Как долго он ждал момента, когда сможет вернуться в Берлин. Пусть на время, но все же.. Ни один другой город не мог заменить Каспару место. к которому он прикипел душой с детства; он мог ненавидеть и плеваться, говоря о Берлине, мог бежать из серости и грубости домов, построенных еще праотцами, но вопреки здравому смыслу и собственным словам Каспар все же любил Берлин. Здесь он вырос, здесь получил начальное образование. Это - место его вдохновения, его рождения и, одновременно, смерти; с каждой новой книгой он то погибал, то воскресал, и происходило это практически всегда именно в Берлине. Здесь обитал его постоянный издатель, с которым по глупости своей Каспар разорвал контракт после третьей книги (именно к нему мужчина и вернулся с "Тигровыми лилиями", заказы на перевод которых прилетали к ним из всех уголков мира), здесь были знакомые его родителей, которые еще помнили "малыша Каспара", обожающего штрудель и бросаться в папу игрушками. Оказавшись от родного места так далеко и так надолго, Каспа успел действительно истосковаться. Но теперь тур вкупе с книжными презентациями привели их обратно в Берлин - Каспар упросил супруга на немного растянуть время дороги между концертными точками, ему хотелось поспать в берлинской постели не одну ночь, а хотя бы парочку; Иен согласился. Он вообще редко в чем мог ему отказать, к тому же, он тоже любил особняк Бергеров, что в каком-то смысле теперь принадлежал и ему. Поженившись, все вещи теперь стали общими, и Каспар ничуть не жалел об этом - ему нравилось думать об Иене, как о хозяине семейного особняка, что-то особенное было вложено в эту мысль. Ему нравилось смотреть на Иена, как на своего мужа. В этом тоже крылось что-то сакральное, от чего сердце заходилось сладким дрожанием.
Первым делом по прилету Каспар кинулся Гедеону на шею. Они не виделись около двух месяцев, а повод последней встречи оставил неприятные воспоминания и шрамы на шее у герра Брайдена. Тогда Гедеон сорвался к нему в Питтсбург, чтобы побыть рядом и лично все узнать о состоянии своего названного сына. В тот день Каспар едва не сорвался с кровати от возбуждения - к нему летел Гедеон, как же он был рад его видеть! Теперь Каспар вернулся в родное лоно, где уже приятно пахло горячим обедом и заманчиво обещало перестирать все грязные вещи, до которых не доходили руки Бергера, пока они мотались по миру. Более того - надо было слышать отчаяние, с которым Каспар вопрошал Гедеона по телефону о том, что делать с грязными носками и как их стирать, когда они с Иеном уехали в Нью-Йорк, купили общую квартиру и начали жить вместе без помощи других людей. Гедеон тогда посмеялся и попробовал предложить Бергеру постирать их руками, за что был назван сумасшедшим сатрапом и извергом. Ну нельзя же так. А теперь Каспар прямо кожей чувствовал, что в этом доме о нем позаботятся. Во время своего отсутствия он позволил семье Гедеона жить в особняке - здесь условия так или иначе были лучше, да и ему было не жалко, лишь бы дочки мужчины не трогали его вещи и ничего не ломали. Ярким следом их присутствия в особняке оказалась плюшевая игрушка единорога, оставленная младшей дочерью в кресле гостиной комнаты. Обнаружив ее, он показал находку Иену и заулыбался, даже пытаясь поиграть с мужчиной, но тому больше хотелось поиграть не с плюшевым единорогом, а с супругом, которого Брайден и утащил в спальню едва ли не перед книжной презентацией.
Томми тоже был рад оказаться дома. Он даже не дождался их в аэропорту - первым поймал такси и рванул в семье. Долгая разлука всегда влияет удручающе, потому Каспар отпустил его в миром, решив даже не надоедать ему этим вечером. У него были планы грандиознее - например, штрудель и Иен. Или Иен и штрудель. Порядок был не важен, главное - составляющие, от которых Каспар был без ума. К тому же, его ждали отличные деньки дома, а там - время в Европе.
Презентация "Лилий" прошла чудесно - он зачитывал отрывки и общался на немецком, одна читательница подарила ему плюшевую панду (у одного из героев романа плюшевая панда является любимой игрушкой с детства), ну и, как всегда, его завалили цветами. Приносили самые разные, но в основном, конечно, лилии. Их удушающий аромат раздражал Иена вот уж какой город подряд; фанаты решили, что это будет лучшим подарком Каспару, и не прогадали, более того, это становилось традицией. Иногда ему приносили и розы, тонко намекая на первый роман "Суицидальные розы", но самым большим сюрпризом для Каса был тот день, когда цветок ему притащил Брайден. Это был особенный цветок, подаренный особенным мужчиной, который наконец осознал, как сильно Каспар любит цветы и решил делать ему приятное подобным образом.
