовольно и натянул на себя чистую, белую футболку и черные спортивные штаны. Не красавец, конечно, и далеко не самый желанный мужчина, но Ларс всегда считал, что внешность – далеко не самое важное в жизни. Свою неудачную в этот день физиономию он уж точно как-нибудь переживет.
- Ты чего бумагой разбрасываешься? - спросил Адам, помахав недавно выброшенной пакостной книгой о Манхэттене. - Я думал, ты более бережлив.
- Я берегу то, что стоит внимания. А это гадкое чтиво даже выбрасывать в ведро жалко. Не надо было покупать.. - Ларс взъерошил красные волосы и плюхнулся на диван рядом, ткнув пальцев с раскрытую страницу. - Смотри, она даже напечатана криво. Ни абзацев, ни тире перед прямой речью, ни глав, ничего. И вообще неясно, кто все эти люди. Еще там время прыгает.
Что может быть хуже, чем плохая книга? Андерссон обожал читать и знал много прекрасных книг, которые забирали его в себя, как только он раскрывал книгу и начинал читать. Он переживал волнительные сюжеты лично и жил этим прекрасным ощущением, черпая из него свое вдохновение. Плохие книги – это как плохой секс. Только хуже. Вроде и похоже, но никакого оргазма или даже намека на удовольствие от процесса. Так что на тему несчастной книги Джона Дос Пассоса он мог негодовать еще долго. Но Адам сбил его негодование другой книгой.
- Тогда у меня есть для тебя сюрприз. Может, это тебе придется по душе. – И извлек из куртки «Дневник памяти» Николаса Спаркса.
Крепче прижавшись к Брэтфилду, он улыбнулся и принял подарок, с интересом разглядывая обложку. Он уже читал этот роман, как и все другие трогательные истории этого автора, но печатного издания у него не было, только электронки на планшете, а это совсем, как известно, не то. Так что подарком он остался вполне доволен и, изловчившись, благодарно поцеловал Адама в шею.
- Спасибо. – Отложив книгу на кресло, он охотно прижался ближе к груди Брэтфилда и тепло выдохнул, склоняя голову и открывая шею для поцелуев.
Ларс любил контролировать ситуацию и быть доминантом в ней, но Адаму хотелось просто отдаться. На милость или на растерзание – не так важно. Он не был идеальным вариантом для отношений, он не был даже приемлемым человеком для этих целей. Он не тот, кого стоило приводить домой, знакомить с семьей и дочерью. Но Ларсу было плевать. Он доверял ему и тянулся ближе, уверенный, что может положиться на Адама, если возникнет необходимость. Он был уверен, что хочет этого человека рядом, пусть и не определился еще в какой роли, хотя думать об этом как-то поздно, когда влажный язык скользит по шее, выбивая из головы всякие мысли. Ларс охотно нырнул в омут с головой, повернувшись и с желанием ответив на поцелуй.
- Мм, ты чистишь зубы детской пастой?
- Нет… не знаю… - Задумавшись, Ларс нахмурился, а потом махнул рукой и крепче прижался к Адаму, увлекая его в новый поцелуй, обвивая его шею руками.
Опрокидывая мужчину на диван, он устроился сверху. Пальцами Андерссон зарылся в чужие волосы, пропуская пряди сквозь и сжимая их. Он целовал Адама медленно, со вкусом, интимно, доверчиво прижимаясь ближе и добровольно отдаваясь в его руки. Ларс соскучился. Ларсу было мало еще с прошлого раза.
[NIC]Lars[/NIC]

0

14

Устроившись ладонями на его бедрах, Адам не отрывался от мужчины. В этом не было ни смысла, ни выгоды. Быть рядом с Ларсом - уже дело приятное, так зачем отказываться от ласк, когда он бесплатны, откровенны и ответны? В жизни Адама были отношения, которые, в большинстве своем, заканчивались чужими слезами, следами ремня на мягкой коже, натягивающей ребра, ненавистью, которая не выветривалась даже зимними сквозняками. Все всегда было плохо, и это стало естественным явлением, именно поэтому Адам уже не верил в то, что бывает хорошо. Забыл, что может быть так. Человек привыкает к чему угодно, вот и Адам привык. У него не было иллюзий насчет жизни семьи и любви, он прекрасно знал, что все эти слова - не для него. Он даже с собственным братом поладить не может, что говорить о других людях? О тех, у кого уже все есть и потерять это - безумно жалко. Адаму было нечего терять и нечего обретать, относясь ко всему скептически, Брэтфилд отталкивал от себя добро и счастье, понимая, что может умереть в любой момент, и не за чем расстраивать других. Вот только теперь ему было кого расстраивать, было кому плакать над его телом, лишенным скудной души. И от этого камень придавливал сердце, не давая жить со спокойной совестью.

Мы будем греть своим теплом, хотя бы словом.
Не меняй злого, злой не меняет злого.
Это экстаз, когда находишь и при этом не находишься под экстази.

