Новая книга всегда пахнет прекрасно. Тяжелыми красками, свежей бумагой, хрустит переплетом, как свежеиспеченный хлеб. Вертишь ее первое время в руках, как маленькое чудо, оглаживаешь обложку и страницы, к груди прижимаешь. Нет лучше ощущения. Разве что то, что эта книга - твоя. И ощущения, когда подписываешь ее какому-нибудь поклоннику, который ждал ее выхода, ее рождения, как и ты сам.
За спиной уже было несколько городов и презентаций, на которых Каспар охотно общался с читателями, озвучивал кусочки из своей новой книги и подписывал свежие и новые экземпляры. "Тигровые лилии" - его новое детище, над которым он корпел около года и написал достаточно быстро. Обычно на один роман он тратил около трех лет, а в этот раз хватило так мало; то ли дело было в размере книги - Лилии не отличались большим объемом, сравнительно с прошлыми его книгами, в особенности, с "Наполнен болью", что вышла в печать в конце 2012, то ли с тем, на каком порыве вдохновения он писал весь этот год. Идея пришла из ниоткуда, он просто сел и начал. Написал первую главу, а затем понял, что этого недостаточно. Приехав год назад с Иеном в Нью-Йорк, он принялся интервьюировать геев, расспрашивая их на тему первой любви. Особенной любви. Самой яркой любви. Без стыда они обсуждали некоторые подробности, которыми были готовы делиться с ним мужчины, шутили, общались. Каспар находил себе новых знакомых, с некоторыми находил более прочный контакт, постепенно обрастая хорошими и приятными связями в городе, где они начинали с Иеном жизнь заново. Он проводил вечера за бокалом вина и хорошей беседой, а затем возвращался к Брайдену, который тем временем тоже трудился, не покладая рук. Он писал песни, создавая новый альбом. Восстанавливался и возвращался на радость поклонникам. Каспару нравилось видеть его вдохновленным. Наверное, именно он подтолкнул его к написанию этой книги, вдохновил своей улыбкой, словами и всем тем, что они начинали вместе. Он тоже был в этой книге, мелькал образом на страницах, которые вобрали в себя все его лучшие черты, все его черты. В какой-то мере Иен помогал ему писать, был соавтором, душевным вдохновением, самой желанной победой.
Каспар написал книгу, которая вышла в печать, Иен написал альбом, который тут же принялись раскупать, назначил даты концертов по миру, которые они в итоге синхронизировали с презентациями книги Бергера. Собрали вещи и рванули из города в город. Дни проводя в книжных магазинах, а вечера - в шумных клубах. Ночи - в автобусе или, если повезет, в номере отеля. Они бродили по улицам, когда выдавалось свободное время, ели мороженое, потому что было лето и было жарко, Каспар во второй точке остановки присмотрел себе прекрасную картину с морским пейзажем и отправил ее в Нью-Йорк, чтобы украсить свой рабочий кабинет. Узнавали друг друга и мир, себя в этом мире, встречались с новыми людьми, получали бешеную отдачу за все то, что делали благодаря друг другую. У Каспара еще никогда не было такой огромной карты презентаций, он был действительно счастлив видеть всех и каждого: с его новыми книгами, с его старыми книгами. Многие приносили ему для автографа "Суицидальные розы", от чего у него каждый раз переворачивалось сердце: эта книга была его первой, его особенной, она была началом, в ней был весь он. И спустя столько лет люди все еще приходили с ней к нему, она не умерла, не потерялась в пучине современного разнообразия книг и авторов, она жила, как жил и он. Каспар был счастлив общаться с людьми, ведь презентацию "Наполнен болью" он просто слил из-за того, что Иен попал в аварию и он осел в Нью-Йорке на случай, если тот захочет его увидеть, когда придет себя. Или на другой случай, о котором Каспару даже думать не хотелось. Тогда он был рядом, расставив таким образом свои приоритеты, а теперь они были вместе, занимались любимым делом и крепко обнимали друг друга в любое время суток.

Глядя на себя в зеркало, Каспар недовольно хмурился. На своих презентациях он предпочитал выглядеть по-деловому и респектабельно, он не был тем оболтусом, что приходит на важное мероприятие в грязной обуви и мятой футболке. Из каждой встречи с фанатами Каспар любил делать праздник, он был воспитанным немцем, потому многое делал с хорошо отточенным вкусом. Ему казалось, что подобранный галстук не идет к неожиданно кричащего цвета рубашке, но сегодня Каспару хотелось надеть что-то действительно кричащее. Где-то за спиной плевал в потолок Иен, которому не нужно было подбирать галстук к рубашке, платок к костюму и обувь ко внешнему виду. Ему стоило снять футболку - и все отходило на задний план. Не мог же Бергер в книжном снять футболку, ему нужно было соответствовать.
- Как тебе? - несколько недовольно поинтересовался у него Каспар, отлипая медленно от зеркала.
- Ты прекрасен, - широко улыбнулся Брайден, скользнув по нему взглядом.
- Точно? - прищурился немец и подошел ближе, скользнув по его ладони пальцами.
Иен давным-давно был готов, но занимался ничем в ожидании своего бойфренда, которому уже зеркало криво улыбалось. Ему нужно было спешить на саундчек, пока Каспар будет болтать с поклонниками, рассказывать что-то и зачитывать отрывки, которые его попросят, а в итоге ждал, когда Бергер подберет галстук к рубашке. В такие моменты немец понимал, за что его любит так сильно.
- Абсолютно, - кивнул Иен, обняв его и прижавшись к губам поцелуем. И на душе тут же стало светлее. Огладив его плечи, отвечая на поцелуй, Каспар мягко отстранился и заглянул в глаза:
- Тебе обязательно идти сегодня на саундчек? Мне как-то.. Не по себе. Немного тревожно.. Не знаю, почему, но я очень хочу, чтобы ты поехал со мной..
Ему и правда было не по себе. Что-то неспокойное засело в грудине, ему не хотелось выходить из дому в одиночку, не хотелось сегодня быть одному. Может, ему просто было мало Иена, может, погода плохо влияла на настроение, но он не хотел отпускать Брайдена от себя. Да, ему может быть скучно на презентациях, да, ему нужно проверить звучание, это не так уж и долго, обычно они встречались сразу же после "работы" и были вместе на концерте Иена, но нет, Каспар чувствовал, что сегодня этого будет недостаточно. Он что, волновался перед презентацией в очередном городе? Вот уж глупости..
Иен посмотрел на него внимательно, а затем погладил по щеке. Бергер редко его просил о чем-нибудь, никогда не мешал работе, зная, как сильно его мужчина предан музыке. Но Иен был с ним нежен:
- Тогда я позвоню Джереми.
Благодарно улыбнувшись, Каспар погладил его по шее и отошел, в очередной раз глядя на себя в зеркало и поправляя пиджак.
Презентация шла хорошо. Он отвечал на вопросы, рассказывал о книге, о том, как общался с мужчинами, о том, что они ему рассказывали и что он написал в книге, с улыбкой принимал благодарности людей, которых вдохновила эта книга, не став просто развлечением, а обретя символ маячка. Затем подписал книги и вместе с Иеном и небольшой свитой из организаторов, владельца магазина, своего помощника и нескольких верных читателей, которым не хотелось расставаться с Бергером, они вышли на улицу. Под небом собирались тучи, но они остановились у входа. Кто-то закурил, а Каспар все еще вел разговоры с молодым парнишкой, который искал ответы на свои вопросы. Переманивать никого в ряды геев Каспар не желал, потому отвечал разносторонне, пытаясь обхватить своим ответом разные точки зрений и чувств.
Он не заметил приближающегося молодого мужчину, он совершенно не видел его до тех пор, пока тот не вырос прямо-таки перед ним, не крикнул что-то гневное, всадив ему в горло нож. Несколько порывистых движений, его руки, крепко сжимающие пиджак и не дающие убежать, пока Каспар пытался оттолкнуться или закрыться руками. Инстинктивно, не понимая, что происходит. Доли секунды - и их растащили, тот, другой, кричал что-то вроде "Педик! Убью! Из-за тебя!!..", пока у немца из ран на горле хлестала кровь, впитываясь в кричаще-зеленую рубашку. Он хватал ртом воздух, пытался зажать ладонью шею, но руки не слушались, все тело не слушалось, а затем стало темно.
[NIC]Caspar[/NIC]

Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав. (с)
[audio]http://pleer.com/tracks/388090nUIg[/audio]
Яростные огненные всполохи прорезали его сознание тонкими иглами, подобно искусной резьбе по дереву. Мелькали люди. Кабинеты. Голоса. Доносились как из-под толщи воды. Он не понимал, о чем они говорят, даже не был уверен в том, что ему это не чудится. Он проваливался. Постоянно проваливался куда-то, не нащупывая нити, но ощущая что-то тревожное, похожее на долг; он был кому-то что-то должен. Он засыпал, спокойно и без снов, терял сознания, не чувствуя своего тела. А затем пробуждался, вдыхая с помощью аппарата, слегка приоткрывая глаза и прислушиваясь: а слышал только шум жизни вокруг, отдаленное, очень тихое постукивание минут на часах, белый потолок, окрашенный темнотой сумерек. Снова засыпал. Ему даже больно не было. Он чувствовал себя хорошо и при этом не чувствовал себя собой, был окутан чем-то липким, погружен в желе. Или это было его застывшей кровью?..
