- Почему ты не поешь на большой сцене, а, Пьер? – улыбнулся Джим, протирая бокал бумажным полотенцем.
- Я когда-то мечтал об этом, - улыбнулся Пьер в ответ, огладив пальцами гриф своей гитары. – Но ничего не вышло, и я оказался здесь, пою для прекрасной мисс Миллер.
Отвесив официантке шутливый поклон, Гренгуар тихо засмеялся. Мисс Миллер была женщиной, как говорится, пышной, но, ни в коем случае, не толстой. В движениях ее прослеживалась особая грация, словно она попала в это заведение по ошибке, а на деле принадлежала к особам голубых кровей. Ругалась она, впрочем, подобно сапожнику, выражала свои мысли, а особенно негодование, так сочно, что вызывала зависть брутальных завсегдатаев, но и это ее совсем не портило. Скорее придавало перца. Что до Пьера, то он считал, что каждая женщина должна иметь легкую горчинку и, конечно же, изюминку. Мисс Миллер сделала книксен и ушла принимать заказ у первого посетителя.
- Ну и идиот, - отозвался Джим, зевая и берясь за новый бокал. – Прозябать в этой дыре любой дурак может. Тебя любят люди, а это значит, что еще больше людей могут тебя любить. Шел бы ты на шоу какое-нибудь что ли. Как его там? «Американский Идол»?
- Побойся бога, Джим, - в голос захохотал Пьер. – Какой еще «Идол»? Мне уже тридцать шесть лет, Джим, тридцать шесть. Я старый бродяга, который поет в пабе по вечерам. Мне не место среди молодых исполнителей, да и места на сцене все уже давным-давно заняты.
- Ну, положим, тебе не уже тридцать шесть лет, а всего тридцать шесть, - хмыкнул Джим, отмахнувшись от назойливой мухи полотенцем. – Мне вот, например, уже сорок восемь, а я еще хоть куда. Жаль, что петь не умею, а то я бы и на «Идола» пошел, задницей вертеть и выть про Джеймса Дина.
- А может, и стоило бы, - Пьер хлопнул по барной стойке ладонью, не переставая посмеиваться. – Тебя бы определенно ждал там успех.
- Конечно, - хохотнул Джим, протирая стойку – когда он добрался до руки Гренгуара, тот поспешил убрать ее, но бармен все равно успел мазнуть по пальцам мокрой, неприятно пахнущей тряпкой. – Слушай сюда, Кудряш, на Манхэттене есть культовое для музыкантов место, называется оно «Бурбон» и именно там нужно ловить свои шансы. Здесь тебе ловить нечего, вернешься сюда в сорок восемь, если еще не поселишься на Гавайях, окруженный черными красотками с пышными буферами. Там проводятся вечера свободного микрофона этим августом, специальное предложение для новичков. Там все время пасутся знаменитости, так что это – твой шанс. Ты просрал их уже много, я же знаю, мы пять лет вместе работаем. Самое время взяться за голову.
- Я подумаю, - вежливо согласился Пьер. – Потом. А то сейчас мне уже пора на нашу маленькую сцену, мисс Миллер ждет.
Мисс Миллер снова криво улыбнулась и сделала новый неуклюжий книксен.

Пьер обещал подумать, но от этой идеи отказался сразу. Ни «Американский Идол», ни тем более «Бурбон» ему не светили. Он уже давно разуверился в своих юношеских мечтах, попрощался мысленно с Бродвеем и популярностью, отказался даже от идеи попробовать еще раз. Порой он скучал по настоящему театру, хотел снова почувствовать в руках тяжесть реквизита, пройти в костюмерную и касаться тканей пальцами, примерять одежду на себя и репетировать, репетировать до невыносимой усталости. Временами ему хотелось подняться на настоящую сцену и вещать с нее так громко, как у него только могло бы получиться, но все это давным-давно осталось в прошлом. Пьер Гренгуар больше не был актером театра, теперь он считал себя уличным принцем. Вместе со своей труппой он отлично проводил время, жил, может быть, не слишком богато, зато счастливо и добропорядочно, а ничего ценнее для него в жизни не было.
Но в последнее время труппа действовала все реже. Его верные друзья были заняты своими делами. Лили, например, окончила университет и собиралась перебраться в солнечный Лос-Анджелес к своим родителям, Мириам встретила молодого человека и собралась за него замуж. Конечно, оставались еще Джейсон и Кристофер, но без девушек они теряли больше половины своих коронных номеров. Можно было бы придумать новые, ведь еще у них есть Йон, который красиво танцует и хорошо играет, но все же потеря двух соратниц плохо сказалась на слаженной команде. Долгое время они были вместе, а теперь выходило, что придется расстаться. Всем оттого было грустно и неловко.
Так вот, Пьер обещал подумать, но не подумал. Вместо него, как водится, подумал Йон, который всегда кипел новыми идеями, был человеком инициативным, веселым и неунывающим. В будущем он всегда видел занимательные перспективы, со всеми проблемами настоящего справлялся с доблестью, а об ошибках прошлого мгновенно забывал, потому что зачем ворошить былое? Йон был хорошим, замечательным, самым лучшим. Смотря на него, Гренгуар чувствовал, как блаженно заходится сердце и с годами он не стал любить его ни на йоту меньше. Напротив, просыпаясь с ним утром в одной постели, Пьер рассматривал красивое лицо своего испанца и с улыбкой отмечал, что этим утром он любит еще сильнее, чем прошлым.