В последний день их прибывания в Берлине, на мобильный позвонил Томми; Иен ушел по делам, Гедеон занимался сбором вещей. Немного помявшись и помедлив, Томми сообщил о том, что его чуть ли не в последний момент сняли с номинации на "Лучший роман". Когда-то он победил на Deutscher Buchpreis со своим романом "Ты - мое время"; "Суицидальные розы" заслужили быть номинированными и по рейтингам заняли четвертое место в списке лучших книг 2003 года; "Подо льдом глубоким" имела меньший успех, но "Наполнен болью" собирались экранизировать и не так давно пригласили Каспара на переговоры по поводу покупки авторских прав и создания сценария для фильма, но тогда на Каспара было совершено нападение, а связаться с теми людьми позже Бергер как-то позабыл. Впрочем, ему обещали, что будут ждать. А Каспар обещал позвонить. Теперь же он молча стоял, прижав телефон к уху и слушал возмущенный лепет Томми - тот обещал "задать этим гомофобам", "поднять на уши мировое писательское сообщество" и "в лепешку расшибиться, но восстановить справедливость", а Каспар взял и повесил трубку.
Вот, значит, как?.. Значит, миру нравятся его идиотские бабские романы, а когда он решил показать себя, открыть себя, написать что-то цепляющее и стоящее, мир решил закрыть глаза на его существование? Решил заклеймить его и унизить? Назвать педиком и показать, что ему не место в престижном обществе? Это било больно. Это больно выкручивало. Поднявшись по лестнице, Каспар закрыл за собой на замок дверь ванной комнаты. Иена не было, звонить ему не хотелось. У Каспара даже не было желания двигаться, не то, что делать что-то или что-то говорить. Он был разбит. Мир, который он так любил, рухнул, впившись осколком ему в сердце. Забравшись в одежде в ванную, он повернулся на бок и притих, закрыв глаза и обняв себя самого, чтобы не рассыпаться на куски.
[NIC]Caspar[/NIC]

Особняк Бергеров был большим, но даже в нем не нашлось для Каспара места, чтобы спрятаться от всего мира и от своего супруга в частности. В мозг Иена был вживлен маячок, который мигал красным, как только Бергера переклинивало. И тогда он собирал всю свою волю в кулак и шел миротворцем навстречу, улаживая любые конфликты и неприятности. Теперь же он ничего уладить не мог, да и Каспар не был уверен в том, что хотел бы этого. Пораженный в самое сердце, он все еще лежал в ванной, не находя в теле силы, чтобы подняться и открыть ему дверь. Что тогда произойдет? Ничего. Лучше не станет. Легче - тоже. Ему было тошно от всего, что навалилось на плечи, было тяжело. Свернувшись на дне ванной, Каспар просто не думал, а действовал так, как велит ему сердце; сейчас оно приказало залечь на дно, притихнуть, чтобы не разразиться буйной истерикой, не утопить в воде весь особняк или не перерезать себе запястья о торчащие гвозди чужих упреков. Их итак забьют ему в спину, а Брайден слишком полюбил жизнь, чтобы размениваться на трагедии. Все происходило внутри, он глотал обиду и горечь, не имея бокала воды, чтобы запить ее. Горькими пилюлями они застревали в горле, оставляя болезненное послевкусие, смыть которое было нечем. Каспару не хотелось сейчас чужой поддержки и понимания, он сворачивал все свои знамени и уводил конницу прочь. Их перебьют ночью, а апатия Брайдена уже давно растеклась металлом по венам, обездвижив его.
- Малыш?
Ласковый тон Иена делал ему больно. Каспар закрыл глаза, тихо дыша и чувствуя, как подрагивают веки. Его колотило изнутри, но снаружи он больше походил на просто уставшего человека, которому хотелось свернуться в комок, потому что так теплее и безопаснее. Ванная была недостаточно широкой, чтобы поместиться в ней прижав ноги к груди, но ничто не мешало Каспару обнять себя, прижимаясь лбом к холодной поверхности ванной. В очередной раз за всю жизнь он рассыпался, и никто не мог помочь. У самого не было на это сил. Каждое новое поражение исчерпывало его, и вот, не осталось и капли. Каспару не хотелось выбираться из ванной, не хотелось говорить с кем-либо, ему, по сути, не хотелось ничего. Он знал, на что шел, издавая такую книгу, рисковал, так откровенно описывая то, что легко поддается осуждению, но все же сделал это. Ему казалось, что никакие гневные или брезгливые высказывания не смогут задеть его. Он выжил после ножа, что несколько раз поразил его в шею, Каспар думал, что после такого ему уж точно ничего не страшно. И в итоге он оказался предан тем обществом, в которое верил больше всего. Что же, не осталось в мире ничего святого? Куда теперь преклонить голову, отяжеленную гениальными думами? Не осталось больше места, где ему были бы рады. Он был одинок и отвергнут тем, что было для него эталонным. Наверное, был дураком, но даже принимая это, менее обидно и больно не становилось.