Пусть желания были у Адама горячи и буйны, он многое не мог себе позволить. Чувствовал, как рядом с Ларсом к нему приходит вдохновение, заменяя наркотические депрессии волнами вдохновения, наполняя его до краев и разливаясь цветной водой по пластиковой поверхности. Если бы он умел рисовать - он бы рисовал. Умел бы петь - пел бы. Умел бы создавать - создал бы. Скульптуру, сонет, сонату, лекарство от рака, сложную игрушку, модель солнечной системы. Не важно, в каком можно думать направлении, важна суть. Его переполняло. Обычно пустого и хлипкого, наполняло энергией, жаждой к какой-либо жизни. Красками. Мыслями. Образами.
Оказываясь вдалеке от Ларса, его накрывало. Он раздражался от любого слова, психовал, когда что-то не получалось, когда собственные мысли заводили в ловушки, из которых не было выхода, где не было ключей от замков, где стыки плит - сломанный шоколад, он растает, когда выглянет не его солнце. Перестройки в его организме ломали изнутри, гнули кости, которые даже ломаться не хотели, руки выкручивало, а пальцы хаотично хватали воздух. Его ломки приобрели личный характер. Его ломки раздражали его, с ними даже кокаином не справиться.

И я запомнил тебя,
И сотен тех, что видел.
На равне с химией, ты бывал в моей крови.
Я ввинчивал тебя, потом пытался рисовать прямые линии,
Но получались, как всегда, круги..

Скользнув языком по его губам, Адам прижал мужчину к себе ближе, опустился ладонями снова на бедра, на ягодицы, лаская его, заживляя собственные раны его дыханием. Это их мир, их время, их чувства, и не за чем кому-либо в это вмешиваться, не за чем кому-либо им мешать. И как бы Адам ни хотел отмахнуться от всего окружающего, от всего, что было внутри него самого, он не мог сделать это. Барьеры в его мозгу мешали сделать желаемое, мешали взять и воспользоваться, перетерев доверие на терке эгоизма. Как бы странно ни звучало, он уважал Ларса и не мог так просто... взять его. Адам понимал, что рано или поздно он уйдет, не сказав и слова, не оставив и записки. Он уйдет, когда поймет, что все зашло слишком далеко, когда Ларс пойдет против его демонов крестовым походом, когда ему станет страшно за собственную душу, за то, что от нее осталось. Он сбежит, дезертирует с поля боя любви и спрячется в пещере, ограненной героином легкого яичного оттенка. Стоит только слизнуть. Стоит только потереться, отломать кусочек, расковырять шрамы бывших инъекций и ввести в себя яд. Он боялся, что Ларс обнаружит эти шрамы, боялся получить отказ и боялся приблизиться. Слишком много противоречий было внутри него. И это сдавливало горло, призрак его зависимостей мазнул по его рукам краской, расставив черные метки-кресты. Ему некуда было деться, и никто не будет это терпеть или принимать.
Таких, как он, не принимают такими, какие они есть. Все общество стремится их переделать, обратить на верный путь, не понимая, что существуют обстоятельства, существует внутренний голос и сила, которой плевать на чужие намерения.

Я не минуты без тебя от ноты До ноты Си.

- Ларс, я ненадолго, - шепнул в губы с толикой сожаления, погладил по спине и посмотрел в глаза, переливающиеся зеленью в утреннем солнце. Ему не хотелось уходить, но было нужно исчезать, иначе он даст себе волю, он сделает то, о чем Андерссон будет жалеть. Ему не нужна ни жалость, ни сожаление, поэтому к черту все.
[NIC]Adam[/NIC]