Испытывая пустоту и одиночество, он не знал, что происходит. Даже не задавал себе подобных вопросов. Он был вне тела, существовал в одном лишь сознании, которое замутилось, как застоявшаяся вода в ванной. Прекрасно было ни о чем не думать, ничего не чувствовать. Не было ни помыслов, ни надежд, ни планов. Не было ничего кроме всепоглощающего чувства завершенности, погруженности, одиночества. Махрового одиночества, что темной материей объяло его руки, ноги, шею... Оно было в его голове, и не сбежишь. Не выпутаешься. Он плыл. По большому океану, пересекая его вдоль, словно это - не океан, а речка, вот-вот она закончится и он выберется на берег, но его даже видно не было. А вода темнела, становилась более холодной, мышцы начало сводить, но он плыл, даже не боясь умереть. Плыл, пока чувствовал силу в пальцах. Силу и.. Что-то еще.
Что за долг удерживал его за шаг до гибели? Крепкий, как цепь, он позволял ему прыгать на месте или бродить по кругу, не переступая черты. Вот он касается границы большим пальцем ноги, с трудом, вздыхая. А вот падает, не справившись с напряжением. Ему хотелось куда-то, а в то же время было все равно. И гравитация отказывала, он прыгал высоко вверх, а цепь тянула его вниз, в теплый разрыхленный им самим песок. Падал. А над головой - его космос, его темная материя, что забиралась тонкими лентами вверх по его рукам, обматывалась вокруг вен, скользила выше, к плечам, ключицам, горлу. Она тоже связывала его, пытаясь побороться с цепью. Но та сжимала его лодыжку, пульсировала, и это он чувствовал сильнее любой тьмы, что жадно мечтала забрать его к себе. Шипя, он водил плечами, сбрасывая шелк лент, сел на песок и крепко сжал пальцами прочную цепь. Она была теплой. Металл словно дышал жизнью, и он потянулся к нему, пошел по цепи к ее началу и.. открыл глаза.
Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети. (с)
Поначалу даже больно не было. Он разлепил губы и приоткрыл глаза. Чувствовал себя разбито и устало, в нос ударил крепкий запах медикаментов. Каспар ненавидел больницы, не любил, нет, не хотел находиться здесь. Слегка заворочался и ощутил свою ладонь в крепкой хватке чужих. Нет, не чужих, родных. Это был Иен. Медленно повернув к нему голову, Каспар сфокусировался на мужчине взглядом. Ну и дерьмово же он выглядел.. Попробовал его позвать, но не смог - то ли голос пропал, то ли он разучился говорить, то ли сил даже на то, чтобы творить звуки не осталось. Попытавшись отогнать дрему и усталость, он слегка сжал пальцы Иена своими, показывая, что он здесь.. Он рядом.
А затем снова провалился в сон.
Пришел в себя снова уже утром. Птицы звонко пели в его окно, словно он был Золушкой, они будили Каспара, призывая не валяться в постели, а встать и заняться делом, ведь у него еще презентации, а у Иена концерты. Но не так, что-то было не так. Иен был рядом. Вроде бы он спал, а вроде бы и нет. Сон пытался одолеть его, но Брайден был тем еще бараном, он вскидывался каждый раз, когда норовил заснуть. Подняв вмиг отяжелевшую руку, Каспар попытался дотянуться до него или хотя бы привлечь внимание. На этот раз просыпаться было легче, но говорить он все так же не мог. Медленно начинали возвращаться в голову воспоминания о том, что произошло.. Недавно. Каспар не мог с точностью определить, когда. Второй рукой коснулся своей шеи и наткнулся на бинты и прилепленную к ранам марлю. Шея нехорошо саднила, но он прекрасно запомнил тот нож, который несколько раз вошел ему в горло, резко и безэмоционально, грубо. Бессмысленно.
Он еще раз попробовал открыть рот, но все внутри горла тут же негодующе отозвалось болью на эту его попытку, и Каспар замолчал, прекратив пытаться. Его рука наконец снова оказалась в плену ладоней Брайдена, на что немец блаженно улыбнулся. В темноте ему этого не хватало. Аккуратно переплетя пальцы, он поднял взгляд на Иена и нахмурился - под глазами залегли круги, такие ужасные и темные. Второй рукой он коснулся лица Иена, погладил по щеке, насколько смог дотянуться, но в этом Иен ему помог, прильнув ближе к ладони, подставившись ему. Сколько же он не спал.. Все больше приходя в себя и обретая контроль над свои ватным телом, Бергер думал о том, сколько уже лежит здесь, что именно произошло, поймали ли того мужика и как себя чувствует Иен.
Не имея возможности говорить, он показал пальцем на себя, а затем изобразил в воздухе, словно он пишет. Ему нужен был блокнот и ручка, чтобы поговорить с Иеном. Можно было использовать планшет, но пока Каспар не чувствовал полный контроль над собой и не был уверен, что сможет быстро и точно попадать по сенсорным кнопкам букв, тут лучше всего подошла бы обычная бумага и обычная ручка.
Иен поднялся и куда-то ушел, а Каспар в это время окинул взглядом помещение. Обычная больничная палата, слишком светло, бело и неприятно.
Его любимый мужчина вернулся быстро, с блокнотом и ручкой, как Каспар и просил. Усевшись на постели удобнее, он взял все это и нетвердой рукой принялся писать:
Давно мы здесь?
Его поймали?
Ты спал? Плохо выглядишь..
[NIC]Caspar[/NIC]

Каспар никогда не боялся смерти. Когда он решил убить себя в первый раз, он был полностью уверен в том, что не испугается и не пожалеет. Тогда он набрал полную ванну теплой, даже горячей воды, залез и полоснул по венам заранее купленной бритвой. Лезвие разрезало кожу, выпуская в воду вспышки крови, они быстро растворялись в воде, но он так и не умер. Его спасли, вытащив из ванной и быстро вызвав скорую. От этого у Каспара на руках остались одни лишь шрамы, что с возрастом растянулись и побледнели. Во второй раз он столкнулся с Иеном. Не то, чтобы он действительно собирался себя убить, скорее, это была бы смерть по собственной глупости, настоящей оплошности, во время которой Каспар не справился с волнами и своим телом и едва не утонул. Если бы не подоспевший Иен, его бы давно не было в живых, его забрало бы к себе море, а пошел бы камнем ко дну. Брайден вытащил его, пошутил насчет цены его жизни, и тогда Каспар возненавидел его. Пылко и бешено, как в последствии и полюбил. Третья его попытка должна была увенчаться успехом. Он знал, что он делал. Прорыдав ночь, изломав в крошки свои убеждения, верования и надежды, он понял, что навсегда потерял себя, что все, что он делал раньше - это ложь, сладкая иллюзия, в которую верил он один. Осознал, что жизнь другая. Не такая, какая представляется ему в собственных книгах. Жизнь жестока. И она больно ударила его, уничтожив душу. Тело Каспар решил тогда добить сам. Совершенно трезвым и холодным разумом он распланировал, что нужно сделать, нашел шланг, присоединил его к выхлопной трубе, а второй конец просунул в окно так, чтобы газ попадал в салон, и сам устроился на заднем сидении. Он не хотел, чтобы его спасали, не желал, чтобы его нашли. Как потом рассказал Гедеон, они обнаружили, что с гаража снята сигнализация и поспешили туда. Нужно было закрыть шкаф с монитором охранной системы на ключ, но он как-то позабыл.. Сам выдал себя, и несколько долгих месяцев восстанавливался. Наверное, потребовалось бы больше времени, если бы в его жизни вдруг не объявился Иен. Не пришел к нему из мира мертвых, не обнял бы крепко. Они восстанавливались вместе, наслаждаясь друг другом, поддерживая и заботясь. Каспар помнил, как увез Иена с собой в Берлин, где все было по-прежнему, помнил, как Иен подписывал бумаги о разводе, чтобы в итоге остаться с Каспаром навсегда.. И он не чувствовал, что с тех пор чувства Иена изменились; Брайден любил его разве что еще сильнее, чем прежде. Он ощущал это и сейчас, слушая его дрожащий хриплый голос, касаясь пальцами его ладони.
Не сдержавшись, Иен заплакал, а Каспар обнял его руку и притянул к себе поближе. Его единственный, его возлюбленный.. Сколько же он пережил, не зная, выживет ли Бергер, терзая себя, Кас знал, что он винил во всем себя, хотя на деле он спас его, кинувшись бесстрашно на нападающего. Будь его воля - Иен бы разорвал его на куски, но теперь, вероятнее всего, псих будет или гнить в тюрьме или в психушке, смотря, признают ли его врачи вменяемым. Каспару было все равно, он просто не хотел бы больше с ним повстречаться.
Немец чувствовал усталость Иена, чувствовал его напряжение, которое отпускало, заменяясь облегчением от того, что он пришел в себя. Не до конца, но это уже было началом. Каспар был уверен в этом. Снова сжал пальцами ручку, написал что-то и подтолкнул к Иену:
Так странно..
Мы в помещении, а на твоих щеках дождь
Как будто бы слезы
Ласково посмотрев на Брайдена, он вытер все соленые капли его дождя и притянул его к себе ближе, сухими губами касаясь влажных скул. Он не хотел, чтобы Иен плакал, переживал так сильно и не спал, ведь он все-таки выжил. Ожил. Вернулся. Понял, наконец, что за долг тащил его обратно: он не мог оставить Иена одного, потому что теперь они вместе, они вдвоем были одним целым, и Каспар не хотел разрывать это или менять. Ради такого даже умереть отказался.