Иен пообещал высадить дверь, а Каспар не шелохнулся. Тихо дышал, чувствуя, как воздух проносится туда и обратно по его легким. Он понимал, что не сможет вечно находиться здесь, понимал, что Иен - это тот человек, который легко выполнил все то, что наобещал, но даже это не помогло ему заставить пальцы хватиться за бортик ванной, чтобы выбраться.
Снаружи послышались шаги Гедеона.
- Не выходит? - поинтересовался дворецкий, останавливаясь около двери. Он был привыкшим к подобного рода замашкам своего названного сына, потому уже ничему не удивлялся. Гедеон был ближайшим другом, но при этом и врагом, который мог запросто открыть Иену дверь в ванную.
- Нет, - ответил Иен и еще раз постучал. Каспар молчал. Все трое подождали пару мгновений и, когда ничего не произошло, Гедеон зазвенел ключами. Замок двери поддался, и его укрытие успешно было разрушено. Но даже когда Иен переступил порог ванной, Каспар не шевельнулся и не открыл глаза. Продолжал тихо дышать, обнимая себя обеими руками, боясь рассыпаться, потому что Иен потом устанет собирать.
Кас слышал, что Гедеон вошел следом, но, увидев открывшуюся ему картину, не пошел дальше, встав на пороге и решив отдать все в руки Иена. Он был тактичным человеком и не лез не в свое дело.
- Эй.. - Иен присел на бортик ванной и коснулся пальцами его щеки. - Что случилось?
Приоткрыв глаза, Брайден печально глянул на него, ничего не сказав. Во рту словно все склеилось, чтобы он никогда больше не мог говорить, словно больше было не за чем. Осмотрев мужа, Кас снова устало закрыл глаза, поворачиваясь сильнее набок, спиной к нему. Он знал Иена, но даже не предполагал, что он сделает то, что сделал - он забрался к Каспару в ванную прямо в ботинках, совсем неловко, стараясь не зацепить случайно мужа, который поджал ноги сильнее, подтянувшись в ванной повыше, чтобы Иен смог сесть рядом. Когда тот был так близко - и Каспар оживал, но даже этого было недостаточно, чтобы вернуть его к жизни полностью.
- Закрой нас, пожалуйста, Гедеон. - попросил Иен, глядя на супруга.
- Хорошо, - коротко ответил дворецкий, пусть явно не считая это чем-то хорошим, но он доверял Брайдену, потому сделал, как тот попросил.
После того, как за Гедеоном закрылась дверь, Каспар ожидал, что вот сейчас Иен начнет творить мир и чинить ситуацию. Но тот не сделал ничего. Он просто сидел рядом молча. Затем достал телефон и принялся листать что-то в нем. Это что же, получается, он сюда рвался почту проверить?! Пассивного до этого Каспара подобное поведение возмутило. Что же это, получается, Иену на него наплевать? Что еще за шуточки? Каспар нахмурился, глядя на супруга. Иен ворвался в его ванную и бездействовал. Ему что, убить себя нужно, чтобы тот хоть что-то сделал?
Поджав губы, Каспар замолчал еще сильнее. Теперь он был обижен не только на жюри, что сняло его с номинации, но и а мужа, который не делал ровным счетом ни-че-го. И сидел, занимая место в его ванной. Но тот, видимо, заметив реакцию немца, таки начал что-то делать и навалился на него сверху, весом своего тела еще сильнее вжимая Каса в ванную, и ткнулся носом в ухо мужчины.
- Поговори со мной..
- Нет, - рубанул Каспар, обняв себя под Иеном крепче.