0

15

Адам второй раз заводил его, и второй раз собирался нагло уйти, не доведя дело до конца. И можно было бы, конечно, подумать, что у него действительно дела, важные и неотложные, но тогда возникал другой вопрос – какие? Он не работал и вообще не производил впечатления занятого человека с делами, которые никак и ни за что нельзя отменить, если хочется. Скорее уж Адам наоборот казался настолько свободным, что вместе с ним в окно влетал вольный ветер, принося его в гости. Он мог бы остаться подольше, мог бы прижаться поближе, мог бы провести время с Ларсом за разговорами и ласками – почему нет? Ему ведь нравилось так же, как нравилось самому Ларсу. Он чувствовал это, находясь так близко. Чувствовал, как Адама накрывает от близости и как напрягается его член в джинсах.  Так почему ему снова пора?
- Побудь со мной еще немного. – Попросил Ларс, прикусывая нижнюю губу Адама и крепче к нему прижимаясь. – Куда ты спешишь?
- У меня полно дел, ты не хуже меня об этом знаешь. – Ничего он не знает, в этом и проблема!
- Каких? – Снова спросил Ларс, отстранившись от чужого лица и завозившись на Адаме, устраиваясь удобнее и отираясь тем временем.
Тот закусил губу, поглядывая на него, и ответил спустя пару мгновений:
- Например, ограбить милую старушку и устроить пир на весь мир.
Ларс возмущенно фыркнул и шлепнул его по щеке ладонью, заулыбавшись. Адам заулыбался в ответ, видимо, довольный тем, что ушел от темы. Но шведы так просто не сдаются, тем более такие, как Андерссоны. Во всяком случае, этот Андерссон точно не собирался сдаваться.
- Ну, расскажи мне? Почему ты не можешь остаться? – Задал новую порцию вопросов Ларс, прижимаясь ближе, и добавил интимным шепотом. - Я же чувствую, что хочешь…
От собственной фразы свело живот возбуждением, и он подался еще ближе, вжимаясь в чужое тело, заглядывая в глаза пытливо. Ему хотелось, чтобы все отошло на второй план. Хотелось, чтобы Брэтфилд вцепился в него и сделал, наконец, то, чего они оба в этот момент желали. Мысли Ларса вились вокруг секса, он никак не мог собраться и отмахнуться от этого приятного наваждения, хоть и боялся перейти какую-то черту в терпении своего любовника.
Адам горячо выдохнул, словно без слов соглашаясь с ним, и сжал бедра пальцами. Ларс прикусил губу нервно, чувствуя, как по телу расходится волнительное тепло вперемешку с невнятной тревогой.
- В кого ты капризный такой? – негромко спросил Брэтфилд, снова не внося никакой ясности.
- Самородок. – Выдохнул шепотом Ларс, притягиваясь к желанным губам легким поцелуем.
Адам ответил, а после осторожно скинул его с себя и поднялся с дивана. Тяжело вздохнув, красноволосый перекатился на спину.
- Стой, не уходи. – Попросил он, садясь на постели и ероша волосы обеими руками, словно пытаясь вытрясти порочные мысли. – Я тебя не понимаю… - Пожаловался он, хмурясь. – Но я не буду задавать больше вопросов. Сегодня. Я тебе кое-что покажу.
Поднявшись с дивана, он демонстративно поправил член, сунув руку в джинсы, и показал Адаму язык. Глубоко вздохнул, отходя к столу, и принялся перебирать груды бумаги.
– Я уже говорил, что рисую и выпускаю комиксы. В них отражается моя жизнь и мои настроения. Ну знаешь… кто-то ведет дневники, а я зарисовываю. Не все идет в печать, но часть там оказывается. Так вот…
Поискав среди бумаги на столе подходящий черновой вариант с набросками Адама в профиль, анфас, стоя и сидя на подоконнике, он задумчиво рассмотрел его и замялся. Он все еще сомневался, что Брэтфилду понравится идея засветиться в комиксе, но делать было нечего. Потому Ларс вернулся на диван и вручил рисунок в руки Адама.
- Это ты. – Пояснил он, поджимая под себя одну ногу. – Наброски, чтобы набить руку. В последнем номере ты главный персонаж, он выйдет на следующей неделе. Я тебе его подарю. Ты ведь не против?
[NIC]Lars[/NIC]

0

16

Мазохизм у Ларса был прямо-таки легендарным. Он лез на рожон, как слепой теленок, не отдавая отчета своим действиям и не прогнозируя ближайшее будущее. Он руководствовался желаниями, капризами, хотениями, в то время как Адам четко осознавал то, что Андерссон надолго рядом не задержится, когда обнаружит все его тайны, заглянет за ширму и познает то, что до этого пряталось от него с особой тщательностью. Были подводные камни, о которые Ларс и спотыкался, не понимая, в чем дело, и негодуя. Брэтфилд как мог оттягивал моменты истины, хоть и признавал то, что полностью солидарен со словами Ларса, с его интимным шепотом, поцелуями и действиями - все это нравилось, заводило, раздражало своей напористостью. Но при этом Адам понимал, что долго сопротивляться он не способен.
Действия Ларса находили сопротивление, радикальными мерами пресекал Брэтфилд его поползновения, скидывая с себя на кровать, подсластив перед этим пилюлю поцелуями. Быть до конца грубым - кощунство чистой воды, Адам пусть и был по жизни откровенным мудаком, но намеренно делать больно он не был способен. От Ларса, казалось, в секунды возбуждения начинало как-то по особенному пахнуть. Он был истинным шведом, пахнущим скандинавскими снегами и батончиком Тоблерон. Или Адаму так казалось, потому что Швеция и Швейцария для него - одно и то же. Во всяком случае, запах мужчины менялся. Должно быть, феромоны, должно быть, смесь зубной пасты, одеколона и примеси железа из-за воды из-под крана, может, все вместе или рецепторы Адама просто давали сбой, позволяя воображению делать все за них.
- Стой, не уходи.
Адам вздохнул, чувствуя, как земное притяжение велит ему повернуться назад, к Ларсу лицом, к окну задом. Избушка повернулась, Брэтфилд слегка прищурился, зная, что пара мгновений, и не уйдет он никуда, как бы ни старался и что бы Ларс не говорил. Провоцировал его еще сильнее, швед проклятый, швед драгоценный, провокатор из Скандинавии. Повинуясь просьбе, Адам сел обратно на диван. Было тесно, было жарко, незамысловатая прическа давно распалась, а палочка из-под суши потерялась где-то между простыни и складок дивана. Искать ее было бессмысленно, если Ларс найдет - пусть хотя бы озадачится.
- Ну знаешь… кто-то ведет дневники, а я зарисовываю.
Не по наслышке Адам знал, что существует еще множество способов запечатлеть на чем-то, где-то происходящую реальность. Шрамы на его руках от иголок были тому ярким подтверждением; кипа бутылок в доме Дэймона, ведь иногда, как в той песне - sometimes you tell the day by the bottle that you drink, тоже являлась показателем, сколько он просидел дома и как он скучал. Ему казалось, он не знал людей, которые вели бы дневники, ведь бумага - очень ненадежная вещь, особенно, когда ты постоянно носишь ее с собой. Плохая память ил ловкость чужих рук - и воспоминания утеряны, забылись годы, как вчерашний день. Точно такого же мнения был Адам о зарисовках Ларса, но ничего говорить не стал. В конце-концов, если все это идет в тираж, значит, существует вероятность того, что не все канет в лету.
Ощутив подушечками пальцев шероховатость рисовальной бумаги, Адам приятно зажмурился. Такая бумага была дома у брата, вечно он разбрасывал свои почеркушки по всей квартире, а потом обижался, что Адам использовал их не для тех целей. Целей, к слову, было много. И бумага под косяк - не худшая из них.
- Это ты. Наброски, чтобы набить руку. В последнем номере ты главный персонаж, он выйдет на следующей неделе. Я тебе его подарю. Ты ведь не против?
Рассматривая самого себя, Брэтфилд не знал, как он к этому относится. С одной стороны это было приятной неожиданностью, до этого его или не рисовали вообще, или делалось это в жанре карикатуры, что приятным сюрпризом назвать было тяжко. С другой - что-то напряглось внутри мужчины. Ларс забрал его в рамки своей жизни, показав, что Адам более не просто визитер, не гость из окна, не вор из парка, а Кто-то. Пусть они и были уже не самыми далекими людьми, пусть Брэтфилду хотелось появляться здесь чаще и оставаться подольше, кто сказал, что он был готов?
- Ох, cutie, учитывая, что меня периодически разыскивает полиция, после таких рисунков к тебе могут начать наведываться копы. Если они, конечно, читают твои комиксы. Почему-то я уверен, что да, - с легкой улыбкой заметил Адам и погладил мужчину по волосам. У него действительно был талант, и Адаму хотелось отметить это и похвалить. - Но если ты сбежишь со мной на самый край света - мы избежим общения с этими псами, - с широким жестом он вернул Ларсу бумагу и залюбовался им, небрежно и мимолетно.
[NIC]Adam[/NIC]