Снова взял ручку и написал:
Ты дал мне свою кровь?
Во мне твоя кровь?
Мне кажется, она поет..
Поспи, пожалуйста.
Я никуда не денусь.
Я не уйду.
Обещаю.
Пусть он и чувствовал себя разбитым, сильнее этого он чувствовал, что говорит правду. Он не бросит Иена, он выкарабкается, обыграет смерть, не даст ей себя забрать. Им еще слишком много всего нужно увидеть и сделать - впереди целый тур, в который не вписывались его похороны.
В голове слегка гудело, он снова начинал чувствовать сковывающую мышцы усталость. Закрыл глаза, крепко сжимая руку Иена, не отпуская его от себя. Шея начинала болеть сильнее, но даже это не помогало ему не поддаваться тому, что закрывало глаза. Сердце билось ровно, значит, он просто хотел спать, а не умирал. За чертогом разума понимал, что ему нужно много отдыхать, но не хотел. Готов был бороться с самим собой, лишь бы не оставлять Иена снова одного - он чувствовал, что Брайден нуждался в нем. Каспар никогда не подводил его, вот и теперь не хотел оставлять, отдавать тяжелым мыслям.
Я люблю тебя.
Начертил на бумаге и снова отдал ее Иену, вместе с ручкой. Каспар никогда не боялся смерти, но теперь не хотел умирать. Не мог умереть. Он устал умирать.
[NIC]Caspar[/NIC]

- Доброе утро, Каспар. Как себя чувствуете? Нет-нет, не напрягайте голос. Я вижу, Вы уже слегка приспособились, - доктор протянул Каспару блокнот Джереми, который недавно Иен отложил на тумбочку, и дождался, пока тот нацарапает ручкой кривое "Так, словно меня несколько раз ударили в горло ножом". - Мм.. Пациент пострадал от нападения, колото-резаные раны на шее, состояние стабильно, - объяснил он интернам, что разглядывали Каспара как зверушку.
Мужчина немного нахмурился от этого, но ничего не сказал. Что он мог сделать? Швырнуть им в лица блокнот? Даже на это сил было недостаточно; проснувшись, он все еще чувствовал себя плохо, так что резкие и порывистые действия пришлось отложить на потом. Когда ему станет лучше. Если станет.
- Голосовые связки практически не задеты. Органы дыхания, как и артерии в порядке. Но нужна будет еще одна операция. Вам повезло, могло быть и хуже. А пока постарайтесь не тревожить связки.
Врач в окружении интернов вышел, а Каспар закрыл глаза. Да, и правда могло быть хуже. Он мог умереть прямо там, задень нож артерию. Он бы просто истек кровью на асфальте, не дождавшись скорой. Но все обошлось. Какая-то операция - это ерунда, сравнительно с тем, что угрожало ему не так давно. Каспар так до конца и не понял, за что.. Был ли он случайной жертвой какого-то умалишенного или так было запланировано, что умереть должен был именно он? Тяжелые мысли, от которых у Бергера постепенно начинала болеть голова, так и не давали покоя. Благо, недолго, потому что в палату вернулся Брайден и тут же снял своим поцелуем все боли. Кроме тех, кто терзали раны на шее.
В ответ на слова Иена Каспар лишь кивал, поглаживая пальцами его лицо, касаясь ими его губ. Иен тревожился, но хотя бы поспал, это было плюсом, и от того Бергеру стало немного спокойнее. Он не умер, значит, Иен не должен мучить себя и лишать сна, единственного удовольствия, что даровано обязательно и бесплатно.
– А еще сюда принесут кровать, чтобы я оставался с тобой и ночью. Не думаю, что это по правилам, но отказываться точно не буду.
Каспар вздернул брови, глядя на мужчину. Вот неугомонный.. Эта мысль удивила немца и пригрела одновременно. Он раскрыл блокнот и принялся писать:
"Не отказывайся. Иначе твоя спина пошлет тебя ровно через одну ночь, если продолжишь спать сидя.
Знаю, доктор сказал про операцию, а пока попросил не болтать. Трудно писать в чужом блокноте, попроси Джереми найти мой или купить новый, на пружинах и с твердой обложкой. А этот верни ему.
Еще мне нужно будет поговорить с Томми.
И пусть не пичкают меня снотворным. Я знаю, они любят это делать, а я не хочу все проспать.
Как ты?
Куда уходил?
И как тебе удалось добиться того, чтобы жить здесь со мной?
Ох
Иен
Я уже устал лежать здесь. Еще и эти провода
И присоски
И трубки
И прочая ерунда
Хочу твоих объятий
А все никак.."
Писал он медленно и неаккуратно, одной рукой, совсем не придерживая неудобный для этого блокнот, потому буквы ползли, Каспар недовольно вздыхал каждый раз, когда блокнот пытался сложиться, не желая оставаться открытым. Взял Иена за руку, переплетя пальцы и протянул ему блокнот, закрывая глаза и устраиваясь на кровати удобнее. Тело немного ныло от постоянного лежания в одной позе, но деваться было некуда. За окном было лето, а они проводили дни в больнице. Что Иен, что Каспар относились к этому месту одинаково - Брайден просто не любил и побаивался врачей, а у Бергера за плечами была своя история, свои длинные ночи у больничной койки, он запомнил это на всю жизнь, ему было плохо находиться в месте с подобной атмосферой и этим запахом медикаментов. Но его ждала операция, потому уйти прямо сейчас он не мог. Ему нужно было восстановить затронутые связки и начать говорить, иначе в мире не хватит бумаги для всего того, что ему нужно еще сказать. К тому же, это медленно, неудобно и как-то.. Грустно. Можно, конечно, еще выучить язык немых, но на нем особо не поругаешься, не поспоришь, жесты не кажутся угрожающими (если ты не жестикулируешь битой). Потому Каспар просто смирился, желая, чтобы время пролетело скорее. У них с Иеном еще была работа, план, который они подвели. Их ждали читатели, слушатели, поклонники и они оба не имели права их разочаровывать. Это был первый тур Иена после аварии и комы, Каспар хотел, чтобы он выходил на сцену и получал свое удовольствие, а не плакал над ним в больничной палате. Каспар вообще хотел, чтобы Иен не плакал и не расстраивался, но жизнь вечно делает что-то не так, ломая их планы.
[NIC]Caspar[/NIC]

У него начала побаливать голова, и Каспар закрыл глаза, погрузившись в плен успокаивающей темноты и тишины, прерываемой лишь эхом чужих шагов по гладкому коридору больницы, да свистом и писком птиц снаружи, Иен вышел, оставив его ненадолго одного, чем Каспар и воспользовался, переводя дыхание и успокаиваясь. Ему не стоило задавать так много вопросов, не стоило думать о том, что было и как произошло, нужно было подумать о собственном покое и о том, что от нервов ему лучше не станет. Но не получалось. Голову словно сжали тиски и мужчина морщился, недовольный собственным состоянием. Еще ему не хотелось, чтобы Брайден видел его совсем больным - это принесет ему новые переживания, которые не сделают ему лучше, только усугубят и без того едва ли не траурные настроения. Иен ожил, когда Каспар пришел в себя, но еще очень и очень многое было впереди, даже полпути не пройдено до его полного выздоровления.
Дожидаясь возвращения мужчины, Каспар невольно думал о том, что было бы, не очнись он. Не приди в себя. Умри он на том асфальте прямо у Иена на руках, едва успев обрести настоящее счастье. Наверное, он ничего бы не почувствовал - мертвым все равно, а сейчас ощущал какую-то боль и ужасную обиду на жизнь, засевшую в горле комком. Он мог расстаться с Иеном даже не по глупости, даже не из-за эгоизма или ссоры, а из-за смерти. Неловкой, внезапной, неуместной. Каспару не нравился подобный исход и он, проглотив тугой комок, что отозвалось болью в его израненном горле, решил просто быть благодарным. За то, что все-таки не умер. За то, что Иен был рядом. Это было гораздо важнее всех обид и нелепых возможностей, ведь ничего из предполагаемого не произошло; он открыл глаза, пусть не говорил, но мог писать. А Брайден сидел рядом денно и нощно, так, словно это его святая обязанность, так, словно без Каспара он дышать не мог.. Что было правдой, двовекторной правдой, ведь если бы не Иен, Каспар предпочел бы умереть, а не бороться.
Иен вернулся и Каспар открыл глаза, мягко окинув его взглядом. Головная боль еще продолжала держать его голову железным обручем, но постепенно принялась утихать. Наверное, организму чего-то не хватало, но сейчас у Каспара не было сил раздумывать о конкретике - Иен принялся рассказывать о том, как все было, а Каспар слушал, представляя, каково ему было оказаться так далеко. Наверное, окажись он на месте Брайдена, сошел бы с ума уже в полицейском участке, не справившись с тревогой. Но все обошлось, и Иен был в порядке, по крайней мере с виду. Улыбался, как прежде и целовался ничуть не хуже. Мягко зарывшись пальцами ему в волосы, немец ответил на поцелуй, наслаждаясь той лаской, которую они могли себе позволить в данных условиях. Прикосновения его губ успокаивали. Они были родными и приятными, Каспар мягко целовал мужчину, желая притянуть его ближе, затащить на свою койку и уснуть так, чувствуя его крепкое тепло. Вес Брайдена на себе всегда успокаивал Каспара, это было показателем того, что он не один. И даже не одинок.