[NIC]Caspar[/NIC]

Иену хотелось доверять. Хотелось верить его словам и, правда, надеяться, что он может все исправить, починить сломавшееся, повернуть реки в нужные русла, но есть в мире вещи, над которыми и у Иена не было власти. Ни у кого не было, кроме тех, кто занимал своей жирной задницей трон человека, думающего, что имеет право судить других. Уже несколько лет Брайден был рядом, читал его рукописи, отдавал свое тело на благо чернильным словам, но даже он не знал в точности того, что происходит в писательском мире его мужа, пусть знал, как важно и дорого ему все это - ничего не мог поделать с мировой агрессией, в которой земные оси сдвинулись куда-то не в его сторону. Против него. Каспар не понимал, почему все происходит именно так. Внезапно столкнувшись с понятием завуалированной гомофобии, он почувствовал, как ему плохеет с каждой секундой все больше. Да, он сталкивался с чем-то таким раньше, да ладно, он чуть не умер, получив удар ножом в шею от какого-то психопата, узнавшего об ориентации герра Бергера, а так же о его новом уровне откровенности. Он лучше других знал, как бывает дико и страшно, когда сталкиваешься с врагом лицом к лицу. Но он не знал, что враг может сидеть и почивать за спиной, прикидываясь любящим другом. Обычно Каспара Бергера любили. Хвалили его книги. Не скупились на эпитеты и награды. А теперь взяли и вычеркнули его, как самого посредственного писаку. Как бездаря или исписавшего себя автора, новая книга которого провалилась. Но ведь Каспар знал, что это не так. Томми докладывал ему о продажах, он отслеживал информацию о книге в интернете. Каспар знал, что "Тигровые лилии" - не плохая книга. Для него она была едва ли не лучшей, потому что являлась настоящей и откровенной, основанной лишь на его эмоциях, его опыте, его переживаниях, а так же историях других людей, чьи жизни похожи, чьи сердца бьются в одном ритме. Теперь это огромное сердце кровоточило. И Каспару было дурно, он чувствовал себя выброшенным и отвергнутым. Его презирали за его чувства, за попытку быть настоящим. Плетью били по спине, которая раньше была гордо распрямлена от чувства того, что делается что-то важное. Действительно важное. Сейчас же Каспар свернулся под мужем и смотрел на него уставшим взглядом. Выглядел разбито. Хотел доверять, но не мог, понимая, что здесь Иен бессилен. Иен хорош в музыке, хорош в любви, хорош практически во всем, но здесь он ничего не сможет сделать. Мир писательства - мир его супруга, но не его.
- Давай выпьем.. - тихо согласился Брайден и выбрался из ванной. Как оказалось, Иен купил вкусное вино, словно у них праздник, но праздновать было нечего.
Забравшись на кровать, Каспар поджал ноги под себя и печально посмотрел на мужа. Если бы Иен только знал.. Если бы смог в полной мере понять, что с ним происходит и что это для него значит.. Нет, Брайдена нельзя было назвать чурбаном или безразличным человеком, напротив, он был очень заинтересован в душевных переживаниях Каспара, в его чувствах и эмоциях, вот только немец был человеком восприимчивым, а Иен обладал большим хладнокровием и быстро мобилизировался ради решения проблем. Каспар так не умел. Практически все он воспринимал в штыки, переживал тяжело и мучительно, долго не находил покоя и терзался мыслями, варясь в собственном соку. Так было и сейчас - они сидели рядом, пили вино, а Каспар молчал, покачивая бокал в пальцах и смотря куда-то в одну точку. У него не было великих и трагичных мыслей в голове, слова не рвались наружу. Напротив. Он чувствовал себя опустошенным, а в голове залег глубокий штиль. Ему нечего было сказать, даже алкоголь какое-то время не развязывал язык.
Он открыл рот только после третьего бокала и ощущения, что больше молчать нельзя. Его тишина напрягала обстановку. Его молчание было электричеством, которое действовало на нервы обоим. Ах, Иен, если бы ты смог постичь это чувство полнейшей отрешенности, это ощущение пустоты и понимание, что мир вытолкнул тебя за своих чертоги. Нелегко быть изгнанником из родного дома, где находил всегда поддержку и утешение. Нелегко мириться с ощущением презрения со стороны. Трудно понимать, что те, кто улыбались и поздравляли его, в действительности точили ножи и взбунтовались, стоило ему свернуть туда, куда хотелось только ему, а не его обществу. По-своему он был преступником и предателем. И с этим нужно было как-то дальше жить.
- "Лилии" сняли с номинации. - хрипло сказал Бергер, не глядя на мужа и вертя в руках бокал. - Сначала взяли, затем убрали. Словно опомнились. Посмотрели в зеркало со словами "Что же я творю?!". Решили, что это недостойно. Руки мне обожгли. Сломали пальцы. - он закрыл глаза и с трудом сглотнул. Не рисковал делать глоток вина, зная, что то застрянет в горле и он закашляется. Выплеснет вино на чистую постель. Не стоило.. Он не был уверен в том, что сможет писать дальше. Что хочет этого. Он пришел к тупику, и казалось, что пути только два: свернуть обратно, вернувшись к той лжи и наигранности, с которой начинал, или остаться сидеть у тупика, ведя дневник и пряча его в ящик стола. Казалось, на большее он не способен. Может, и правда исписался? Потерял хватку? Может, достаточно пытаться?..