0

17

- Что ж, - Ларс улыбнулся и шутливо пихнул Адама плечом. – Если ты совершишь что-то совсем плохое, я нарисую твой фото-робот. Так что веди себя прилично.
Взяв обратно листок из чужих рук, он еще раз осмотрел свою работу и вернул её Брэтфилду, погладив того по руке.
- Забери себе. Подарок. – Поцеловав мужчину в шею, Ларс прижался поближе. – А чтобы я не оказывал содействие полицейским, скорее забирай меня на край света. Так будет безопаснее.
Проводив Адама в окно, и крепко поцеловав его на прощание, Андерссон рухнул обратно на диван и ткнулся носом в подушку, что успела впитать чужой запах. Бездействие активировало мысли, и их было так много, что начинала раскалываться голова. Ларсу многое хотелось узнать, хотелось получить свои ответы, ведь он заслуживал знать и понимать, но ни Адам, ни кто-либо другое не хотели раскрывать своих карт. Ему оставалось только смириться, потому, силясь спасти себя от самоедства, Ларс нашел в себе силы подняться с дивана, собраться и выбраться из квартиры на свежий воздух. Он собирался навестить свою дочку и её маму. Ясмин и Эльса всегда спасали его от всего, находясь рядом.
Провести день со своей малышкой было приятно. Ларс никогда особенно не стремился быть отцом, но теперь ни за что бы не променял это ощущение тяжести в собственных руках и нежности, что теплилась в его сердце, когда красавица Эльса оказывалась в его объятиях. Она доверчиво льнула к нему всякий раз, когда он брал ее на руки, обхватывала своими крошечными игрушечными ручонками его шею и улыбалась своим почти беззубым ртом. Самая красивая девочка на свете.
На следующий день Ларс от души отоспался, позавтракал и сразу пообедал пиццей, принял одну из своих постоянных клиенток, набив ей заковыристую философскую цитату на ребрах и выпив по бокалу виски за то, чтобы татуировка быстро зажила без всяких проблем для них обоих. Проводив её, мужчина уселся рисовать Эльсу, портрет начатый еще в прошлом году, но все никак не желающий дописываться, а когда сил на рисование уже не осталось, Ларс вооружился бутылкой пива, улегся на свой немного косой, но удобный, диван и включил какой-то глупый сериал, шедший по телевизору. Не особенно вдаваясь в подробности, он просто наблюдал за людьми на экране, потягивая пивко и чувствуя, как мышца за мышцей, нерв за нервом расслабляется. Такое блаженное чувство может подарить только такое же блаженное бездействие. В этот день он принял одно важное решение - не думать об Адаме и его странном поведении. Вообще не думать. После того, как сериал, а там и фильм, закончились, и начались дурацкие угнетающие новости, Ларс взялся за книгу, подаренную Адамом, и прочитав пару глав, даже сам не заметил, как вырубился.
Проснулся Ларс оттого, что навернулся с дивана и отшиб себе плечо. Шипя от боли, он уселся на полу по-турецки, потирая больное место и отчаянно ругаясь матом сквозь зубы. Наверное, он даже сам не разбирал слов, которые произносил, пока просыпался, приходил в себя и пытался излечить себя простыми прикосновениями и забористыми выражениями. Проморгавшись и широко зевнув так, что скулы свело, Ларс рассеяно потер сначала один глаз, после другой, откинулся спиной на диван и закрыл глаза. И заснул бы так, наверное, если бы не услышал, как в замке заворочался ключ.
- Андерссон, ты опаздываешь на вечеринку в издательстве! – вещала Кристина с порога, быстро заходя в комнату. – Ты забыл, да? Бестолочь! Ну-ка поднимайся, у тебя десять минут на сборы.
На вечеринку Ларс не хотел, но выбора у него не было. Организовывалась она его родителями, отношения у него с ними были сложные, но существовал уговор, который не имел срока годности и путей к отступлению: он должен был посещать все званные вечера, на которые его пригласят родители, а взамен они не докучали ему семейными посиделками и попытками вернуть сына на путь истинный, воспитать в нем достойного наследника. Он справлялся со своей частью уговора исправно, родители иногда изменяли собственным же правилам, но стоило напомнить об этом и они снова становились шелковыми. Потому Ларсу волей-неволей пришлось собраться и отправиться на вечеринку. Не сказать, чтобы это было совсем уж плохой перспективой – вовсе нет, там наверняка соберутся интересные люди.
На вечере в издательстве, он встретился с несколькими коллегами-приятелями, с которыми он и провел следующую ночь в хорошем рок-клубе на Манхэттене. Следующие два дня он посвятил сну и работе над новым комиксом, чтобы не работать после впопыхах. Рисунками он отразил званный вечер в издательстве, высмеяв встреченных там снобов. Представил, в каком бешенстве будет отец и даже сделал небольшую зарисовку на черновике, любовно подписав страшную мультяшную рожу «Дэдди»..
[NIC]Lars[/NIC]