- Ты должен попробовать, - убежденно сказал Йон. – Пьер, ты должен. Не качай головой, а собирайся. Давай, мы отправимся туда прямо сейчас.

И они отправились. Отправились в «Бурбон», потому что Пьеру было интересно, а Йон предчувствовал успех. На самом деле, он не собирался подниматься на сцену, не хотел выглядеть глупо, ведь в тот вечер выступали только молодые музыканты и коллективы. Но Луна даже слушать не хотел, он взял его гитару из дома, он отошел в туалет, но вместо этого внес его в список выступающих, а когда со сцены объявили Гренгуара, Пьер попросту не мог обмануть ожидания своего любимого мужчины. Он чувствовал ответственность за себя и хотел, чтобы Йон мог гордиться им. Видел смельчака и бунтаря, а не закомплексованного, разуверившегося в себе мужчину, который похоронил свои амбиции и забыл про неудачи, но навсегда дал себе зарок не заходить больше так далеко. В руки Йона Пьер попал ни с чем и с тех пор он делал все, чтобы одарить своего любовника и быть его достойным. Пришлось подниматься на сцену, пришлось петь и, Гренгуар даже сам удивился, принимать бурные аплодисменты. Его порой вызывал на бис в пабе, где он работал вот уже который год, но так его требовали остаться впервые и он остался, чтобы спеть еще.
А потом случился Иен Брайден. Он сказал:
- Мне понравилось, как ты пел. Если захочешь продолжить, то позвони мне по этому номеру, когда будет время. Мы поговорим об этом.
Пьер, признаться, знал о нем совсем немного и песен слышал разве что парочку, но он знал это имя, слышал его не один раз, а вечером, когда они с Йоном вбивали имя музыканта в гугл, Гренгуар не верил своим глазами. С чего бы такому человеку обращать внимание на Пьера? Зачем ему тратить свое время на него?
- Потому что ты талантливый, самый-самый талантливый, - твердил Йон и радостно прыгал на кровати.
Пьер смотрел на него с улыбкой и думал, что любить этого вечного мальчишку еще сильней попросту невозможно. Выходило, что ему все же придется позвонить Иену Брайдену…
[NIC]Pierre[/NIC]

Первый прозвучавший гудок вызвал у Пьера желание сейчас же отменить вызов. Второй породил внутри панику. Третий ее усилил, а четвертый довел до апофеоза. С пятым стало спокойнее, шестой был сопровожден мыслью о том, что так и должно быть, седьмой прозвучал разочарованием. Пьер хотел уже было убрать телефон и виновато улыбнуться своему любовнику, как из трубки послышался мужской голос:
- Да?
- Здравствуйте, Иен. Это Пьер Гренгуар…
Молчание в трубке красноречиво намекало на то, что Иен Брайден понятия не имеет, кто такой Пьер Гренгуар и даже не представляет что ему нужно в столь прекрасный вечер.
- …мы с вами встречались в «Бурбоне» прошлым вечером…
Теперь молчание говорило о том, что столь известный мужчина как Иен Брайден повстречал прошлым вечером много людей в «Бурбоне» и едва ли помнит какого-то там Пьера Гренгуара, который мог оказаться как навязчивым поклонником, так и официантом.
- …вы дали мне свою визитку, чтобы я позвонил.
- Да подожди ты, - вдруг фыркнула трубка мужским голосом, послышался лукавый смех другого мужчины. – Прости, я немного занят, - неожиданно в голосе Брайдена послышалась улыбка и у Пьера отлегло. – Да, конечно, я помню. Пьер Гренгуар, француз со старенькой гитарой. Хочешь встретиться?
Пьер немного опешил от столь прямого предложения, медленно моргнул, смотря на Йона, который оживленно кивал головой – да, да, да, ты с ним встретишься, говорил он одними губами.
- Да, я бы хотел… - начал Гренгуар вежливо и не слишком решительно.
- Давай завтра. Подъезжай к зданию RCA Rec к двум часам дня, позовешь на ресепшене меня, и я спущусь за тобой. Возьми с собой гитару и свои песни.
- Хорошо. Спасибо.
- Бывай, друг, - улыбнулся Иен еще раз.
Из трубки послышались гудки, они вызвали тошноту и удивительно упоительное ощущение счастья. Пьер медленно улыбнулся Йону, который уже подскочил со своего места, чтобы крепко его обнять.

Когда-то Пьер уже рванул с места в карьер и крупно облажался. С тех пор он предпочитал не рисковать так, привык довольствоваться тем немногим, что было, и потерял всю свою амбициозность, а ведь когда-то ее хватило на то, чтобы покинуть родные пенаты и отправиться в США, в самое сердце Нью-Йорка. В этом городе у него не было ни родных, ни знакомых, ни связей, он приехал сюда полным надежд на светлое будущее, но не все сложилось так, как он хотел. Пьер так и не попал на Бродвей, не поднялся на большую сцену и не встретил знаменитых людей, вместо того он оказался на улице, был вынужден спать в ночлежке и едва ли не побираться. Все, что у него было тогда – это рюкзак с немногочисленными вещами, оформленные по всем правилам документы, что здорово ему помогло остаться в НЙ, а не оказаться депортированным, и гитара, которой он и зарабатывал себе на жизнь. Со временем дела, конечно, пошли в гору. Он встретил Йона, которого полюбил так быстро и так крепко, обрел настоящего соратника и музу, только он был способен вдохнуть в Пьера желание жить и к чему-то стремиться. Гренгуар повстречал людей, которые стали ему друзьями. И он был счастлив в своей жизни, звезд с неба никогда не хватал, но зато получал удовольствие от того, что делал. Пьер трудился на благо своих людей и все еще принимал оплату за песни искренними улыбками, этого ему было достаточно для счастья. И все-таки он позволил Йону отвести себя в «Бурбон», все же поднялся на сцену и запел во всю силу своего голоса, так хорошо, что его заметил известный музыкант, который назначил ему встречу в одной из крупных звукозаписывающих компаний. Почему он согласился на это, если хотел оставаться бродягой? В душе его все же жило желание подняться с колен и доказать, что Гренгуар – это вам не простак, который сдался? Или все дело было в Йоне, что всегда смотрел на Пьера как на настоящего героя? Признаться, он и сам не знал, кем хочет быть: героем или музыкантом?