- Потерпи немного, малыш… Потерпи и мы рванем куда-нибудь отдыхать, валяться на пляже, целоваться у всех на виду. А потом мы вернемся к туру, когда ты окрепнешь, и тогда я буду петь для тебя, а ты будешь радовать своих читателей.
Опустив глаза, Каспар легко вздохнул. Хорошо, если все так и сложится. Но что, если жизнь даст им под зад и низвергнет Бергера в пучины ада, не позволив ему пережить будущую операцию? Что, если ему попадется плохой хирург и все будет зря, все надежды, улыбки, попытки быть благодарным и радоваться тому, что он жив? Почему-то в голову настойчиво лезло что-то негативное, потому Бергер закрыл глаза и обнял Иена за шею, насколько позволяли трубки. Нет, все будет хорошо. Пройдет время, и они уйдут из больницы, держась за руку, перенесут даты тура и презентаций, отдохнут немного, а затем продолжат. Иен даст концерт в Питтсбурге, ведь они должны этому городу, а потом поедут дальше.
В палату постучались и Каспару пришлось отпустить мужчину от себя. Это был Джереми, что, подобно Санта Клаусу, принес немцу подарки в виде блокнота и ручки, как он и просил. Кивнув ему с легкой улыбкой, Каспар забрал блокнот и устроил его на своих коленях, усевшись на кровати поудобнее.
– А ты хорошо выглядишь. Смотрю, идешь на поправку.
Каспар недовольно скривил глаз, не веря ни единому слову Джереми, но понимая, что ему нужно так говорить. Не за чем тут распылять дурные настроения, Каспару нужен позитив и вера в светлое, а не факт того, что он выглядит как едва живой. Наверное. Зеркал поблизости не было, так что Бергер даже не имел представления о том, насколько поган его внешний вид.
Джереми ушел, а Иен снова притянулся к нему, целуя губы и лицо. Каспар охотно отвечал, чувствуя легкий прилив сил, поддавался поцелуям, подставляя теплым тонким губам лицо.
- Улыбнись мне. Ну давай, хоть немного.
Это было нелегко. Тихо вздохнув, Каспар перехватил руку Иена и поцеловал ладонь, затем прижал ее к своей щеке, согреваясь. Погладил сухие пальцы и прикрыл ненадолго глаза. Ему хотелось говорить. Рассказать многое, высказаться, но вместо этого приходилось молчать, зная, что все примет одна лишь бумага. Свободной рукой он скользнул по твердой обложке, наслаждаясь ощущением новизны и чистоты, а затем открыл глаза, глядя на своего мужчину. Как же ему хотелось поскорее пережить операцию, начать говорить и уехать отсюда. Больница была тяжелым камнем на его груди, который Каспар не мог поднять один.
Заглянул в глаза и только потом слегка улыбнулся Иену, который ждал. Они заслужили быть счастливыми, а потому должны были бороться. Пусть с собой и тем плохим, что овладевает, когда кажется, что на жизнь легла тень. Улыбка - подобно фонарику, и Каспар улыбнулся чуть увереннее, поглядывая на нежные черты лица возлюбленного.
На следующий день Каспар проснулся в более-менее живом состоянии. По крайней мере, его голова перестала периодически болеть, а настроение не болталось около отметки "дерьмово". Иен тоже был рядом, выглядел получше, чем вчера. Он выспался на новой кровати, которую и вправду принесли, поставив у стены. Улыбнувшись ему, Каспар притянул Иена к себе за поцелуем, а затем раскрыл новый блокнот, что звучно хрустнул страницами, приведя Бергера едва ли не в экстаз, и принялся писать.
"Доброе утро.
Ты сегодня выглядишь красивее, чем вчера. И глаза не красные. Мне это нравится, ты сегодня безумно красивый. Не будь я прикован к кровати проводами и трубками, я бы запрыгнул тебе на руки и облизал лицо.
Чем будешь завтракать? Расскажи, ладно? Потому что я скучаю по нормальной еде. Я хочу что-то.. Твердое и хрустящее, а не раствор и витамины, что мне вводят, не желая травмировать горло. Это неправильно - питаться чем-то, что не имеет ни вкуса, ни формы.
Что тебе снилось?
Я люблю тебя, Иен. И я рад, что ты рядом"
[NIC]Caspar[/NIC]

Гедеон?! Каспар встревоженно зашевелился на больничной койке. Он мог давать распоряжения Томми, мог просить о чем-то Иена, не верить словам Джереми, слушать о том, как о нем беспокоятся Эйвери и Майки, но не мог спокойно отнестись к тому, что сюда прилетит Гедеон. Этот человек был ему как отец, он всегда был рядом с Каспаром, даже когда тот был в глубокой депрессии, даже когда был безмерно счастлив. Он был родным человеком, хотя довольствовался скромной ролью дворецкого, который ухаживал за семейным домом Бергеров в Берлине, пока сам Каспар катался по миру и обустраивал новую квартиру в Нью-Йорке, чтобы жить там с Иеном. Гедеон был настолько спокойным и важным для немца человеком, что тот даже задышал чаще и порывистым почерком зала Иену на бумаге вопрос: ГЕДЕОН?!
В этом все и заключалось. Он был удивлен, ведь Гедеон на время оставляет семью, к которой привык возвращаться каждый вечер, он оставляет жену и детей, чтобы повидать Каспара. С сыновьей теплотой Бергер думал о том, что все-таки не одинок. что, помимо Иена, есть в мире люди, которым он важен. Это было слишком сильное для него понимание, потому Каспар потерл ладонью лицо и глубоко вздохнул. Он хотел увидеть Гедеона, хотел его обнять. Тот редко покидал Берлин, а потому ему хотелось, чтобы Гедеон остался с ним на подольше. Завтра операция, значит, скоро все придет в норму. Он сможет говорить и выйдет из больницы, а там как карта ляжет.. Наверное, нужно было взять время для восстановления, немного времени, чтобы придти в себя морально и физически, прислушиваясь к собственным желаниям и пересматривая взгляды на жизнь. Хотя, в общем и целом, пересматривать было особо нечего - Каспар знал, что, как только он поправится, он продолжит презентацию своей книги, все так же будет появляться на концертах своего мужчины, знал, что все это мало что изменит. Нападение не сделает Каспара слабаком или трусом, оно не загонит его в клетку, разве что пробудит большее желание жить. Увидеть и познать больше, написать что-то важное, быть с Иеном всегда и везде, ведь они столько времени упустили. Это станет хорошим толчком, а не гвоздем в крышку его гроба. Это нелепая случайность, прихоть судьбы, а Каспар сильнее судьбы, потому он откашляется и будет дальше читать поклонникам свои книги, будет улыбаться им, как ни в чем ни бывало, пусть на шее и останется шрам, зато в душе наконец все точно прояснится.
Иен сам заказал для Гедеона билеты. Глянув на своего мужчину, Каспар притянул его к себе и несколько раз крепко чмокнул его в губы, лаская благодарностью. Он делает его счастливым, своими усилиями он ставит его на ноги, пусть Бергер и выглядит паршиво, пусть чувствует себя не очень, но Брайден рядом. Он привел к Касу Томми, он позвонил Гедеону, для него в палату притащили еще одну кровать. С какой же огромной любовью немец смотрел на него, не жалея ни об одной обретенной секунде, пусть за время их нового этапа отношений они успели и поругаться, и помириться, понимая, насколько же на деле все это мелочно. Это было неважно, Иен любил его - вот о чем действительно всегда помнил Каспар. Даже смерть не смогла разлучить их, она сбежала, трусливо поджав хвост, ведь Иен нуждался в нем, он не хотел отдавать его холоду и земле, а Каспар не хотел засыпать, так и не поцеловав его еще и еще раз.
Взяв в руки себя и ручку, он принялся писать Иену очередное послание:
"Ты творишь чудеса тогда, когда солнце перекрывает луна.
Ты даешь мне свою кровь, зная, что я не могу жить без тебя.
Ты делаешь это, чтобы быть рядом, а я сделаю все, чтобы поскорее уйти отсюда.
Спасибо
Просто спасибо за все то, что ты для меня делаешь.
Ты мой любимый пластырь и моя любимая анестезия"

Вечером действительно прилетел Гедеон. Тогда же город накрыла плотная вуаль летнего дождя. Он пришел строгий и мокрый, забывший в Берлине зонт, но для него скоро нашлось полотенце, и они с Каспаром просидели несколько часов вместе: один писал, а другой посмеивался и рассказывал что-то. Рядом был Иен, рядом были те люди, которые делали Каспара по жизни не пустым, счастливым местом. Он не замечал ни времени, ни медперсонал, что сновал туда-сюда, проверял его состояние, смотрел на аппараты и капельницы, пока Каспар писал послания Гедеону, своему названному отцу, который заботился о нем действительно как о родном сыне. У него было две дочери и Каспар, а еще жена и енот, который был привязан к нему сильнее, чем к Бергеру. Он был счастливым человеком, и немцу не хотелось его отпускать. Он сам не заметил, как отключился, так и уснул с блокнотом в руках, успокоенный снотворным.
И все так и было бы хорошо, если бы эта самая медсестра знала, что Каспар был категорически против снотворных, все было бы хорошо, если бы она не переложила его записной блокнот на подоконник, где от влаги и дождя чернила беспощадно поплыли по бумаге, которая сжалась неприятными волнами. Как думаете, от чего тем утром проснулся Иен Брайден?