0

18

вв

https://31.media.tumblr.com/830700aacb7d2879875b05a3571d96c8/tumblr_myhc1fcwgE1sn3go8o1_500.jpg

Забываясь в поцелуях, предназначенных одному Ларсу, Адам крепче прижимал к себе полюбившееся тело с такой чувственной и искренней душой. Если бы он мог - забрался к Ларсу внутрь и поселился там, защищенный и вдохновленный, на зависть всему миру. Но пока оглаживал его живот пальцами. Андерсон дрожал под его прикосновениями и ласками, обнимая, приникая ближе, отвечая так отзывчиво, словно ждал этого тысячу лет. Ровно столько лет одиночества в поиске единственного источника счастья, поломанного и поцарапанного, помятого жизнью Брэтфилда. Стоили ли все эти годы ожидания того, что он мог в итоге получить?
Ten, kiss me on the lips
Жадные прикосновения губ, пальцы, застывшие внизу живота, поглаживающие легко нежную кожу, заставляя Ларса дрожать сильнее. Он как будто бы ждал, что же будет дальше. Наученный горьким опытом уходов Брэтфилда, он не спешил действовать, доверяясь рукам Адама. Испугавшись, он не ждал таких гостей, учитывая, что Адама не было в его квартире несколько долгих дней. Ларс не знал почему, а причина была простой - его возлюбленного все же поймали, и эти сутки он провел в камере, общаясь со старыми знакомыми как по одну сторону решетки, так и по другую. Дэймон махнул на него рукой, знакомые копы не спешили разбираться. Лишь одно условие - посидеть пару дней в клетке и выйти, как бы отработав свое наказание. Все было давно оговорено, куплено и условлено. Адама знало все дно Нью-Йорка. Кто-то его уважал, кто-то улыбался в лицо, затачивая за спиной топор, но то, что Адам был способен на все - знали многие, потому и боялись. Он был неуравновешенным и опасным. Наркоманом. Отбросом. Что с него взять?
Nine, run your fingers through my hair
Он был "Девятым", Найном, как звали его в детстве в приюте. Второе имя было дано ему из-за коробки, в которой обнаружила его нянька; что-то было на ней то ли написано, то ли нарисовано, так что к обычному имени первого человека в Раю, а после и на Земле, прибавилось странное Найн. Зарываясь пальцами в красные волосы мужчины, он слегка оттягивал его голову от себя и припадал к шее, оставляя легкие красные отметины и влажные следы от поцелуев. Ларс шумно вздохнул, и Адам сжал зубы на его коже над кадыком. На тонкой бледной коже, которую хотелось потрепать, как волку, в агонии или в страсти. Тихо рыкнул и провел ладонью вдоль его обнаженного, все еще влажного после душа тела. Ларс как будто бы знал. И готовился.
Eight, touch me, slowly
Швед бесстыжий. Он не соизволил даже прикрыться полотенцем. А вдруг грабители или убийцы? А он голый? А вдруг грабитель окажется насильником? А вдруг Ларс и сам этого захочет? Прикасаясь к его бедрам, Адам опустился губами на ключицу, выцеловывая себе горячую дорожку вниз.
Вылизывать его кожу было подобно райскому наслаждению. Никакие пляжи и кокосы не шли с этим в сравнение. Его можно было намазать шоколадом и умереть от желания съесть, искусать, распробовать, посасывая с жадностью кожу. Адам скучал, так что действовал медленно, растягивая удовольствие и позволяя Ларсу распаляться сильнее. Терпение, мой милый швед, капельки терпения на твоем животе, подрагивающем от дыхания и прикосновений. Еще немного.
Seven, hold it
Обнаженной спиной Ларс оказался прижатым к стене со старыми обоями. Иногда Адаму казалось, что протянут они еще недолго, вот-вот начнут обвисать, пузыриться и обваливаться, падать на пол лохмотьями. Но этого все не происходило, а Андерсон уже стягивал с него толстовку. Они не оторвались и тогда, когда Адам вжал его в стену крепче, горячо выдыхая на ухо и кусая его, устроившись руками на талии. Широкий язык прошелся по шее до плеча и слизнул капельку пота, скатившуюся к ложбинке ключицы.
Знакомая кофта упала на пол. Именно в ней Адам впервые встретил Ларса, поэтому происходящее казалось ему забавным, а эта одежда - символичной. Все в ней происходило в первый раз. И вот уже Адам не верил в то, что сейчас они займутся этим.
Let's go staight to number one
[audio]http://pleer.com/tracks/56757012S99[/audio]