Они отправились прогуляться, посмотреть на живущий вечерней жизнью город, ощутить на коже легкую, приятную прохладу. Пьер никак не мог избавиться от своей задумчивости, в голове его копошились тысячи мыслей, связанных с тем, что происходило в его жизни. С одной стороны, он слишком далеко зашел, чтобы отступить, совесть ему не позволит не появиться на встрече с Иеном Брайденом, ведь он уже запланировал ее, негоже подводить занятого человека. С другой же Пьер не знал, готов ли он к таким испытаниям теперь, когда ему тридцать шесть лет. Это не двадцать и не двадцать пять, даже не тридцать. Он устал за эти годы, повзрослел, казалось, на пару десятков лет, не очерствел, но так не хотел порождать своими поступками новый кризис. Пьер боялся снова облажаться и ненавидел себя за собственную нерешительность.
А потом он смотрел на Йона, который лучился радостью и уже успел преисполниться светлых надежд. Казалось, он уже распланировал всю их дальнейшую жизнь, потребовал камин и расписал, как они будут валяться перед ним на ковре, прижимаясь друг к другу, счастливые и обнаженные. Он хотел этого и хотел не для себя, а для обоих. Понимал, что для Пьера когда-то это было целью номер один, главной мечтой всей юности, можно даже сказать, жизни. И тогда Гренгуару приходила в голову мысль о том, что нельзя отступать, если случай подвернулся. Когда-то жизнь притормозила его, умерила пыл, грубо, но остепенила, чтобы научить самостоятельности, любви к творчеству не за деньги, а за улыбки, умению дружить и, самое главное, любить. Быть может теперь, когда он освоил все уроки, она снова учит его смелости и подталкивает к тому, чего Пьер был лишен в прошлом? Неужели теперь он заслужил этот шанс?
- Хочешь отпраздновать? – спросил Гренгуар неожиданно бодро, сжав крепче пальцы своего любовника. – Мы можем купить вино и пойти на наше место.
- А ты споешь мне? – улыбнулся Йон и Пьер прижался губами к его ладони, целуя беззастенчиво.
- Конечно, я ведь пою только для тебя, - согласно кивнул он в ответ. – Потому что я люблю тебя. Пойдем?
[NIC]Pierre[/NIC]

- А это не ты пел раньше в Центральном Парке? – поинтересовался Брайден, качаясь на офисном стуле из стороны в сторону.
Ноги он закинул на стол, в руках держал свой мобильный телефон – не щадя дорогую вещь, он щелкал задней крышкой, приподнимая ее ногтем снова и снова. В нем чувствовались мужественность и сила, но двигался он так просто и лениво, что выдавало в нем уверенного в себе хищника. Пьер вот не обладал такой мощью. Если Иен Брайден был тигром, то он скорее сравнил бы себя с оленем.
- Да, у нас своя труппа, мы выступаем на улицах, - кивнул Пьер, немного удивленный тем, что известный музыкант слышал об их самодеятельности.
- Моя племянница любит ваши выступления, - сказал Иен и приятно улыбнулся. – Мы как-то раз приходили вас послушать с мужем. Было здорово.
- О, не припомню, - смутился Гренгуар, потерев пальцами свою щеку. – Наверное, народу было много…
- Это да, - философски протянул Брайден прежде, чем скинул ноги со стола и решительно поднялся. – Давай, Пьер, сыграй мне что-нибудь из своего.
[audio]http://pleer.com/tracks/4489751l95D[/audio]
И он спел. Расчехлив гитару, он закрыл глаза и решил не думать о том, кто сидит перед ним и к чему это может привести. Пьер старался не нервничать, он знал, что если позволит своим пальцам дрожать, то шанс будет потрачен и Иена Брайдена захлестнет разочарование, ведь надеялся он на талант, а не на неумеху, который путает слова и аккорды. Пьер играл и пел так, как делал это накануне для Йона на их любимом пляже. Делал это смело и громко, словно был опьянен вином и лаской своего мужчины. Перед ним он никогда не стеснялся и не тушевался, напротив, его взглядами и улыбками он наслаждался, для него старался как ни для кого больше, потому что видел его любовь и благодаря ей чувствовал себя уверенно. Только из-за Луны он оказался в этой большой элитной звукозаписывающей студии, сидя напротив одного из влиятельнейших в музыкальной индустрии людей.