Протолкнув остатками вина комок в горле, он потянулся за бутылкой вина, которая уже оказалась опустевшей. И здесь не везет. Нервы были на пределе, он думал, что чувствует внутри пустоту, но на деле это было лишь звенящее напряжение, натянутые бельевые веревки, которые вот-вот грозились лопнуть. И даже Каспар не знал, что будет после этого.
Но Иен знал. Отобрав бутылку, он взял мужа за руку и обласкал поцелуями каждый палец, на что в ответ Бергер лишь судорожно вздохнул, закрыв глаза. Его губы обжигали измученные, глупые пальцы. Его забота была как жжение на неприкрытой ране. Каспар шумно дышал, кусая нижнюю губу.
- Разве какие-то глупцы могут сломить тебя? - спросил Иен мягко, полностью владея собой и, казалось, ситуацией.
- Эти люди всегда поддерживали меня. Любили меня. А теперь.. - он вздохнул, приоткрыв глаза и глядя на мужа. - Теперь я не знаю, как писать еще что-то. Я - как верная собака, которой прилетело сапогом по морде за преданность. За искренность. Никому она не нужна.
[NIC]Caspar[/NIC]

Что являла собой депрессия герра Брайдена? Во-первых, долгое время он просто-напросто отказывался вставать с постели. Зачем? Какой смысл? Умыться и позавтракать? Он попросил Гедеона сделать ему бутерброд с маслом и икрой, а так же принести непочатую бутылку бурбона прямо в постель. Нет, он ни за что не встанет. Даже ногу из-под одеяла не высунет. Он болен. Он опозорен. Он никому не нужен. Он был уверен, что весь мир от него отвернулся, земля пошатнулась, а алкоголь таки лечит раны. Пить с утра - признак депрессии, а не алкоголизма. Главное сделать это так быстро, чтобы супруг не заметил. Иен пусть и был рокером, алкоголизмом не страдал. А Каспар то и дело подходил к самой грани. Вот и теперь, хлебнув из горлышка, зашипел, закусил бутербродом и уткнулся обратно в подушку, притворяться брошенным и несчастным. Он правда чувствовал себя так, словно потерял смысл жизни. Зная на собственной шкуре, что это такое, чувствовать отречение от всего, что было важно до этого, Каспар пытался относиться ко всему наутро с трагической шуткой, но постепенно скатывался в настоящую жалость к себе, окунался в это чувство брошенности и одиночества. Даже Иен где-то бродил по дому, а не лежал с ним рядом в постели. Трагично выдохнув, Каспар сделал еще пару глотков из бутылки и ткнулся в подушку мужа, вдыхая оставшийся на ней запах. Планов на будущее у него не было, Гедеон больше в спальню не поднимался, нового смысла жизни на горизонте не появлялось. Вот тебе и жизнь.. Вот тебе и профессия писателя.
На самом деле, все было гораздо более грустно, чем Каспар пытался воспринимать данное. Он многому научился за годы своей долгой жизни. И, если вчера ему было действительно плохо, в новом дне он старался вести себя так, словно не очень-то и задело. Но внутри-то было очень больно. Он не знал, как поступать так, чтобы не становиться босыми пятками на иголки. Не знал, как скакать по колючей проволоке так, чтобы не пораниться. Он, казалось, уже вообще ничего не знал.. Но тут пришел Иен, от которого Брайден спрятался под одеяло, засунув под подушку бутылку, чтобы не заметил.
- Давай, не строй гримасы, а собирайся.
- Оставь меня, Иен. - отозвался Каспар из-под одеяла. - Я больше ничего в этой жизни не хочу.
Разве что напиться, выкурить пачку сигарет, потрахаться, а затем поплакать.
Каспар снова тяжело вздохнул.
- Вставай, Кас. - серьезно сказал Брайден.
- Тебе что, заняться нечем? - недовольно поинтересовался немец, высовывая кончик носа из одеяла - дышать все же чем-то надо было. - Зачем ты меня дергаешь?
- Мне нужно, чтобы ты мне помог, Кас.
Ну вот, он делал тон более спокойным, сейчас начнет нежить и уговаривать. Каспар знал эту схему, потому, собственно, и капризничал. Он любил, когда его уговаривают.
- Я в депрессии, Иен. - устало сообщил он. - Я заболел. Мне нужен отдых, а ты большой и сам справишься.
А кто не любит, когда его нежат и уговаривают?
Но тут что-то и пошло не так.
- Да, для этого нужен муж, чтобы самому справляться. - сообщил ему Иен несколько обиженным тоном и вышел из спальни, закрыв за собой дверь.
Никакая ласка не действует на Каспара Брайдена так, как обиды супруга. Потому, полежав еще пару секунд под одеялом и прислушиваясь, Каспар выпал из одеяла и поспешил догнать Иена, который обнаружился в гостиной, с важным видом тыкаясь в планшете.
- Ну что ты хотел от меня? - спросил Каспар, усаживаясь рядом и складывая руки на плече мужа. Не любил он задевать Иена, не любил его обижать. Потому сразу и становился шелковым, старался загладить вину и исправить то, что успел испортить. Брайден был не из обидчивых, потому если такое и случалось, значит, дело серьезно.
- Мне нужно твое мнение кое о чем. Для начала тебе надо одеться, если ты передумал. - словно нехотя ответил ему Иен.
- О чем тебе нужно мое мнение? Я не разбираюсь в делах, которыми обычно бываешь занят ты. - честно сказал Каспар, не понимая, что ему понадобилось от мужа-писателя, которого ловко вытеснили из привычных кругов за откровенность. Даже то, в чем он был мастером, теперь подвергалось критике и сомнению. Что уж говорить об остальном..
- Едешь или нет? - не дав ответа на важный вопрос, гнул свое Брайден.
НЕТ НЕ ЕДУ - хотелось заорать Бергеру, опрокинув журнальный столик и расшибя о пол планшет, вырванный из рук мужа. Он хотел четких ответов на четко заданные вопросы! Он требовал правды и нормального отношения! Он уже был чуть пьян с утра, потому ему хотелось ругаться и бить предметы! Но ведь он в депрессии.. Ему плохо, ах, почему он не видит, как на деле он страдает?! СТРАДАЕТ ЖЕ!
- Да, я еду. - кисло сказал Каспар и направился в спальню, чтобы привести себя в порядок, выпить еще немного и спустя двадцать минут спуститься обратно, за дорогой одеждой пряча личностные надлом и трагедию.

[NIC]Caspar[/NIC]

Так вот ради чего он горным козлом скакал вниз по лестнице за супругом, чтобы тот не "обижался" - у них, оказывается, встреча в ресторане! Науськав на голову Иена все громы и молнии небес, Каспар с недовольным видом выполз из машины и хотел так хлопнуть дверью, словно это была не Камаро, а трактор, но дверь галантно придерживал Иен, так что показать ему уровень своего недовольства громким звуком не удалось. Ничего, есть еще дверь в ресторане. Каспар все-таки мужчина с характером. Ему все-таки в душе тоскливо и больно! А он его по ресторанам таскает, словно не знает, что Бергер не голоден и не настроен общаться с кем-либо, кроме бутылки. Это было простой математикой, результат исчисления, правда, не приводил к положительному результату. Нужно было искать новое убежище, ведь запереться в ванной в очередной раз было не вариант. Дом большой, но его везде найдут, потому что теперь это и дом Иена, который должен был разбираться в нем, как в своих музыкальных науках. Где какая струна - где какая комната. Прятаться в доме тоже не было выходом. Потому утром Каспар и предпочел валяться на виду и предаваться праздному унынию. Рано или поздно, знал, что его отпустит, но пока ему хотелось вдоволь насладиться обрушившимися на его несчастную голову бедами и лишениями. Нет конфликта - нет и драмы, а драму Каспар любил.
Он ждал привычного вида зала, заполненного людьми и столиками, медлительными официантами, но вместо этого зал словно расчистили для какого-то мероприятия. Сначала он ничего не понял, но когда его заметили и принялись хлопать, Каспар медленно ощутил, как округлились у него глаза. Это что еще за шуточки?! Это что, Иен придумал?! Вот и он, встал рядом, по спине погладил. О чем он вообще думал?..
Если бы не Иен, так бы Каспар и стоял у входа-выхода в зал, но супруг был предусмотрительней и потащил его к необходимому месту, на ходу изображая из себя саму доброту и заботу. Каспар так и впился в его ладонь ногтями.
- Поприветствуй их. Они пришли сюда, чтобы пообщаться с тобой.
Брайден опустил взгляд на микрофон, затем поднял на собравшихся людей. Их было не так много, то тут, то там он замечал знакомые лица. Его не хотят четвертовать, это не глупый фарс, это что-то непонятное, за что в ответе целиком и полностью был мистер Брайден, восседающий рядом. Вот так, значит? Лекарство от меланхолии от господина рокера? Что ж, хорошо.
Отодвинув микрофон, Каспар ответил ему:
- Не хочу так. - и тут же, повысив голос, обратился к собравшимся. - Меня хорошо слышно и без микрофона, да?
Вроде ответом ему было положительное гудение и кивки.
- Ладно. - сказал Брайден. - Знаете, эта встреча для меня сюрприз, потому что полчаса назад я все еще был в постели и не думал, что сегодня со мной случится что-то подобное. - сжимая под столом ладонь мужа, он активно жестикулировал второй. - Иен действительно устроил мне неожиданность.. - он перевел взгляд на супруга и чуть улыбнулся ему. Конечно, это не значило, что Иен не заслужил пинка или тычка, но пока все располагало к хорошим вещам, а побороться они всегда успеют. - И я не совсем знаю, что говорить и что делать, потому просто скажу: "здравствуйте". - улыбнувшись уже присутствующим, как бы оправдываясь, он притянул руку Иена к себе ближе, опустив их переплетенные пальцы себе на колено.
- Привет, ребята. Спасибо, что отозвались на мои послания. Это очень важная, дружеская встреча. - взял слово Иен. -  Я бы хотел, чтобы вы рассказали Каспару то, что писали в своих отзывах, лично. Кто-то первый?
Какой-то ледяной испуг всего на миг завладел сердцем писателя. Пусть Каспар и был мастером пера, пусть в своих книгах и описывал события трагичные и болезненные, окунаясь в сильные эмоции с головой, все же общение, наполненное откровенностями от и до, не могло не пугать его. Одно дело - болтать тет-а-тет, слушая истории жизни, поддерживая и собирая матчасть, другое дело - сидеть на горе, как Будда, и слушать то, что тебе говорят, что касается и их жизни, и твоей. Брайден не любил, когда копаются у него в душе, так же не любил он открытых настежь душ и показух, но.. Но эти люди были к нему теплы, они понимал, что что-то сделал для них, он так думал, а они подтверждали это своими словами. Начал один, подхватил другой, за ним и третий. Да, им нравились "Тигровые лилии", да, в главных героях они видели то себя, то своих жизненных спутников, в поступках - узнавали свои поступки, реагировали так же, листая страницы, плакали, не сумев совладать с эмоциями. Этого Каспар и добивался, начиная эту книгу. Передать через бумагу свою жизнь, историю своей любви, переплети ее с судьбами и прошлым других людей, создав картину обобщенную, но не менее трогательную. "Тигровые лилии" были ножом, которым вскрывают тайные письма. "Тигровые лилии" были Библией каждого, кто осознал себя "не таким". "Тигровые лилии" были гидом по альтернативному способу жизни, они были надеждой и вдохновением, толчком к тому, чтобы не сдаваться под гнетом окружения и обстоятельств. Чем больше Каспар слушал и кивал, улыбался в знак благодарности, тем сильнее он сдавливал ладонь мужа, чувствуя, как клокочет внутри горячее волнение. Неужели это все было правдой? Неужели эта книга действительно так на них повлияла, стала если не символичной, то едва ли не настольной?
Выслушав еще одного человека, совсем юную девочку, Герду, которая рассказала о своем школьном приятеле-гее, о том, что подарила ему эту книгу, зная, как сложно было ему принять свою ориентацию, зная, что он не понимает, как жить дальше, что говорить родителям и каким ему быть, о том, как ему понравилось и как он сделал первые шаги в своей новой жизни, Каспар опустил лицо и подхватил краешком пальца норовившую сбежать вниз слезу.
Ради этого он и стал писателем. Ради этого он все еще не прекратил писать.
[NIC]Caspar[/NIC]

Он тогда не прогадал, когда согласился выйти за этого человека замуж. Несколько лет назад они расстались, болезненно разодрали единое целое на две части, в итоге больше года после этого страдали, каждый теша себя иллюзией насчет того, что так лучше и что жить продолжается. Каждый пытался завести новые отношения, идти дальше с высоко поднятой головой. Вот только из отношений никогда не выходят победителями, Каспар слишком долгое время тогда ощущал невосполнимую утрату. С кем бы ни связывался, с кем бы ни ложился в постель, все равно были мысли, которые преследовали его даже с светлое время суток, даже в самый ясный день, не омраченный ни облачком. На первый план вылезали воспоминания, острыми иголками они впивались в спину, не давая ни спокойно спать, ни мирно жить. Иен тогда был в крови, проник внутрь, как вирус, завладел телом и разумом, как что-то неизлечимое. Порой - он помогал жить. Порой - медленно убивал, пуская яды воспоминаний. Как бы ни хотелось избавиться, так просто что-то из сердца не вырвешь, не выкроишь, на мостовую не бросишь. Это было глубже. Иен спрятался в самой сердечной ткани, обрекая любые попытки выбросить его прочь на полное поражение. Каспар вскидывал белый флаг. А затем сбегал. Меняя город за городом, цепляясь за других людей, выбрасывая память из головы, он так и не сумел справиться со всем этим до конца. Это можно было величать судьбой, злым роком, преднамеренным осквернением души, но поделать с этим было ничего нельзя.
И вот теперь, когда спустя столько времени они снова вместе, Каспар слушал его, не поднимая на Иена взгляда. Не потому что чувствовал себя пристыженным или уязвленным, не потому что Иен, взяв пример с других читателей, распахивал душу и руководился откровенностью, а потому что Каспар понимал, что не сможет сейчас смотреть на супруга. Потому что смотреть на него сейчас было все равно что смотреть на солнце - долго не продержишься. Он ощущал на себе взгляды других людей, он все еще чувствовал на своей спине тонкие руки той милой девочки, которая вручила ему награду, он знал, что Иен с ним рядом, он близко, а они заодно. Он знал все то, о чем рассказывал Иен. У каждого из присутствующих была своя история. Один лишь Каспар рассказал ее, глубоко в основание спрятав свою и облепив ее фрагментами историй других людей. Пора была рассказывать только свою? Показывать ее обнаженной? Одно дело - книга, другое дело - жизнь. Пусть многие думают, что на страницах писатели рассказывают что-то жизненное, пусть заблуждаются и дальше. Ни один еще глупец не дошел до того, чтобы рассказывать все своими устами, не добавляя повествованию фантазийных элементов, не делая из пресного, скучного дня, конфетку, которую можно развернуть, прожевать и съесть. Но как мог закрыться Каспар, увидев изнанку душ всех этих людей, которые были ему благодарны? Было внутри него то, чего не знал даже муж.
Улыбнувшись ему и прижавшись щекой к ладони Иена, Каспар одними губами шепнул ему о том, что любит. Под аплодисменты поцеловал его в щеку, чувствуя себя размякшим, находящимся на какой-то грани. Внутри все бурлило, кипело эмоциями. Сколько же всего он успел пережить в своей жизни.. За что расплачивался, из-за чего горевал. Он был обычным человеком, который спотыкается не больше, но и не меньше, чем другие. Он делает ошибки. Быть может, он совершает то, что не нравится другим. Тем, кто выше. Тем, кто головастей. Но, видя эти глаза, слыша эти слова, понимая их смысл, Каспар убеждался в том, что это.. не зря. Не может что-то считаться сделанным зазря, если к нему пришло столько людей, каждый со своей историей - о себе или о близком. Каждый с чем-то что болит сейчас, или что зарубцевалось. Каспар поднялся и переместился к краю сцены, усевшись на нее, чтобы быть ближе к читателям. Поманил Иена к себе, зная, что без его поддержки будет туго.
- Наверное, теперь пришла моя очередь говорить, да? Так сказать, замкнуть круг, ведь с меня все и началось. - он немного помолчал, чуть подавшись назад, прижавшись спиной к ладони мужа. - Я хочу просто сказать "спасибо" каждому, кто сейчас здесь, со мной. Кто пришел, зная, как мне сейчас.. сложно. Когда я писал книгу, я не думал, что все в итоге получится так. Не знал, что меня снимут с номинации, не знал, что Иен соберет вас, чтобы показать, что я не один. Всю свою жизнь я писал книги для кого-то. Я предполагал, какой будет моя публика, и на эту публику писал. Может, я плохой писатель.. "Тигровые лилии" стали чем-то новым, потому что эту книгу я писал не для кого-то, я писал ее для себя. И мне было сегодня приятно слышать о том, что я не одинок. Что есть люди, которым эта книга что-то подсказала и в чем-то помогла. Мне правда важно было это знать. Важно было понимать, что моя история - это история целой группы людей, а не одного меня. Я часто сталкивался с непониманием и гомофобией. Слишком часто. И слишком больно это порой било по мне. - Каспар чуть поморщился, вспоминая летние дни, проведенные в больнице без возможности сказать хоть слово. Потер вспотевшие ладони о бедра. - Но, наверное, мое ослиное упрямство и вера в свою правоту не позволяли мне сдаться. Закрыться. Запаниковать. Я никогда не считал себя "не таким": у меня две руки, две ноги, по утрам мне нужно бриться, а, если я много пью, я могу начать икать. - он пожал плечами с улыбкой, словно оправдываясь. - Видите, я обычный. И нет ничего такого в том, чтобы любить кого-то своего пола, потому что любовь не измеряется какими-то параметрами, не подчиняется общепринятым нормам. Любовь - она как свобода. А свобода или есть, или ее нет. Нет у свободы видов и вариантов, это абсолютное понятие. Потому не бойтесь любить и не бойтесь быть свободными. Эти два понятия всегда взаимодействуют с собой, так что не открещивайтесь ни от одного из них. Любовь причудлива, порой она болезненна, но без боли мы бы не знали цену счастью.
[NIC]Caspar[/NIC]