[NIC]Adam[/NIC]

0

19

Ларс даже не подумал о том, что ходить голым по квартире, как привык, с некоторых пор несколько неосмотрительно. В окно к нему с разной периодичностью забирался Адам, и встретить его нагим в один прекрасный день Ларс не очень хотел. Не то, чтобы это казалось ему неприемлемым, просто хотелось начать эту связь спокойнее. Но мер он не предпринял и по привычке отправился в душ налегке, не захватив с собой ни свежих трусов, ни даже полотенца. Так и выбрался, голый, хорошо хоть высохнуть успел, пока сбривал свою негустую, но все же растительность. Только с волос все еще стекали капельки воды, прочерчивая вниз мокрые дорожки.
Когда Адам впечатал его в стену, без слов и прелюдий, Ларс вдруг обрадовался случившемуся. Может ситуация и вышла неловкой: сначала он испуганно подпрыгнул, когда открыл дверь и наткнулся на нежданного гостя, а потом они ошалевше смотрели друг на друга, не зная что делать теперь. Извиниться? Отвернуться? Прикрыться? Брэтфилд оказался более находчивым, он прижал Ларса к стене и поцеловал, заскользив ладонями по теплому телу, пахнущему гелем с запахом брусники. И Ларс был ему за это дико благодарен, отзывчиво отозвавшись на ласку.
Он привык, что Адам отстраняется. Уходит в самый ответственный момент, оставляя Ларса возбужденным и неудовлетворенным. Это бесило, раздражало, нервировало, разочаровывало и, конечно, расстраивало. Красноволосый прошел несколько стадий принятия этого факта: удивление и мысль «Сегодня не время, в другой раз», самокопание, самобичевание и пришел к пофигизму. На самом деле, не так уж ему пофиг было, просто он решил ждать. Ждать, когда Адам сдастся и перейдет к следующему этапу их отношений сам. Ждать имело смысл хотя бы потому что он возвращался и шел навстречу, так что Ларс решил стоически терпеть, чтобы после узнать ответы на свои многочисленные вопросы.
Но сейчас ему до них дела не было, он задыхался от накатившего, жаркого возбуждения, сковывающего по рукам и ногам. Будь его воля, и он прижался бы еще сильнее, крепче, потянул Адама на себя, может быть, даже попытался перехватить инициативу, но боялся спугнуть и потому все больше принимал чужую власть. Позволял терзать свою шею зубами, оставлять собственнические красные метки, сжимать зубами горло. Трогать, где вздумается и как вздумается. Он так скучал по Адаму, так ждал, что сейчас его сердце взволнованно отбивало неясный ритм, то пропуская удары, то делая лишние. У Ларса перехватывало дыхание от происходящего и, когда он решил, что Адам больше не отстранится, он взялся руками за ткань толстовки и скинул ее на пол. Улыбнулся томно своему любовнику и сам прижался к его тонким губам жадным, глубоким поцелуем.
- Идем на диван… - пробубнил Ларс в губы Адама, крепче к нему прижимаясь и мягко утягивая за собой за руку.
Оказавшись спиной на диване, Андерссон довольно улыбнулся и подставил шею под ласку. Предвкушение свело судорогами мышцы, он давно хотел и теперь, кажется, получит свое. Схватившись пальцами за футболку Адама, Ларс рывком дернул ее вверх, тут же схватился за ремень Джинс, что так неприятно царапал его живот, когда они обнимались слишком крепко, ерзая от нетерпения и жадности. Медленно расстегнул, дернул пуговицу и вжикнул молнию вниз, бегло огладив пальцами вставший член. Судорожно вздохнул, томно смотря на Адама, и сжал его покрепче в своей руке, потирая сквозь тонкую ткань белья.
- Помоги снять… - тихо шепнул Ларс, и когда его любовник отстранился, вставая на колени, он потянулся за ним следом, сдергивая джинсы и белье вниз, стягивая и отбрасывая в сторону ненужную одежду.
Пользуясь случаем, он нырнул ниже, устраиваясь животом на диване, и поймал губами влажную головку. Напряженно выдохнул через нос и устроился удобнее, лаская пальцами мошонку и губами возбужденную плоть, помогая себе рукой, проводя по всей длине сильно и уверенно. Горячо и влажно вздыхая, Ларс старался взять глубже, неторопливо лаская желанного мужчину. Наслаждаясь процессом, он мягко вылизывал его, давил языком, кружил вокруг головки, стремясь лишить Адама рассудка.
[NIC]Lars[/NIC]