Теперь Йон тихо сидел и помалкивал на диванчике. Он поддерживал одними глазами и теплыми улыбками, сжимал кулачки, старался не ерзать, как привык. Будучи неугомонным по натуре человеком, ему очень сложно давались все дела, требующие усидчивости, а уж ожидание и вовсе выводило его из себя. Пьер поглядывал на него из-под ресниц, пропевая слова любви к этому мужчине. Пел и вспоминал, как целовал его на пляже прошлым вечером, скользил языком по мягким губам, опрокидывал на песок и пил вино с его языка, а пьянел так, как никогда не пьянел от любого алкоголя…
- Интересная песня, - задумчиво сказал Иен, потирая свой подбородок. – Сам придумал?
- В Нью-Йорке много туристов, - ответил Пьер, поглаживая пальцами струны своей гитары. – Я спрашивал у них, как будет «люблю» на их языке, чтобы написать песню, переполненную любовью.
- Для этого парня? – без стеснения спросил Брайден.
- Для этого парня, - спокойно согласился он и с нежностью посмотрел на Йона, который заулыбался в ответ.
Он подарил ему эту песню в те безрадостные времена, когда им приходилось ютиться в голой каморке охранника над пабом, питаться нехитрой едой, зарабатывать кровью и потом. Гренгуар всегда считал, что в человеческих отношениях главное не деньги, но мучительная бедность изводила их. Один он справлялся с ней доблестно, очень старался не унывать и бороться за самого себя, но Йон был на его ответственности и лишился он всего из-за Пьера, поэтому он искал новые и новые способы сделать его жизнь приятнее. Он пел ему эту песню на день рождения, он шептал ее слова ночами, прижимая любовника к себе, чтобы не мерз под пожеванным временем пледом, неустанно он повторял слова любви на всех языках мира, чтобы Йон ни в коем случае не забыл об этом. Теперь же он спел ее, сидя в удобном кресле, когда они оба сыты, хорошо одеты и по-прежнему счастливы. От этого особенно тепло было на душе.
- Мне нравится, - кивнул Иен.
Пьер улыбнулся, потому что знал – эта песня не самая гениальная и в его арсенале были другие, гораздо более серьезные и интересные, но не оценить песню о любви может только человек, который никогда любви не знал. А Иен Брайден точно знал, Гренгуар видел, как он крутил обручальное кольцо на своем пальце и загадочно улыбался.
В конце концов, Пьер сыграл ему другие песни и еще какое-то время они просто разговаривали обо всем, а потом Иен назначал день записи демо.

- Ты слышал? – удивлялся Пьер, когда они шли из студии по направлению к комплексу, в котором работал Луна. – Он хочет записать демо, показать его начальству, подписать контракт и отправить меня в тур на разогреве у какой-то певицы. Как, он сказал, ее зовут? Рейна? Она исполняет медленное кантри, мне нравятся ее композиции, но я не уверен, что мы сможем работать вместе. И потом, она очень популярная и поет на английском языке, а у меня почти все песни на французском. Ничего не годится.
Гренгуар приложил ладонь к своему горячему лбу, глубоко вдохнул и выдохнул воздух, сбавив шаг. Он разнервничался от внезапных перспектив, которые обрушились на него слишком стремительно, словно снег в середине июля. Он хотел попробовать, он далеко зашел, он был рад сотрудничеству с Иеном Брайденом, но никак не мог уловить скорость его мыслей и уж тем более действий. Разве все должно разворачиваться так быстро?
- Ты думаешь, что это хорошая идея? Мне кажется, что все происходит слишком быстро. Слишком.
[NIC]Pierre[/NIC]

Боялся ли он? Конечно, он боялся! Боялся страшно и мучительно, потому что однажды он уже обжегся об обещания лучшей жизни и, пусть ни о чем в итоге не жалел, повторения такого опыта Пьер не хотел. Ему было комфортно на улицах и в их маленькой, уютной квартирке, которую они снимали вместе с Йоном. Как бы странно не прозвучало, но петь в пабе ему тоже нравилось, ведь он занимался любимым делом, получал за это честные деньги и общался с хорошими людьми, которые приходили его послушать. Ему было этого достаточно, чтобы считать свою жизнь хорошей и удавшейся. Но где-то в глубине все равно жило желание чего-то большего для себя и для Йона, который прошел с ним через ад, но так и не познал, казалось, земной рай, не видел мира, не дышал свободно. Пьер любил этого парня больше жизни. Он пришел в его жизнь в мрачные времена и осветил своим искренним светом путь, своим смехом он разогнал всех страшилищ, добрыми словами и непоколебимой верой он поборол все сомнения Пьера, а крепкими объятиями - согрел. И Гренгуар, который всю жизнь считал, что любит женщин, вдруг понял, как сильно он полюбил этого улыбчивого мальчишку. Они были представителями разных эпох, стран, слоев общества, во всем они были разными и на бытовом уровне мало друг друга понимали, но Йон был веселым и очень ласковым, а Пьер спокойным и уживчивым, поэтому ссорились они очень редко. А если и случалось, то мирились тут же, удивленные и даже ошарашенные тем, что случилось. Гренгуар целовал ему руки, а Йон опускался на колени тоже, чтобы быть на равных и тогда Пьер любил его еще сильней…
Да, он боялся. Боялся не справиться или обмануть чьи-то ожидания. Боялся выглядеть смешным, не справиться с конкуренцией, измениться. Боялся, что все пойдет не так, как было запланировано, хотя Иен выглядел явно надежнее, чем те, кто перевез Пьера в Нью-Йорк ради Бродвея, который в итоге ему не светил ни одним огоньком. Он ужасно боялся разочаровать Йона, своего милого Йона, который так искренне и честно радовался за него, поддерживал, не говоря ни слова о себе – только о нем, о его былой мечте, о его таланте, о его возможностях, которые вовсе не иссякли с возрастом. Пьер смотрел на него и удивлялся – не тому, что Йон не преследовал ни одной эгоистичной цели, это итак было понятно, ведь он был Хорошим с большой буквы Человеком (тоже с большой). Пьер удивлялся тому, что этот удивительный парень нашел в нем, за что зацепился на столько лет? Иногда ему казалось, что он попросту недостоин такой любви.
- Да, ты прав, - шепнул он Йону в ответ, крепко сжимая его ладони пальцами. – Спасибо за то, что ты рядом…
Пьер уже бывал в танцевальной студии своего любовника и примерно представлял, что его ждет: утомительная, кислотная музыка, которую в принципе сложно назвать музыкой, дрыгающиеся в неясном танце люди разных полов и возрастов, а еще обаятельный Йон, он одним своим присутствием делал эту неприглядную картину привлекательной. Как уже было сказано, они относились к разным эпохам – Пьер запоздал родиться и по ошибке оказался в двадцать первом веке, хотя от всех его стандартов был бесконечно далек. Соответственно, и новую музыку он не воспринимал музыкой, и новые танцы он не мог считать красивыми. Одно дело вальс или танго, а совсем другое вот это неясное дрыганье, словно у тебя вот-вот случится эпилептический припадок. Йон не обижался на его музыкальную и танцевальную неграмотность, для Пьера он танцевал иначе, по-особенному и очень сексуально. Так он двигался, словно все конечности его крепились на шарниры, но наедине он двигался медленно, плавно, очень интересно и привлекательно. Пьер любил такие моменты, но пока ему предстояло пережить испытание для глаз, ушей и нервов. Благо, что у него было над чем подумать.
- Спасибо за урок, - пискнула белобрысая девчонка, которая ползала до этого по полу так, словно в нее вселился сам Сатана – во всяком случае, примерно так изображали одержимую в фильме, который однажды приносил Йон. В ту ночь они еще долго не могли заснуть.
- Ты хорошо танцевала сегодня! – выкрикнул Луна с широкой улыбкой и Пьер понял, что ничего в этой жизни не понимает.
Ученики Йона расходились, утомленные и довольные, а он все еще пылал энергией, хотя трудовой пот уже выступил на лбу. Когда дверь за последним парнем закрылась, Пьер подошел к любовнику и заботливо подал ему полотенце.
- Это было здорово, - искренне соврал он, зная, что Йон разоблачит его сразу же, но ему все равно будет приятно.
- Ага, как же, - рассмеялся Луна, прижимаясь к нему крепко и лукаво рассматривая – может, он даже любил неграмотность своего мужчины.
- Правда, я люблю за тобой наблюдать, - отозвался Пьер и на этот раз он ответил абсолютно правдиво. – Хочешь, потанцуем? – неожиданно добавил он и улыбнулся. – Как всегда, по-стариковски. Я иначе не умею.
Обняв Йона за талию, он взял его за руку и закружил по танцевальному залу в неторопливом, плавном танце, мелодию для которого он исполнял сам – негромко, интимно, только для двоих людей. Чтобы танцевать, им не нужны были дорогие фраки и бальные залы, не так уж и важен живой оркестр, да и запись не слишком нужна – можно ограничиться малым и это ничуть не помешает быть счастливым. Пьер, во всяком случае, был в этот момент очень счастлив.
[NIC]Pierre[/NIC]

Иногда Пьер думал, что все его потери вели к одному. Он столкнулся с неодобрением родителей, потерял свою семью, решив стать актером и певцом, он попрощался со своей родиной, когда уехал оттуда в поисках лучшей жизни, а в конце лишился всего. У него не было ни дома, ни работы, ни денег для нормального существования, ни близких людей, с которыми можно было бы даже просто поговорить. Уязвимый и одинокий, он шатался по улицам, обняв свою гитару, и старался улыбаться людям, потому что нет ничего печальнее, чем грустный музыкант. Он играл для чужаков, создавая вокруг себя иллюзию жизни, ловил их улыбки и питался ими, убеждая себя, что если ему все еще улыбаются дети, то не все потеряно. Он много потерял, оставив при себе лишь веру в лучшее, и тогда потери привели его к Йону Луне. С тех пор, как Пьер повстречал этого улыбчивого испанца минуло уже много лет, но он все еще любил его так же крепко, как и в первые дни. Нет, пожалуй, гораздо сильнее. И если все его потери были платой за счастье, которое он обрел, то Гренгуар ни о чем не жалел. Он отдал бы все это снова, чтобы сохранить рядом с собой любимого мужчину, своего вечного мальчика, который с возрастом ничуть не становился взрослее.
- Давай займемся любовью. Прямо здесь. Сейчас.
Пьер закрыл глаза, чувствуя, как растекается по телу блаженное возбуждение. Он был настроен на волну своего любовника, отзывался охотно на его горячее дыхание в шею, на длинные пальцы в кудрявых волосах. И они перестали кружиться в танце, он замолчал, дыша тихо, смотрел на Йона заворожено, пока тот притягивался к губам за поцелуем. Они целовались медленно и чувственно, слышали, как замирает мир. На улицах останавливались машины, люди исчезали, словно не было, и Нью-Йорк погружался в уютную тишину, нарушали которую только Пьер и Йон, вздыхающие горячо и жадно. И мир стремительно сокращался, сначала до размеров одного города, потом района, улицы, здания и в итоге комнаты, где они закрылись изнутри, чтобы отдаваться друг другу без остатка. Ничто, кроме этого, не имело значения.
- Будет неудобно… - предупреждал тихо Пьер, скользя влажными поцелуями по смуглой, соленой шее своего любовника.
Он любовался им и думал, что Йон обласкан солнцем и морем по праву рождения. Загар с его кожи не сходил даже зимой. Прижимаясь к ней губами, Гренгуар думал, что это потому, что солнце живет в нем, оттого он такой горячий, такой желанный, такой невозможно привлекательный.
- Ничего, - вздыхал Йон в ответ, расстегивая его рубашку шустрыми пальцами.
- И у меня нет с собой презерватива… - немного виновато сказал Пьер, хотя это-то было логично, потому что они занимались любовью только дома и контрацептивами уже давным-давно не пользовались, доверяя друг другу от и до.
- Знаю, - кивнул тогда Луна в ответ, опускаясь спиной на паркет и томно улыбаясь. – Тут есть уборная. Иди ко мне.
И Пьер, отбросив остатки здравого смысла и толику сомнений, притянулся к своему любовнику. Целуя с жадностью его губы, он стягивал с него спортивные штаны вместе с бельем и прихватывал возбужденную, сочащуюся смазкой плоть пальцами, лаская головку. Скользя языком по подбородку и шее, спускался ниже, прихватил губами твердый сосок, а потом влажными, откровенными поцелуями по напряженному животу, прихватывая зубами тазовые косточки. Томно вздыхая, Гренгуар поднимал на своего любовника глаза, а тот честно выгибался в лопатках от удовольствия, ресницы его подрагивали и из приоткрытого рта с зацелованными красными губами вырывались чувственные, откровенные стоны. Йон всегда был очень честным в сексе, открытым и очаровательно бесстыдным. В свое время он научил Пьера, как это, ласкать мужчину, поделился с ним всеми подробностями и теперь, когда минуло уже столько лет, они оба знали, как нужно делать это, чтобы получить как можно больше удовольствия.
- Я так люблю тебя… - шепнул Пьер, прихватывая губами головку и принимаясь за дело с закрытыми глазами.
Пьер привык заниматься такими делами дома, в уютной, привычной постели, когда все необходимое есть под рукой, поэтому ему было немного сложно действовать теперь, но было и в этом что-то интригующее, возбуждающе, новое. Говорят, за новыми впечатлениями нужно выходить из своей зоны комфорта и теперь, когда Йон скользил по его пальцам своим влажным языком, преданно заглядывая в глаза, Гренгуар едва успевал переводить дыхание, чтобы не застонать от одного только вида. А потом этими пальцами он готовил своего любовника, совсем недолго – они слишком давно были вместе, поэтому больше не было необходимости тратить много времени на подготовку. Они были созданы друг для друга даже в этом, Йон принимал легко, с откровенным стоном, а Пьер напрягался в первый момент так, что на шее выступали вены. И потом они сливались в новом танце, более горячем, откровенном и, чего таить, более приятном. Сплетаясь пальцами, они смотрели друг на друга и на отражение в зеркале. Пьеру было даже немного стыдно за тот разврат, что они устроили в заведении, где такое не должно было случиться, но это заводило только еще сильнее, и он двигался крепче, быстрее, любуясь Йоном, потным, горячим, стонущим от жаркого удовольствия.
[NIC]Pierre[/NIC]

- Значит так, - Иен Брайден задумчиво посмотрел в свой планшет и натыкал что-то указательным пальцем. – Твой первый концерт на следующей неделе. Как раз успеешь проработать репертуар. Тур начнется через две недели, то есть семнадцатого числа этого месяца. Начинай собирать портки.
- Я даже не думал, что все произойдет так быстро, - улыбнулся Пьер, почесав щеку пальцами. – Я уже подготовил кое-что для концертов.
- Покажешь мне на репетиции, - улыбнулся Иен. – На концертах ты будешь выступать на разогреве у Рейны. Она чертовски хороша и у вас схожий по настроению репертуар, так что ее слушатели в любом случае тобой проникнутся.
- Думаете? – Пьер невольно смутился – в его маленькой кухне сидел известный музыкант со своим супругом, который знаменитый писатель, и они оба благоволили ему.
- Уверен, - кивнул Брайден, снова утыкаясь в свой планшет. – Есть какие-то вопросы, Пьер?
В кухне появился Йон, из одежды на котором были только голубые клетчатые трусы, не оставляющие никакого простора для фантазии. Иен растерянно замер, Каспар, который до этого момента вел себя хорошо, вцепился под столом в его колено. Пьер заулыбался, пытаясь молчаливо извиниться за неловкий момент, зато Луна совсем не был смущен.
- Ой, привет! – воскликнул он и широко, обаятельно заулыбался. – Я и не знал, что вы уже здесь!
Чмокнув Пьера в щеку, он шагнул к холодильнику и наклонился к самой нижней полке, а уже через мгновение вынырнул обратно с йогуртом в руке.
- Не буду вам мешать, - пропел он и легкой походкой отправился восвояси, словно бы ничего особенного не случилось.
- Простите, - пробормотал Пьер.
- Да ладно, что я, голубых клетчатых трусов не видел что ли? – улыбнулся Иен, а Каспар сжал его колено посильнее. – Так что, вопросы?

Вопросов у Пьера было очень много, но он не стал озвучивать их все, потому что Иен вместе с мужем заехал к нему ненадолго – они собирались по каким-то своим делам, а Гренгуару неловко было их задерживать. Он старался не волноваться. Дороги назад все равно не было, только путь вперед, освещенный яркими сценическими софитами. Испытывал ли он страх? Каждую минуту предвкушения новой жизни. Пьеру казалось, что он разучился работать со сцены, забыл все правила, которыми так дорожил, когда работал в маленьком театре своего города, растерял навык удержания внимания толпы. Он надеялся, что его спасет талант. Как ни скромничай, а Пьер Гренгуар был талантлив, с самого детства он знал это, осознавал и собирался работать на своих достоинствах. Так, в общем-то, и вышло. Несмотря на все тяжкие события своей жизни, этот творец ни разу не отказался от своего творчества. Не смог собирать стадионы, зато радовал обычных людей в парке и был этим доволен. Пьеру нравилось быть простаком, потому что только простак может радоваться повседневной жизни и не гнаться за далеким идеалом, забывая наслаждаться каждой минутой. Он не хотел спешить и забываться, не хотел стать успешным слепцом, день ото дня теряющим свою суть. Большая сцена когда-то была его мечтой, теперь же нахождение на ней было сродни фобии. Но Пьер собирался побороть свои страхи. Ради себя и Йона. Ему действительно хотелось оправдать свои ожидания. К тому же, надежды на него возлагал сам Иен Брайден, что тоже дорогого стоило.
Они проделали большую работу. События развивались непривычно быстро для Пьера, но ему даже нравилось это. Встречаться с работниками музыкальной индустрии, записываться в огромной студии с мировым именем, подбирать свой репертуар вместе со специалистами, видеть их одобрение, чувствовать себя в этой среде своим. Они успели записать демо-версии нескольких песен, а так же два полноценных сингла, которые собирались запустить вместе с началом тура. Иен говорил, что люди заинтересуются им и захотят купить его песни, так что первым делом они пойдут искать их в интернете. Пьер от интернета был далек, но соглашался. Ему нужно идти в ногу со временем, значит писать они будут не виниловые пластинки, а сверкающие всеми цветами радуги диски, но и это не сразу. Сначала записи в интернете.
Первый небольшой концерт прошел успешно. Пьер ужасно волновался, но с ним рядом был Йон, теплый, любящий, надежный. Он обнимал его до самого выхода на сцену, а потом стоял за кулисой по правую сторону и широко улыбался, подбадривая его. Гренгуар все время на него поглядывал, напитывался его позитивными эмоциями, преисполнялся верой. А потом была громкая музыка, он слышал собственный голос, перебирал медиатором струны своей гитары и наслаждался. Музыка всегда была его стихией и если сначала, чтобы не бояться слушателей, он закрывал глаза, то уже через пару песен он открыто заигрывал с толпой, пожимал людям в первых рядах руки, даже разговаривал с ними в микрофон, шутил и сам же над своими шутками смеялся. Пьер рассказывал им между песнями истории своей жизни, коротко, емко, легко и видел, как публика начинает ему симпатизировать. Это было необыкновенно хорошо.

А потом настал день Х.
- Я даже не представляю, как буду жить без тебя, - пожаловался Пьер, когда они вместе собирали его вещи в большую спортивную сумку. – Было бы здорово, если бы ты смог поехать со мной. Да-да, я знаю, работа… Но мы можем созваниваться почаще. Я буду звонить каждый день.
Гренгуар осмотрел комнату, пытаясь вспомнить, все ли он взял. За окном расцветало августовское утро, а за ним с минуты на минуту должна была приехать машина. Пьер уже зачехлил свою гитару и физически был готов. А вот в остальном с каждой секундой все разубеждался и разубеждая, борясь с малодушным желанием все бросить, отключить телефоны, закрыть шторы и завалить Йона обратно в постель, чтобы любить его медленно и долго.
- Я очень люблю тебя, - горячо признался он в очередной раз, притянув мужчину к себе за талию. – Я буду скучать по тебе каждую минуту. Я уже по тебе скучаю.
[NIC]Pierre[/NIC]

- Алло, Иен? – Пьер переминался с ноги на ногу в аэропорту Парижа. – Я хотел сказать, что возвращаюсь домой. Простите, что подвожу вас.
- Что? Домой? – Иен явно был в замешательстве, говорил хрипло и громко, сонно сопел, не в силах подрать глаза. – Чертовы часовые пояса. Что случилось?
- Ничего, все замечательно, - зачастил Гренгуар, который чувствовал себя виноватым вдвойне – сначала решился так подвести хорошего человека, а теперь еще и разбудил его в пять утра. – Простите, пожалуйста, что так вышло. Просто мне нужно вернуться домой. Очень срочно.
- Что-то случилось в Йоном? – в голосе Иена просквозило искреннее беспокойство. – Не тараторь, Пьер, объясни мне толком, что произошло.
- Йон в порядке, спасибо, - торопливо заверил француз в ответ, после чего добавил тихо и несмело. – Я просто без него не могу, понимаете? Мне не нужна большая сцена, - Пьер снова повысил голос и ускорился. – И все эти цветы, подарки, автографы. Это был замечательный опыт, просто я хочу вернуться домой. Простите меня за неудобства.
- Господи, да заткнись ты! – не выдержал Брайден, впервые так неуважительно повысив тон – Гренгуар аж замер. – Ты хочешь вернуться домой, потому что просто соскучился по своему бойфренду?
Пьер неожиданно оскорбился. Что значит «просто соскучился»? Но Иен продолжил говорить:
- Просто вышли ему билет на самолет, вы же все равно в Париже пробудете почти неделю из-за Рейны. Или слетай к нему сам.
- Так правда можно? – остолбенело спросил Пьер, пытаясь справиться со своим изумлением – он неожиданно почувствовал себя ужасно глупым.
- Да, да, конечно, - вздохнул Иен, щелкнув зажигалкой. – Не переживай насчет этого, ладно? Хватай своего испанца и вези его учить la langue française.

Девять часов пути пролетели так быстро, что Пьер толком не успел опомниться. Сначала он немного нервничал, сидя на своем месте, но потом у него получилось заснуть, вероятно, потому что предыдущую ночь Гренгуар потратил на тяжелые терзания. Быть или не быть, вот в чем вопрос…
Ну, или что-то вроде того.
Все складывалось хорошо. Тур начался успешно и продолжался очень хорошо. Пьер стремительно вспоминал себя юного, применял полученные в театре знания и получал добротную отдачу от публики. Он умело работал на сцене и общался с разными людьми. Его встречали как важную персону, платили неплохие деньги за работу, которая давалась ему легче легкого. Музыка – это то, что всегда было в его власти. Пьер хорошо поладил с командой и Рейной, с которой они даже придумали парочку совместных номеров, когда сидели вдвоем в тур-автобусе. Залы неизменно наполнялись до отказа, интерес к Гренгуару рос, как и говорил Иен, и вскоре ему уже тоже радовались люди. Пьер давал свои первые автографы, делал с людьми селфи (благо, что Йон устроил ему чудесную практику за годы совместной жизни) и перебрасывался короткими, но приятными фразами. Перед ним ежедневно открывались новые перспективы, великое множество возможностей было в его распоряжении. Он путешествовал в компании единомышленников, видел новые города и страны, пробовал диковинные блюда, о которых и не слышал никогда прежде. Жизнь, что называется, начала бить ключом и удача ему широко улыбалась. Любой человек бы, наверное, позавидовал Пьеру, который неожиданно получил все, что только хотел, но сам он себе не завидовал.
Да, примерно о такой жизни он мечтал, когда срывался в Нью-Йорк, рискуя всем. Тогда ему хотелось добиться настоящей популярности, попробовать себя во многих сферах шоу-бизнеса, подняться на сцену бродвейского театра и, может быть, сняться в кино. Больше всего, он, конечно, хотел петь. Стать хорошим музыкантом, впечатляющим слушателей, петь в мюзиклах и отдельно давать концерты для верных фанатов. Пьеру хотелось попасть в телевизор. Проснуться однажды и увидеть огромный билборд со своим изображением. Он хотел всего, что имел или мог заиметь теперь – автографов, путешествий, внимания, единомышленников. Но ничего не получил тогда. Напротив, все потерял. И, возможно, не смог бы храбриться слишком долго, если бы не встретил Йона. Он забрал его, бродягу, к себе. Любил его честно и преданно вопреки всем трудностям. Был рядом, хотя мог выбрать другой, более легкий и приятный, путь. Тогда Пьер понял, что важно на самом деле и отрекся от былых мечтаний, решив стать достойным человеком для своего молодого человека. Он хотел делать его счастливым.
А теперь они были разлучены после стольких лет. Мир потух, когда за Пьером закрылась дверь родной квартиры в Нью-Йорке. Словно став узником страшного проклятья, он перестал чувствовать вкусы, ощущать запахи, видеть цвета и испытывать хоть какие-то эмоции. Он улыбался со сцены, смеялся шуткам Ника, забавного гитариста Рейны, с мнимым восторгом говорил, как все ему нравится, когда созванивался с Иеном, но на деле внутри Пьера с каждым днем все сильнее разрасталась пустота. Сначала он думал, что это просто тоска с непривычки, ведь он действительно долго жил с Йоном и понадобится время, дабы научиться обходиться без него. Но потом понял, что это не пройдет, а только усугубится. Пьер захотел действовать, когда ощутил ненависть к цели, которая когда-то была желанной. Прилетел в Париж, но не пошел гулять со всеми, не испытывая никакого восторга от этого города. Он не хотел выходить на сцену. Все опостылело настолько, и выход был один – вернуться домой. В конце концов, Пьер обещал попробовать и попробовал, а теперь прошло время экспериментов, его ждет Йон и их уютная квартирка в Бруклине, его точно возьмут обратно на работу и все вернется на свои круги.
Однако Иен не позволил совершить ему такую ошибку и, узнав, что Йон тоже может отправиться с ним, Пьер понял, как сильно хотел бы этого. Показать любимому мир. Удивить его. Одарить чем-то неприлично дорогим, ведь у них на такое никогда не было достаточного количества денег.
И вот он, наконец, звонил в дверь своей квартиры, решив сделать партнеру настоящий сюрприз и не открывать дверь своим ключом. Пусть удивится и бросится ему восторженно на шею!
[NIC]Pierre[/NIC]