- Успокойтесь, мистер Бергер!
Но мистер Бергер не успокоился. Гневно швырнув медсестре в голову свой блокнот с потекшими словами его нежности, с размазанными чернилами его вопросов, он часто дышал, сжигая ее взглядом. Медсестре повезло - она успела уклониться, и блокнот стукнулся о стену, а затем упал на пол.
- Что вы себе позволяете?!
Нужно ли было говорить, что Каспар был взбешен? Мало того, что его блокнот был испорчен, так еще из-за снотворного он лишился огромного куска времени, которое мог бы с радостью провести в компании Иена и Гедеона. Он порывался откинуть одеяло, выдернуть из вен катетеры и устроить разгром, и так бы и поступил, если бы к нему не подоспел проснувшийся Брайден.
[NIC]Caspar[/NIC]

Слишком много было всего, что расстраивало Каспара в данной ситуации. Он старался держаться, улыбаться Иену, как бы говоря своим видом, что все хорошо. Вот-вот он поднимется и они уедут в Нью-Йорк, а затем продолжат тур. То, что с ним приключилось - нелепая мелочь, которая забудется уже скоро, потому что в жизни есть гораздо более важные вещи, которыми они займутся, когда окажутся вне стен больницы. Он и сам старался верить в это, не желая, чтобы возлюбленный видел его испуганным или разбитым. Каспару не хотелось видеть боль у Иена на лице, не хотелось, чтобы тот слишком уж переживал, ведь он жив, и это главное. Но этот блокнот вкупе со снотворным стал для Бергера последней каплей. Он ненавидел больницы, ему надоело лежать сутки напролет в постели, он хотел есть нормальную еду, а еще хотел говорить. Чертовски сильно хотел поговорить с Иеном, с Гедеоном, с Томми. С кем угодно. Ему надоели эти стены, этот запах, эти трубки, которыми он был напичкан. Надоел медперсонал, врачи, которые приходят и уходят, ему надоел дождь Питтсбурга, ему хотелось крепко обнять Иена, и чтобы тот прижал его к себе, пряча в руках, обещая защитить от всего чертового дерьма целого мира. Ему хотелось в их общую постель, хотелось остаться с ним наедине, а вместо этого он лежал в больнице, в палате, которая была чуть ли не как проходной двор, его личное пространство было уничтожено, а еще он не мог говорить. И с операцией, по его мнению, медлили. Сон.. Какой к чертям сон, если его итак усыпят, чтобы поправить связки? Каспару все казались идиотами, даже врачи - профанами, которые на деле знают лишь общие правила типа: если простуда - надо пить бульон и греться, если кашель - пить сироп, если насморк - купить капли. Ему не нужен был крепкий сон, ему нужна поддержка и забота, не забытье, а трезвость ума, ему нужны были его мысли, а не смазанные кляксы. Как в голове, так и в блокноте.
Иен проснулся и тут же подлетел к нему, укладывая на постель и пытаясь успокоить. Не понимал, что Каспар не мог простить подобные ошибки этой тупой овце, не мог закрыть на это глаза. Хотел быть позитивным и добрым, но не выдержал, потому что это принимали как должное. Не знали, каков на деле Каспар Бергер и решили, что с ним можно, как с другими. Нет уж. Нельзя. Многое осталось в прошлом, рядом с Иеном, вновь обретя его, Каспар стал спокойнее и разумнее, но все так же остался Каспаром. И теперь его часть, личная и такая важная часть, как мысли, была испорчена. Размыта водой. Как же он жалел, что промахнулся. Будь что еще у него под рукой, он бы попробовал еще раз, но Брайден обладал быстрой реакцией и уже целовал его в губы, оберегая от ошибок и судебной ответственности. А Каспару было обидно. До боли обидно, пусть кто-то и посчитал бы это мелочью, но для Бергера это было важно, он не хотел потерять это из-за чьей-то глупости и легкомыслия. Ему хотелось что-нибудь разбить, вскочить с постели, метаться по палате, пережигая в себе куболитры гнева, но Иен целовал его и заласкивал, согревая сердце и оставляя от гнева одни только угольки.
Брайден думал, что он так сильно расстроился из-за снотворного. А как Каспар мог сказать ему, что не только в этом дело, не это главное? Никак. Потому только легко целовал в ответ, отзываясь, показывая, что он успокаивается. Иен сам потом поймет, он ведь не дурак, он найдет блокнот. Иен, как никто, знал, как важно для Каспара все то, что он пишет. Будь это книги, письма, записи в дневнике или такая вот переписка из-за неспособности говорить. Каспар уже мечтал о том, как снова заговорит. Он заболтает Иена до головокружения, лишь бы тот слушал и был рядом.
Врачи оторвали их друг от друга, ведь пришло время операции. Каспар с закрытыми глазами делал все, что было нужно, позволил отлепить повязку от своей шеи, позволил себя осмотреть. Попросили попробовать что-то сказать - попробовал. Результат вышел ломанным и неприятным Бергеру, но врача удовлетворил. Видать, он знал, что нужно делать, хотя Каспар и сомневался в этом. Его быстро ввели в общий наркоз, под которым и начали операцию.
Пришел в себя Каспар уже в своей палате. Тяжело, не совсем контролируя свое тело и разум, он просыпался, чувствуя что-то неподъемное в теле и мыслях, путаясь в чем было, не до конца понимая происходящее. Наркоз всегда действовал подобным образом, нужно было подождать, прежде чем к нему до конца вернется власть над собой. А пока, наслаждаясь ощущением тяжелой невесомости, он то закрывал глаза, то открывал, не чувствуя ни боли, ни тревоги. Нервы успокоились, он дышал спокойно и мягко, уже не испытывая гнева. Постепенно все эти чувства уходили, Каспар начинал мыслить и анализировать, даже прикоснулся к собственной шее, на которой красовалась новая повязка. Ему не хотелось говорить, желание, которым он горел, пропало. Но попытаться стоило.
- Иен.. - тихо попробовал позвать своего мужчину Каспар, приподнимая руку, как бы нашаривая его рядом с собой. И таки нашел. Пальцы Иена переплелись с пальцами Каса, его губы прижались к ладони Бергера.
- Как приятно слышать твой голос..
Каспар усмехнулся, приоткрывая глаза. Сейчас его голос был таким же хреновым, как и внутреннее состояние. Но зато теперь он издавал не только звуки, а даже мог формировать сносные слова. Как дойдет до предложений - они точно отметят это в ресторане.
[NIC]Caspar[/NIC]

Наркоз покидал тело и разум, Каспар чувствовал, что может практически нормально соображать, шевелить языком и, о счастье, даже говорить! Да, именно этого ему не хватало больше всего. В своей жизни Каспар был тем человеком, который любит говорить. Любит кричать, обожает вести длинные, наполненные пафосом и глубиной мысли, речи, он обожает что-то обсуждать. Блокнот-блокнотом, бумага все стерпит, но ему хотелось сотрясать воздух, потому что ни одна бумага не передаст всю полноту эмоций, все вздохи, то, как перехватывает горло от волнения, никакая бумага не даст человеку возможности объясняться нормально. Каспар любил бумагу, и в этом случае она послужила им хорошую службу, взяв на себя всевозможные коммуникационные нужды, она помогла им и в благодарность на это была испорчена какой-то тупой бабенью, которую научили подтирать другим зад, а заботиться о чужих вещах как-то не показали, как надо. Тут-то его и настиг первый сюрприз - Иен сунул ему в руки все тот же многострадальный блокнот. Каспар с недовольством глянул на него, принимая этот жест как заботу со стороны Иена о том, что ему еще нельзя много болтать, им еще нужен для связи блокнот; он даже раскрыл его и едва ли не ахнул - поплывшие буквы были практически восстановлены! Пролистав страницы, Каспар почувствовал, как дико забилось сердце в груди. Он посмел подумать о том, что Иен так и не понял причину его утреннего гнева, а тот не только понял, а еще и исправил ситуацию!.. Выдохнув, Бергер перевел взгляд на мужчину и улыбнулся ему с нежной благодарностью. На его месте Каспар бы спрятал блокнот, с глаз долой, чтобы не расстраиваться, завел другой, чтоб не вспоминать об этой нелепой случайности, которая в миг довела его и всколыхнула в писательской душе ярую ненависть.
Иен предлагал ему погулять по больнице, на что Каспар отрицательно закачал головой и хрипло тихо заговорил:
- Не хочу по больнице. Хочу на улицу.
Сразу. К солнцу. Или хотя бы к нормальному воздуху. Ему надоела эта палата и эта постель. Каспар понимал, что когда сможет ходить - Иен его в кровать не уложит, он с радостью снова снимет обувь и босиком будет бродить по улицам, он отправится к реке, чтобы чувствовать холодный песок, легкие волны по щиколотку, он будет ходить, пока окончательно не выбьется из сил, плюнув таким образом в лицо всем смертям, доказав миру, что он жив, что хочет жить и будет делать это еще долгое и долгое время. Он был упрямцем, а потому какой-то полутон в виде больницы, стены которой кричат о болезни, недуге или смерти, его не устраивали. Ему хотелось подальше отсюда, сесть в самолет и улететь домой, где отлежаться нормально, в тишине и покое, без пиликающих аппаратов, звука чужих шагов с коридора, без тупых медсестер и вечного снотворного. Он хотел засыпать тогда, когда хотел. А еще.. А еще ему просто здесь надоело до одури.
- Пойдем на улицу вечером, - упрямо попросил Каспар, зарываясь пальцами в волосы Брайдена. Тот устроился у него на бедре и, пусть спал достаточно количество часов, все равно выглядел уставшим. Ему тоже нужно было вырваться отсюда, больница давила на каждого, не так давно, всего год назад, Иен сам едва сбежал из больницы, где приходил в себя после аварии. Каспару не хотелось, чтобы он вспомнил об этом и вновь пережил все то, что пережил тогда и там. Сейчас, Бергер знал, его мысли заняты им, Каспаром, его самочувствием, операцией, которая прошла успешно, но оставаться здесь долго не хотелось, да и не имело смысла - уже завтра, Каспар уже завтра хотел сбежать отсюда, плевать на осмотры и наблюдения, ему лишь бы добрать в Нью-Йорк, а там пусть триста раз его осмотрят и снимут швы, сейчас ему хотелось домой, где бы он смог лечь Иену на плечо и в полной мере ощутить себя дома и в безопасности.
Конечно, потом они снова смогут поехать куда-то. Стиль жизни Каспара не очень отличался от стиля жизни Иена - они были людьми кочевыми. Обожали путешествовать, бывать вдали от дома. Даже поездка загород уже приносила удовольствие, ощущение того, что вырываешься из клетки шумного мегаполиса, туда, где царит чистое вдохновение и где можно быть в полной мере самим собой, зная, что природа примет все, она не будет смотреть на поцелуи косо, неловко прикрываясь газетой. А Каспару хотелось целовать Иена. При всех, своего Иена, бросаться ему без смущений на шею и быть рядом, потому что они - не двое мужчин, они одно целое. И им необходим был отдых. Иен был прав, отпуск им не помешает. Каспар пока точно не знал, куда лучше отправиться, но решил, что подумает об этом. Или ближе к воде, к соленым волнам, где можно позагорать и сделать невероятный замок из песка, или в горы, где карабкаться вверх и вверх, спать в палатке, обнимаясь по ночам, чтобы согреться, где ледяная вода быстрых рек настолько чиста и прозрачна, что видишь дно, как сквозь стекло.
Он гладил Иена по волосам и с лаской во взгляде изучал его. Каждую черточку лица, каждую морщинку. Его Иен был таким взрослым мужчиной, его Иен вырос рядом с ним. Каспар прекрасно помнил этого тирана, вламывающегося к нему в номер и зажимающего его по углам в туалете. Теперь он прижимался рядом, склонив голову, довольствуясь тем, что просто сидит около Каспара, зверь успокоился и лег около ног. Бергер знал, что, стоит его немного потеребить, и все вернется на круги своя - его снова будут зажимать, обнимать, трогать, его будут дразнить и выводить из себя, радуясь успеху и питаясь каждой эмоцией немца. Но сейчас Каспар наблюдал что-то очень необычное, он приручил Брайдена, сам того не подозревая. И теперь только на нем лежала ответственность в том, чтобы привести к жизни что себя, что Иена. Он не мог позволить зверю вечно находиться у ног, потому что Иен - животное дикое, ничуть не похожее на ручную собаку.
Вечером они таки выбрались на улицу. Ходить после долгого лежания оказалось не так-то просто, но с помощью Брайдена Каспар быстро вспомнил, что к чему. Он смотрел в ночное небо, считая звезды и дыша полной грудью - ничего схожего с больничным запахом, ничего отвратительного или придушенного. Положив голову на плечо Брайдену, мужчина закрыл глаза и просто дышал. У него болела шея, потому дышал он несколько рвано, маленькими вдохами, выдыхая боль и наслаждаясь миром, а еще - близостью со своим Иеном.
[NIC]Caspar[/NIC]

Со всей страстью начинаешь ценить и любить мир только тогда, когда оказываешься лишен его. Дневного света, свежего воздуха, а затем - прохлады летних вечеров и ярких точек звезд вдали, в небе. Лежа в сознании в больнице, Каспар тосковал по этому. Его угнетали белые стены палаты, вечные шорохи медперсонала и посетителей за дверью, у него чуть ли не начала развиваться аллергия на запах медикаментов. Каспар любил город, но еще больше любил пригород. Не зря он мало времени проводил в Берлине, больше путешествовал или проводил время в домике во Франции, который купил в посмертный подарок матери, а затем отправлялся в страны третьего мира, где все совсем по-другому. Не эта тяжелая Германия, каменная и серая, тем не менее, которой он отдал свое сердце, совсем иные горизонты. Он любил природу и страдал, когда терял связь с нею. Он снимал обувь, чтобы побродить босиком по прибрежному песку Нью-Йоркской реки, садился в парке на лавку или на траву, чтобы ощутить тот неповторимый дух естественного, настоящего, столь далекого от ненавистного людского. Он был отпрыском цивилизации, которая тяготила творческую душу, как огромный камень, покрытый мхом. И время от времени Каспар бежал. Именно потому потребовал пойти на улицу сегодня же, ему надоело ждать, лежать, "выздоравливать". Разве не понятно, что он сгниет в этих стенах, а не вылечится? На улице было тихо, и он дышал полной грудью  впитывал в себя этот удивительный покой и тишину. Отсутствие суеты подействовало на него благотворно, и Бергер успокоился, расслабился и полностью отдал себя в руки Иена - пусть таскает, где хочет, целует-обнимает, он будет охотно отвечать, лишь бы здесь, а не в больнице, лишь бы не запирал снова в этой тюрьме.
- О чем ты думаешь? - поинтересовался Иен, прижимая его к себе. Наконец-то представилась возможность нормально обнять друг друга, огладить бока, спины другого, поцеловаться, как нормальные люди. Каспар не любил чувствовать себя больным, потому с радостью нагонял все упущенное, обнимая Брайдена за шею, целуя его лицо и зарываясь носом в волосы.
- Давай сбежим? - хрипло попросил он, крепко огладив любимые плечи и заглянув в глаза. Оказавшись снаружи, Бергер понял, как сильно ему не хочется оказаться внутри. Не хочется ложиться в надоевшую койку, не хочется видеть мерзкие рожи местных медсестер. И есть еду через трубочку тоже неохота. - Сядем в машину. И уедем. Сразу в Нью-Йорк. Если бензина хватит. А вещи привезет Джер. Пожалуйста..
С нежностью погладив Иена по щеке, Каспар уже одним взглядом просил его согласиться. Это же Иен. Нарушитель правил. Ему должно было прийтись по душе это маленькое безумство, маленький бунт против системы, ему должно было тоже хотеться поскорее свалить отсюда. Каспар был уверен, дома их ждут, уверен, что Элизабет беспокоится о нем, как о родном, и ему хотелось скорее повидать семью, что приняла его как сына. И чтобы Элизабет не беспокоилась, ведь вот он, жив. Ему хотелось в свою собственную, удобную, постель, которую они выбирали с Иеном вместе, хотелось нормальной еды, плевать, что пока он не сможет ее есть, зато он сможет ее нюхать, а это уже что-то. Только не на растерзание врачей. Надоело. Каспара выкручивало от одной мысли о возвращении, ему до истерики не хотелось никуда идти. Он готов был сесть на землю и просить, а затем требовать, чтобы Иен его никуда не уводил. Он соскучился по свободе. А свобода истосковалась по ним.
- Потерпи еще немного, Кас... Хотя бы пару дней, а после я договорюсь о переводе в Нью-Йорк, хорошо? - со всей возможной лаской в голосе сказал Иен, не отпуская его от себя.
- Нет, уедем сейчас, - не отступался Бергер, теребя его за плечо и глядя так и просяще, и капризно одновременно. Ему не хотелось оставаться, ну как Иен не понимал?
- Кас... - сменив тон, глянул на него серьезно Брайден. - Тебе нужно наблюдение врача.
- Они уже насмотрелись. Хватит им. Ну Иен. В Нью-Йорке есть врачи. - нетерпеливо гладил и мял его плечи Каспар, у которого внутри все разрывалось от желания оказаться подальше от больницы, убедив Иена в правильности этого решения. - Ничего со мной не будет.
Он выжил от ранений в горло. Как он сможет не выжить по дороге из какого-то Питтсбурга в Нью-Йорк?
- Да, но до туда еще нужно добраться. Потерпи еще немного и я увезу тебя отсюда.
Иен оказался непреклонен. И это до безумного расстроило Каспара. Едва он снова смог говорить, как желание говорить пропало. Ну почему же он не понимает того простого факта, что все будет хорошо и что Кас не хочет возвращаться? Оторвавшись от мужчины, Кас молча продолжил прогулку, даже не глядя на Иена. Он не кричал, не бросался в него предметами, он просто замолчал, потому что говорить не имело смысла. Пусть Иен и мыслил правильно, рассуждал, как взрослый человек, на котором лежит определенная ответственность, но Каспару от этого лучше не было. Ему было обидно и больно, потому что Иен не слушал его и не верил в то, что Каспар справится с перелетом. Какие-то несколько часов.. Это же всего ничего.
Подышав еще немного, он развернулся и, подобно тюремному узнику, направился к больнице.
[NIC]Caspar[/NIC]

[audio]http://pleer.com/tracks/4422339rExu[/audio]
Слушая унылое эхо больничного коридора, Каспар шел к своей палате. Как в тумане, чувствуя себя заключенным, нарушившим всевозможные законы, человеком, которому назначено самое тяжелое наказание. И в груди было так беспокойно, больно. Волнение улеглось, когда он понял, что никуда они не сбегут. Но тревога за то, что он не переживет эту ночь в больнице, нарастала. Нервы были напряжены, и он весь сжался в комок обозленных, диких мышц, он был сосредоточием едва ли не моральной травмы, потому что чувствовал себя практически преданным. Иен оставил его. Предпочел здравомыслие, тогда как Каспару нужно было безумство. Ему нужен был выход. Вырваться отсюда, стащить с себя мерзкую больничную одежду, чтобы сжечь ее в ближайшем парке, ему нужны были пьяные танцы при луне и громких смех, большим воздушным потоком проходящий вверх по горлу. Ему нужны были глотки чего-то свежего, а не палаточно-больничного, ему хоть на рожон бросаться бы, а не сидеть сложа руки и дожидаясь чуда. Не произойдет чуда, потому что этого понятия в мире не существует - только в сказках. А их Каспар в свое время наелся и напробовался по самое не хочу. Он ждал чуда, когда умирала мама, он сидел у ее постели, сложив руки в замок, прося все силы, чтобы помогли им, помогли ей, чтобы все обошлось. Чуда не произошло. Все оказалось так прозаично, так банально, все как во французском кино. Потом он просил чуда для себя. Когда казалось, что сломлен. И выбираться больше нет сил. И слезы уже проложили глубокие речища на поверхности щек. И руки дрожат, и душа внутри трясется, а дыхание - рваное, как блеклая, выцветшая на солнце лента, которую хочется затянуть вокруг шеи. Шагнуть с табуретки, захлебнуться сухим потоком. Чуда не произошло. Он жил с этой болью, он выласкал ее в себе, приручив, чтоб не так кусалась. Он ждал чуда по отношению к Иену. Произошло ли оно? Как знать. Иен выбрался. Но он бы не был собой, если бы позволил себе умереть так глупо. Каспар не был уверен в том, стоит считать это чудом или характерной чертой Брайдена, которая всегда поднимала его с самого дна на поверхность. Так что не было чудес.. Скорее существовали приятные совпадения, но верить в них - значит, быть дураком. Каспар никогда не считал себя дураком, потому молча принял поражение, замкнувшись в себе, дабы спасти уцелевших и позаботиться об агонии раненных. И они горели внутри, жаркой обидой опаляя сердце, и он кусал губы, чтобы не показать слабость. Ему не пять лет, чтобы плакать по пустякам. Он переживет это. Останется, конечно, отголоском в сознании, но.. Пройдет. Каспар обижался, но понимал, что простит. И это хуже всего. Раньше он мог с легкой душой выгнать Иена из дома, мог выбросить с балкона его чертовы вещи, мог ударить его или вытолкнуть из своей жизни, зная, что притянется. А нет - так пошел к черту. И только когда Иена рядом не оказалось, Каспар понял, как сильно он был неправ. Как грубо ошибся. Потому теперь ценил. Опускал копья и складывал оружие, опускал голову и натягивал на себя одеяло, чтобы спрятаться. Ему казалось, что так он менее уязвим. Иллюзия и ложь. Его это ранило. Сильно ранило. Но он глотал.
Он ничего не сказал, когда Брайден забрался к нему на постель и обнял сзади. Только сжался сильнее, прижав руки к груди. Он готов был позволить сковать себя. Только Иену он готов был позволить это, если уж не свобода - ладно. Пускай. И, доходя в мыслях до отчаяния, чувствовал себя хуже, чем в предыдущие дни. Он понимал, что Иен не желает зла и держит его здесь исключительно вынужденно, но не мог не обижаться. Разумом он понимал логичность поступков Брайдена, но в сердце закипала тоска. 
Он ничего не ответил на признание Иена. Да, он тоже его любил. Он любил его безумно и безудержно, он не знал теперь как это - жить без Брайдена. Он слился с ним так плотно, что уже не понять, где - истинно Каспар, а где - чисто Иен; они диффузировали на сто процентов, оказались поглощены друг другом где-то на молекулярном уровне, генетически созданные для того, чтобы быть вместе. Тем не менее, он не ответил. Был слишком обижен и горделив, чтобы так просто отступать. Он сдался, но гордости не утратил. Не потерял свои привычки и принципы, он сходил с ума от Иена, он до дикого соскучился по их взаимным прикосновениям, но даже не смотря на это, он не потеплел. Сроднившись с глыбой вечной мерзлоты, он поджимал губы и силился уснуть. Тем быстрее придет забвение - тем будет проще. Быть может, наутро отпустит..
Но не отпустило. Проснулся Каспар в ужасном настроении. Ему не было дела до планового осмотра, он просто механически совершал то, о чем его просили. Совсем бездумно. Он не чувствовал, что выздоравливает. Он чувствовал только то, что заболевает сильнее. Он томится в том месте, где обычно держат при смерти. Он не хотел быть в больнице. Врач пролепетал что-то вроде, что все хорошо, а Каспар улегся обратно в постель и спрятался в одеяле. Всего пару дней назад он с таким жаром ждал, когда же сможет говорить, а сейчас эта способность казалась ему бессмысленной. Он молча лежал в постели, когда врач ушел и вернулся Иен, устроившись с книгой на своей постели. Закрыв глаза, он слушал сладкий шелест страниц и грустно рассматривал окно, расчерченное полосками жалюзи. Бергер чувствовал себя закупоренным в капсуле, из которой нет выхода. Она герметично запакована - а он кукурузное изделие, что крошится при неправильном прикосновении, он - напрочь иссушенный кусок безвкусной материи. И от этого никуда не денешься.
Иен то уходил куда-то, то возвращался. Наверное, бросал на него заинтересованные взгляды, но аналогичным образом молчал. И Каспар не намерен был идти на контакт. Ему было плохо. Это ведь Иен и хотел доказать? Что Кас болен, что ему все еще плохо, что ему рано выбираться в живой, в живущий мир? Вот. Так все и сложилось. Все, что ощущал Бергер - неприятную слабость, когда даже дышать нет сил. А надо. И пусть больно, и так нехотя. В своих мыслях Каспар пришел к решению попросить увеличить дозу обезболивающего - может, наркотики помогут ему чувствовать себя лучше.
Но просить об этом не довелось. Видимо, Иену надоело наблюдать столь унылую картину и тот предпочел взять все в свои руки. Бросив ему что-то на постель, он дал команду собираться. Усевшись на кровати, Каспар выгнул бровь, глядя то на Иена, то на пакет. Какая еще очередная к чертям больница, Брайден? На кой хер ты меня мучишь?
– В Нью-Йоркскую. Мы летим вечерним рейсом.
Иногда Каспар жалел о том, что за ним по жизни не ходит человек с камерой, способный записывать его действия и эмоции. Сейчас бы он поймал отменный кадр, на котором лицо немца с бешеной скоростью сменилось бы с вопросительно-обиженно-трагичного на удивленно-обрадованное. Нью-Йорк!
Он подорвался с постели и кинулся в объятия Брайдену, благодарно оставляя поцелуи на его лице и шее.
- Ты говоришь правду? Ты мне не врешь? Мы правда улетаем? - разглядывая лицо Иена, засыпал его вопросами немец. Зарылся в волосы пальцами, пытаясь найти в выражении лица нотку лукавости, но ее там не было. - Ох, Иен.. - шепнул он и крепко, но коротко поцеловал любимые губы. Им нужно было собираться! И бежать, покидать стены этой богадельни, прочь, прочь!
[NIC]Caspar[/NIC]

Дома было лучше. Каспар никогда бы не подумал, что сможет звать Нью-Йорк своим домом, но факт был налицо - едва попав в квартиру, которую они подыскали и полностью обустроили вместе с Иеном, Каспар успокоился. Покинув стены проклятого места, именуемого больницей, он смог глубоко и расслабленно вздохнуть и наконец почувствовать, что поправляется. Они прилетели вечером, и первым делом, куда пошел Бергер - это в ванную. Он соскучился по горячему душу, по ощущению чистоты и свежести. А после - сразу в постель. Стоило признать, что он не так уж и окреп, потому слабость навалилась слишком быстро, но все же он справился. Иен должен был им гордиться. А еще - обидеться. Потому что Каспар задремал даже не укрывшись одеялом, просто улегся на кровать, закрыл глаза и провалился в умиротворение. Проснулся только позже ненадолго, когда Иен забрался в постель и лег с ним рядом - тогда Каспар подполз ближе и с удовольствием устроился у него в руках. Именно по этому он скучал больше всего. Говорят, дом - это не место, дом - это человек. Вот теперь Каспар был точно дома.
Проснулся, как и уснул; обнимаемый Иеном, защищенный его руками от всего мира. Они даже не во сне не распались, были вместе, наконец-то дорвавшиеся друг до друга. В то утро Каспар был в особенно хорошем настроении, даже проснулся с улыбкой. Перекатился на живот и устроился удобнее, разглядывая своего мужчину. Наконец он чувствовал себя отдохнувшим, даже боль несколько притупилась, потому он повременил с приемом первых лекарств. Просто лежал с Иеном в постели и любовался им, притягивался за поцелуями и оглаживал пальцами лицо. Иену не мешало бы побриться, но Каспара и так все устраивало - лишь бы он был рядом, не важно, в каком виде. Лишь бы засыпал рядом и держал в руках так же крепко, как в прошедшую ночь. Все постепенно налаживалось, и Каспар даже не вредничал по поводу приема таблеток и бесчисленных визитов друзей-знакомых и родителей Иена. Они были безумно рады тому, что Кас поправился, а Кас был просто безумно рад их видеть - в какой-то мере это чудо: обнять Элизабет, пожать руку Ричарду, улыбнуться с нежностью Иену. Все же у него была семья, которая о нем волновалась. И это лечило его не хуже разноцветных таблеток и обезболивающих.
С едой дело обстояло сложнее. Тут уж не обошлось без небольшого скандала, во время которого Каспар гневно хлопнул дверью в спальню, а Иен остался вздыхать, пережидать гнев любовника и затем убеждать его в том, что протеин лучше тигровых креветок. Ему нужно было питаться этой дрянью первое время, чтобы ускорить заживление, не травмировать горло и помочь крови Иена прижиться в его организме. Полезная штука, но Каспару казалось, что он позабыл вкус настоящей пищи. Зато ему было дозволено пить разные жидкости и за время своего выздоровления Бергер успел перепробовать всевозможные вкусы соков и чая. Постепенно ему можно было начинать есть не твердую пищу, что уже показалось для немца счастьем. Для Брайдена, видимо, тоже, потому что слишком уж довольным он выглядел, глядя на то, как любовник наминает пюре и радостно жмурится.
Дома он и правда быстро шел на поправку. Журналисты хотели узнать, как у него дела, разузнать подробности произошедшего, но Иен никого не подпускал к Каспару близко. Они молнией проносились мимо толп с фотокамерами, которые успели прочно обосноваться около подъезда в их доме, Иен крепко обнимал его и прятал ото всех, когда они быстрым темпом вышагивали по улице, стремясь добраться до более спокойного места. Каспару нравилось ходить на пляж - там было действительно хорошо, там можно было дышать. Держать за руку, они прогуливались вдоль берега то молча, то разговаривая о мелочах. Каспару нравилось с ним говорить. Наконец-то ему безумно нравилось разговаривать, о любой ерунде, о незначительных мелочах. Он говорил Иену, что тот красивый. А Иен улыбался и обнимал его крепче.
Август медленно шел к своему закату. В воздухе уже отголосками ощущалась осень, и Каспар даже успел достать свой любимый плед - они покупали его вместе с Иеном еще несколько лет назад, когда в первый раз были вместе. Он прихватил этот плед в Нью-Йорк из Берлина и с удовольствием укутывался в него по ночам, когда становилось прохладно, а спать еще не хотелось. Вот и в тот день он лежал на диване, укрывшись пледом и листая книгу, не особо думал о высоком, скорее просто наслаждался мгновением, не ради саморазвития, а ради удовольствия читая "Вампира Лестата" и изредка поглядывая на Иена - им не нужны были слова, чтобы отлично проводить время вместе, ведь они были рядом, пусть и занимались каждый своим, но все же не расставались. Он слушал музыку. думая о чем-то. Каспар не решился одернуть его, иногда ему казалось, что он утомляет мужчину своей болтовней, едва обретя голос наново - он уже успел осточертеть до ужаса. Он решил, что спросит позже, когда они пойдут ложиться спать. Но Иен сделал шаг первым, сняв наушники и открыв рот:
- Кас… Выходи за меня?
Каспар даже отложил книгу, чтобы внимательно глянуть на Брайдена и убедиться в том, все ли с ним в порядке. Немец всегда был человеком-романтиком, до мозга костей, до определенных щелчков в мозгу, но даже он не рассчитывал на то, что Иен решится позвать его замуж. Брайден не казался тем, кто выступает "за" брак. Напротив, он всегда кривился, посещая чужие свадьбы, они вдвоем, сидя вдалеке, перешептывались и ужасались перспективам, что вскоре общие друзья, все переженившись, подведут и их к алтарю. Оба относились к браку с определенным сарказмом. А теперь Иен звал его под венец, причем, совершенно серьезно. Поманив Брайдена к себе, Каспар прижался ладонью к его лбу:
- Ты не заболел, случайно? - спросил совершенно без шуток, затем прижался ко лбу губами, чтобы точно удостовериться в том, что примерная температура тела Иена не превышает допустимую норму и никак не влияет на здравость ума.
- Нет, я в порядке. - опять включил свой серьезный на 100% вид Брайден, заставив Каспара слегка нахмуриться.
- С чего это тебе эта мысль в голову пришла? - рассматривая своего мужчину, Каспар слышал, как в собственной голове шелестят шестеренки, заставляя мозг работать и искать причину подобного предложения.
- Меня не пускали к тебе в больницу, - ответил, нахмурившись, Иен. Вот он корень всех зол.
- Учитывая, что тебе потом туда кровать притащили - грех жаловаться, - погладив любимого по щеке, Каспар слегка улыбнулся.
- Какая разница? - со вздохом спросил Иен и прижался губами к ладони Бергера. Помолчал, раздумывая. А затем решил отмахнуться: - Ладно, забудь.
- Эй, - притянув его к себе ближе за подбородок, Каспар уселся на диване удобнее, рассматривая лицо любовника. - Я просто пытаюсь понять тебя. Ты же всегда был против брака, да и мое отношение к этому знаешь. Я не хочу загонять тебя в клетки всеми этими брачными обязательствами. Не хочу ограничивать свободу. Я же знаю, как это важно для тебя. И для меня. Для нас обоих.
- А что бы изменилось? - спросил Иен, голос которого утратил весь свой вкус, свой цвет, свой блеск. Каспар особенно остро почувствовал, что ранил его. Обидел нехотя. Сколько бы он ни закатывал скандалов, как бы не оскорблял Иена, он понимал, когда это мелочь, а когда серьезно. Сейчас было серьезно. И все внутри переворачивалось от одного взгляда на Иена. Каспар чувствовал жгучее желание ударить самого себя по лицу за то, что делает своему любимому больно. - Хорошо, свобода так свобода. Пойду, покурю.
- Нет! - дернулся Кас, ловя Брайдена и усаживаясь ему на колени, чтобы не ушел. - Не уходи.. Подожди.. - скользнул ладонями по крепким плечам, изучая лицо мужчины взглядом, словно пытаясь понять все по выражению, но то, что он видел, делало только тревожнее на сердце. Совсем неприятно. - Я не знаю, что бы изменилось. Я сейчас вообще понимаю, что ничего не понимаю. Не бросай меня, непонимающего..
Немного помолчав, но все же оставшись на своем месте, Иен помедлил, огладив бедра немца и рассматривая его. Закусив губу, Каспар чувствовал, как впервые за долгое время волнуется. Сердце стучало как бешеное, он не знал, как унять участившееся дыхание. Всегда уверенный в себе Бергер внезапно оказался выбит из колеи, взволнован, до дрожи в пальцах растерявший всю свою самоуверенность.
- Я люблю тебя. И я впервые настолько уверен, что хочу любить кого-то и прожить с ним всю жизнь. Для меня это правильно, любить тебя, быть тебе верным, всегда возвращаться к тебе домой. Мы живем вместе, мы платим вместе за нашу жизнь, мы проводим практически все время вместе. Для всех друзей - мы пара, для фанатов - пара. Мы неразлучны. Так почему бы и нет? Но я понимаю, что мог ошибиться со своими выводами и ты прав, мы не хотим ограничивать свободу друг друга, так что не важно.
Все было бы прекрасно, но будь в речи Иена последней фразы. Она и сама сделала больно Каспару, пусть и была изначально произнесена им. Теперь он понял Иена, понял его взгляд на ситуацию, он ощущал то же самое, так что заставило его говорить о сраной свободе, когда им вместе так хорошо? Каспар видел, как распался один брак Брайдена. Он не хотел пройти через то же самое. В какой-то степени боялся. В какой-то - действительно не хотел ограничивать Иена, зная, как сильно он любит волю, но теперь Иен любил его и хотел быть с ним.. целый остаток жизни. С силой укусив себя за нижнюю губу, тем самым наказывая себя, Каспар крепче обнял мужчину за шею и тихо произнес:
- Я идиот. Но я тоже хочу провести с тобой всю свою жизнь. Я просто не представляю ее без тебя.. И я хочу за тебя замуж. Правда. Очень хочу.. - закрыв глаза и сорвавшись на хриплый шепот, Каспар прижался лбом ко лбу мужчины, прижимаясь к нему всем телом. Самым огромным страхом было сейчас то, что Иен не примет его слов. Ссадит его с себя на диван и таки уйдет курить, а затем замнет тему. Признает, что нет больше сил справляться с этими бздыками и тараканами, нет желания переваривать все мировоззрение Бергера. Но ничего такого Иен не сделал. Только обнял крепче и заглянул в лицо, изучая его, как делал это прежде Каспар. И тоже перешел на шепот, не в силах говорить обычным голосом - о подобных вещах так просто не говорят:
- Просто... нам необязательно следовать каким-то правилам, знаешь. Ничего не изменится, мы просто станем ближе. И если этому слепому миру нужны доказательства нашей любви, то давай сыграем свадьбу.
С нежностью обхватив ладонями лицо возлюбленного, Каспар закивал и прижался к его губам своими, тихо шепнул в них:
- Давай.. - и принялся целовать Брайдена, не веря тому, что сейчас произошло. И на губах внезапно заиграла улыбка: подумать только, его только что позвали замуж! Вскоре он станет супругом Иена Брайдена! Укусив его за нижнюю губу, Каспар заулыбался сильнее, не открывая глаз и не веря обрушившемуся на него настоящему счастью.
[NIC]Caspar[/NIC]