0

20

Секс - это всегда хорошо. А еще лучший секс с тем, к кому ты привязан, кого ты.. Любишь, наверное. С тем, к кому тянет не только непослушная плоть, но и душа, которой только и необходимо, что определенное тепло и определенная ласка. Можно за всю жизнь трахать многих, а любить одного. Можно размениваться по пустякам, думая, что так и нужно, и в итоге так и не понять, почему оказался несчастным. Адам всегда разменивался. Растрачивал себя, проворачивая какие-то неведомые дела, карабкаясь по жизни, как по канату, срывался, но настойчиво полз вверх. При этом он всегда хотел быть до конца честным с собой, ведь это же правильно - не врать себе, иначе рано или поздно съедешь с катушек и проведешь остаток жизни в канализации или психушке, где мягкие стены и улыбчивые медбратья. Вот и сейчас не было смысла себя обманывать - он хотел этого мужчину, и хотел давно, но каждый раз останавливал себя, потому что не был уверен в том, что Ларс готов. Что для него это не пустяк, не трофей, не просто секс. Адам хотел быть уверенным в том, что он не очередной, что он самый главный. И единственный.
Зарываясь пальцами в ярко-красные волосы, Адам поглядывал на мужчину сверху вниз и шумно дышал. Каким же отзывчивым он оказался, каким готовым на все он был. Это заводило, это повышало температуру, и Брэтфилд уже кусал губы, сдерживая постанывания и крепче сжимая пальцами непослушные пряди волос. Они все еще были влажными после душа, а мужчине не хотелось сделать случайно больно Ларсу из-за неосторожного движения или рывка, он просто крепко держал его, не настаивая брать глубже, не помогая, просто забрался в волосы и мягко сминал их нервными пальцами. Что же он творил? Намеренно делал так хорошо, вынуждая тело Брэтфилда подчиняться ему, желать двигаться и любить его, стать одним целым. Ларс умело манипулировал мужчинами, и Адам не стал исключением. Ревниво оглаживая его плечи, Брэтфилд на секунду задумался о том, кто был у Ларса до него и как ему было с ними. Ему хотелось быть у этого мужчины лучшим, подарить ему то, что ни один другой не смог.
Уложив Ларса спиной на диван, мужчина припал губами к его шее, оставляя свои отметины, расставляя губами подписи, присваивая себе. Никому другому он Ларса не отдаст, какие бы крепости другие ни завоевывали и какие бы подвиги ни совершали. Он знал, где его, а где не его, потому щедро задаривал своего мужчину лаской, пробегая пальцами по округлым, мягким бокам, животу, груди, ощущал пальцами дрожь любимого тела и покусывал бледную тонкую кожу острыми зубами. Затвердевшие соски скользили меж пальцев, а из горла Ларса вырывались постанывания, которые глушили собой медленные, жадные поцелуи. Адам умело ласкал его тело, сжимал пальцами бедра, оставляя белые отпечатки прикосновений, проводил горячим, влажным языком вдоль подбородка, задыхаясь от ощущения его  нежности.
- У тебя есть?.. - спросил тихо, хрипло Брэтфилд, большим пальцем оглаживая влажную головку и прижимаясь лбом ко лбу мужчины. Тот спешно закивал и облизнулся:
- В тумбочке.
Там смазка и оказалась. Ларс под ним горячо сбито дышал. Его волоокий принц был взволнован и нетерпелив и, пока Адам устраивался удобней и выдавливал на пальцы прохладную смазку, он успел поерзать и обнять мужчину за талию ногами. Хороший мальчик. Адаму это нравилось.
Он жадно цеплялся пальцами за плечи и горячо шумно дышал, открываясь Адаму и позволяя себя растягивать. Он знал, что нужно расслабиться и отпустить от себя все мысли, знал, как нужно себя вести, помогая Адаму справиться с задачей поскорее. Они оба хотели большего и длительное ожидание казалось невыносимым.
Постанывая вместе с Ларсом, Брэтфилд двигался в нем двумя пальцами, разводя их и чувствуя, как поддаются мышцы, как послушно Ларс и сам поддается ему. Он давно не держал в руках подобного тела, да и давно никто не хотел его с подобной самоотдачей. Глубоко целуя его шею, Адам убрал пальцы и крепче взял мужчину за бедра. Он должен был приготовиться и вздохнуть хорошенько, немного успокоив сорванные вздохи. Проведя носом вдоль шеи Ларса, Адам направил себя и толкнулся в мужчину, сразу входя на всю длину и тихо застонав. Узкий и горячий, он тут же вскружил Брэтфилду душу, не дав возможности даже проморгаться и придти в себя, а лишь загораться еще большим желанием, жаждой к действию, обладанию и власти. Он так же не дал Ларсу хорошенько к себе привыкнуть и принялся двигаться, сначала медленно, но постепенно набирая нужным и желанный для обоих темп. Ловил губами вздохи и стоны, отвечая взаимностью и не отводя взгляда от лица, на котором так ярко отпечаталось горячее удовольствие.
[NIC]Adam[/NIC]

0

21

Ему было хорошо. Так нервно, блядски хорошо, что Ларс не помнил себя от удовольствия, поддаваясь рукам Адама. Улегся на спину, рванулся навстречу его пальцам, как только впустил их в себя – больше, глубже, жарче. Расслабился, хватая воздух мелкими глотками и подрагивая под столь давно и сильно желаемым телом. Он слышал словно через слой ваты, горло словно слиплось, не пропуская нужные дозы воздуха, и он задыхался в своем удовольствии. Ларс ждал Адама – везде, с полной готовностью принять, прочувствовать, ответить. Слишком долго ждал, чтобы стесняться, бояться, краснеть и стыдливо сводить ноги, пряча свою наготу и желание. Его член прилип к животу, сочась смазкой, а мышцы напрягались под кожей, дрожа от напряжения, колени разъехались шире.
От ощущения Адама в себе Ларс застонал и выгнулся в спине, принимая его в себя, крепко обнимая руками-ногами. Прижимаясь ближе, позволяя делать все, что тому вздумается. Хрипло постанывая от жгучего удовольствия, он смотрел на разгоряченного Брэтфилда, который больше никуда не собирался. Они, наконец, добрались до этого момента, пересекли последний рубеж и вроде как продвинулись в своих отношениях дальше, подняв планку. Адам, во всяком случае, точно продвинулся глубже, входя до конца, до пошлого шлепка кожей о кожу. И заработал пахом, терзая едва успевшие приспособиться мышцы, а Ларс цеплялся за его плечи короткими ногтями, выгибался в спине, чувствуя, как простынь липнет к потной спине. Поддаваясь Адаму, он двигался навстречу, жадно сжимаясь, стискивая ладонями чужие ягодицы, притягивая его к себе ближе. Действие только разворачивалось, а Ларсу словно было мало. Он не отпускал Адама ни на секунду от себя.
- Сейчас… ах… - спешно выдохнув, он коротко вскрикнул и вцепился пальцами в покрывало, стараясь удержать себя на месте – они уже добрались до того беспощадного, предоргазменного темпа, выходя на финишную прямую.
Ларс пришел первым. Мышцы его скрутило сладким спазмом, пальцы ног поджались до подступающих судорог, он уперся пятками под задницу Адама, раскрыв рот в беззвучном стоне. Всхлипнул и заскулил, прижимаясь к нему ближе. В голове неожиданно оказалось пусто и звонко, по телу разлилась приятная слабость, а сперма стекала по животу, пачкая ребра, замарывая простынь. Внутри все дрожало и звенело. Томно наблюдая за кончающим Адамом, Ларс снова томно выгнулся, надавливая пальцами на его спину. Видеть чужой оргазм, ощущать его… сладкое волнение захлестнуло, и Андерссон крепче прижался к Адаму, едва не укладывая его на себя. Тот в последний раз толкнулся, выжимая из уставших тел остатки удовольствия, и расслабился.
- Неужели… - со смешком бросил Ларс, разглядывая развалившегося под боком Адама.
Стянув с него презерватив, Ларс завязал его и бросил в пустой стаканчик из-под кофе, стоявший на тумбочке возле дивана. Неловко повозился, устраиваясь на Адаме – горячем и потном. Ему, если честно, хотелось еще, но он брал небольшой перерыв перед вторым заходом. Второй раз виделся ему медленным и расслабленным. Они ведь уже сбросили первое, дурное возбуждение…
Разглядывая Адама, Ларс зацепился взглядом за отметины на сгибе его локтя и с ужасом понял, что знает, откуда берутся такие. Он прикусил губу и приподнялся, разглядывая их. Тронул указательным пальцем и с тяжелым вопросом посмотрел на Адама. Тот ответил на взгляд, словно ожидая реакции. Так звери замирают в ожидании следующего шага человека, готовые и остаться, и сбежать одновременно. Ларс тихо выдохнул и спросил:
- А сейчас?
- Ты же видишь, это теперь шрамы. – Ответил негромко Адам, склонив голову на бок.
Медленно кивнув, Андерссон прижался к шрамам губами и закрыл глаза. От крепких объятий ему стало легче.

Второй оргазм выбил из Ларса силы, и он почувствовал изнеможение. Секса у него не было давно, на много его не хватало, но Адам кажется и без того был доволен. С жадностью следя, как ходит ходуном его потная грудь, Ларс глупо улыбался и переводил дыхание. Ему было невероятно хорошо, тело ломило удовольствием, но вот в голове и где-то груди поселилась неприятная тревога. Вопрос со шрамами на руках Адама был решен. Было, больше нет, все кончено. Но… Наркотики это страшно. Особенно, если в вену. Особенно, если до таких шрамов. Воображение подкидывало Ларсу неприятные картинки, все просмотренные фильмы о наркоманах обретали большую чудовищность, потому что теперь проблема отчасти касалась его. Нахмурившись, он поцеловал Адама в шею и крепче прижался к нему.
- Останешься? – тихо спросил он.
Это и было ответом всем его сомнениям. Он хотел, чтобы Брэтфилд остался. Он ему верил. И верил в него.
[NIC]Lars[/NIC]

0


Вы здесь » we find shelter » Адам и Ларс » M/Y/S/C/A/R/E/C/R/O/W


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно