Ну, здравствуй, Нью-Йорк!
Стефан Готье прилетел на Манхэттен впервые в жизни летом 2013 года. В рюкзаке за спиной лежали все его немногочисленные вещи, которые он решил взять с собой, на плече в сумке покоился ноутбук, он был главным его сокровищем, ведь именно там, в его памяти, хранился первый законченный роман, привлекший внимание крупного американского издательства. Его билет к новой жизни, его шанс, наконец, добиться своей большой цели и мечты. С собой также у него были скромные денежные сбережения, которых едва ли хватит на долгую жизнь в Нью-Йорке, так что у Стефана был всего один шанс остаться в этом городе, иначе бродячая жизнь и голодная смерть. Ну, или безызвестное возвращение в родные края, равное тягостному позору – этого Стефан себе позволять не хотел.
В издательство он отправился прямиком из аэропорта, не потрудившись снять себе даже номер в каком-нибудь маленьком и дешевом отеле. Он с нетерпением ждал встречи с главным редактором и мог думать только об этом, так зачем же тратить время на поиски жилья и прочий рутинный бред, когда вот-вот должна была решиться его судьба? Он волновался. Хотя, стоит сказать, что Стефан Готье никогда не сомневался в своем писательском будущем. Он знал, что его ждет успех на этом поприще и покамест его предчувствия оправдывались, ведь если Стеф заключит контракт с таким большим издательством, то он перешагнет через годы поисков, самобичевание и неудачи через которые проходят многие писатели в тягостном ожидании успеха. Профессор в университете говорил, что первый роман стоит написать и надолго отложить, потому что первый блин всегда комом и шансов на успех обычно нет. Стефан же решил рискнуть (хотя не без помощи, кто знает, сколько еще времени он бы возился, не зная, кому подкинуть свою рукопись, если бы Тьерри не сделал все за него) и пока риск его оправдывался. Встреча с главным редактором сама по себе была хорошим знаком, ведь боссы нечасто спускаются со своего трона ради простолюдинов. В данном случае Алекс Беррингтон явно не стал бы тратить свое время на иностранного писателя из какого-то там Квебека, если бы не был действительно заинтересован в его рукописи. И все-таки Стефан волновался, несмотря на все свои хорошие предчувствия.
Поймав такси у здания аэропорта, Стефан показал водителю бумажку с точным адресом. В пути он не отрывался от окна, разглядывая громадные дома, дорогие бутики под яркими вывесками, пафосные здания с офисами и увеселительные заведения, которые по-настоящему привлекательно выглядят только ночью. Манхэттен был красивее и масштабнее, чем на всех картинках в интернете, которые он просматривал перед вылетом, чем даже в самых смелых мечтаниях Стефана. Он быстро влюблялся в этот город. Ему уже хотелось остаться, чтобы проложить себе путь к известности и суметь позволить апартаменты в одном из этих красивых зданий. Он даже представлял, какой будет его квартира. Этаж не ниже шестнадцатого, просторные комнаты с панорамными окнами и  тяжелыми темными шторами, обставленные в минимализме (наверное, он купит мебель из темного дерева, которая будет выгодно смотреться на фоне светлых стен), фотообои с изображением ночного мегаполиса за диваном и еще какая-нибудь уютная французская улочка за кухонным столом. На кухне, к слову, он хотел что-то металлическое. В принципе, ему подошел бы дизайн в стиле ар-деко. Но пока он не мог себе позволить даже чердак в таком здании.
Да, с финансами у Стефана были проблемы. Он потерял свой банковский счет, когда поссорился с родителями, они отобрали у него денежную независимость, решив проучить юного наглеца, который отказался подчиняться их правилам. Стеф был уверен, что и наследства ему не видать как своих ушей без зеркала. Отец был строг и суров до предателей, а именно им окрестили его, когда он нагло хлопнул дверью и отрекся от своих предков, не желающих мириться с его истинной сущностью и главной целью. Все, чем он располагал, это небольшие деньги, которые он сумел заработать на поприще литературного негра. Тьерри подкинул ему еще немного наличных, сказав, что лишними деньги в Нью-Йорке не бывают. Он был прав. Теперь Стефан понимал это еще яснее, ведь он видел уровень жизни в этом городе, во всем проглядывался размах, который не был знаком ему в родном городе, хотя жил он даже не в канадской глубинке.
Тьерри, словно почувствовав, что о нем думают, позвонил.
- Ну как ты там? – спросил он и Стефан понял, что он улыбается.
А еще, что он уже безумно соскучился по своему парню, который обеспечил ему встречу в Нью-Йорке, а сам остался бить татуировки своим неиссякаемым клиентам.
- Хорошо. – Кивнул Готье, улыбнувшись тоже.
- Громадина? – весело спросил Тьерри.
- Ты даже не представляешь, насколько… - восторженно отозвался Стефан, не отрываясь от окна.
- Уже едешь на встречу?
- Ага. Я позвоню, как только выйду оттуда.
- Договорились. Я буду ждать. Будь молодцом, Стеф.
- Буду.
Отключившись, Стефан закрыл глаза, снова ощутив ужасный прилив волнения.
В фойе его спросили о цели визита, и он сказал, что ему назначена встреча с Алексом Беррингтоном. Предъявив свои документы, Стефан в компании секретарши отправился к главному редактору, надеясь, что не станет позорно перед ним заикаться. Оказавшись в его кабинете, Готье чуть улыбнулся и поспешил скинуть на диван свою ношу, а сам уселся напротив представительного, неожиданного молодого, мужчины.
- Здравствуйте. Я Стефан Готье. – Представился он твердым голосом, чему сам неимоверно удивился.

[NIC]Steph[/NIC]

В моде сейчас мусор. Дорогой, злокачественный мусор, который въедается в умы людей и не отпускает, подчиняя себе волю. Как пальмовое масло в еде, он вызывает привыкание, тягостную зависимость. Именно она приводит людей к «ожирению», они становятся вялыми потребителями, потому что все просрано, а бороться за что-то больше нет никакой необходимости и сил. Разбалованные, мерзкие ублюдки, считающие, что венец величия – это наличие последнего айфона. Стефан не одобрял все популярное, не доверял он и топовым специалистам, потому что топовыми зовутся богатые и успешные, а сколотить настоящий успех не на мусоре в нынешнее время сложно. Нестандартное в моде, но недостаточно, чтобы вывести это на новый уровень, несмотря на весь технический и прочий прогресс.
Стефан не хотел стать топовым мусором. Он не хотел дешевой популярности и не относился к продажным писателям, движущей силой которых является желание получить как можно прибыли. Ему не хотелось нравиться всем, лучше уж наоборот, столкнуться с неодобрением и поплатиться общественным порицанием за свою смелость и неординарность. Он не собирался продаваться, писать исключительно то, что придется по душе массам. Никакого второсортного дерьма для подростков, в сюжете которого исключительно секс и наркотики, никакого подчинения популярным веяниям, вроде постапокалипсиса и антиутопий. Стефан хотел быть провокационным писателям, чьи тексты не лишены смысла, но ради этого он не брался за извращения. Более того, он считал, что в реальной жизни гораздо больше материала для рассмотрения на страницах собственных книг. Зачем брать глобальные и покамест нереальные проблемы, если мир итак кишит гнойными ранами, которые никто не лечит? В конце концов, он не пятидесятилетняя домохозяйка, пишущая о большой любви в контексте БДСМ, а если и БДСМ, то исключительно психологическая, не такая радужная сторона вопроса.
Именно поэтому он так насторожился, когда Алекс Беррингтон сообщил, что работает только с лучшими и собирается перекроить книгу так, чтобы она нашла много читателей и произвела фурор. Конечно, в идеале Стефан мечтал об этом и страстно хотел произвести настоящий взрыв в мире литературы, но вместе с тем он понимал, что он не массовый писатель и никогда таковым не будет, потому что не желает подстраиваться. Ни под Алекса Беррингтона, ни под кого бы то ни было еще. Уж лучше тогда с позором вернуться в Квебек, найти работу в какой-нибудь забегаловке и писать для души. Настоящий позор – это предать собственное творчество и клеймить себя этим он не собирался.
Конечно, Стефан наводил справки об издателе, с которым ему предстояло работать, если будет заключен контракт. И, к его счастью, Беррингтон не участвовал в слепой гонке за популярностью, он действительно отличался от своих коллег нестандартным взглядом на вещи и славился лояльным профессионалом своего дела. Но все мы знаем, что миром правит реклама, а позволить себе выгодную рекламную компанию Алекс определенно мог. Все в его окружении, месте работы и внешнем облике кричало о материальном достатке, так что ему стоило найти людей, которые заполонят интернет своими хвалебными статьями и правильным с рекламной стороны материалом?
Впрочем, не сказать, чтобы Готье сразу же ожесточился и приготовился покупать билет до Квебека. Нет, в общем-целом, пока Алекс ему нравился. Красивый, успешный мужчина, который говорит со знанием дела, проявляя невозмутимость и не забывая о доброжелательности. В нем чувствовались сила и хватка, это позволяло думать, что он не просто богатенький мальчик, получивший место в верхах благодаря любящему папочке. Стефан чувствовал к нему симпатию в некотором роде, оценивать как специалиста его было рано, но как мужчина он точно пришелся ему по душе. И эти черные как смоль глаза…
Что ж, Алекс предпочел честно рассказать о своих методах работы – он требователен, но во благо, не бросает своих людей в беде, то есть искренне болеет за общее дело. Стефан не остался в долгу и сразу предупредил, что не позволить кроить из своего романа что попало, он будет отстаивать каждую запятую, примет участие в разборе каждой страницы, а не просто отдаст книгу корректорам, чтобы они быстро сделали свое дело. Он упрям и его упрямству действительно можно позавидовать, но он не неадекватен в своем упрямстве, следовательно, при правильном подходе к делу они вполне могут найти с Алексом общий язык. Тот не выглядел глупым и покамест не попытался Стефана наебать, это уже неплохо.
- Значит, с этим мы разобрались. – Готье впервые улыбнулся по-настоящему, а не из вежливости – улыбнулся азартно, хитро и самодовольно, показав истинное свое лицо, которое не должно было стать сюрпризом для Алекса, ведь он уже читал его книгу. – Какие вы предлагаете условия контракта и как видите нашу дальнейшую совместную работу?

[NIC]Stephan[/NIC]

Три года для одной книги и открытый срок для второй. Именно на таких условиях Стефан Готье заключил контракт с Алексом Беррингтоном, что связало их крепкой цепью сотрудничества. Издатель пообещал действовать исключительно в интересах своего автора, взявшись лично вести его проекты (какая честь, работать не с рядовым, а с начальником!), все решения обязался согласовывать, никакой самодеятельности. Стефан был не ахти каким бизнесменом, но настаивал на своем участии во всем, что коснется его творчества, потому что не хотел выпустить ситуацию из-под контроля. Писательство было его большой мечтой, а теперь, когда мечта становилась явью, это оказалось делом всей жизни, и было бы досадной оплошностью потерять влияние на происходящее с его же рукописями. Так что Стефан не расслаблялся. Издать книгу не было его конечной целью, напротив, его первый роман станет громким началом для дальнейшей творческой деятельности. Не время успокаиваться на достигнутом успехе и почивать на лаврах перспективного писателя, чьей рукописью занялся видный издатель.
Как Стефан и обещал, он отстаивал каждую запятую своей работы. Алекс тоже не соврал и уступал ему в словесных баталиях. Именно поэтому они так яростно спорили уже почти месяц, встречаясь несколько раз в неделю, чтобы схватиться не на жизнь, а на смерть. Читатель мог бы решить, что так недолго и возненавидеть друг друга, но нет, дела обстояли вовсе не так. Казалось, что чем больше Стефан и Алекс спорили из-за поправок, тем больше увлекались общим делом и привязывались друг к другу. Азарт дискуссии захватывал обоих в равной степени, Стеф повышал голос, а Беррингтон, напротив, говорили все тише и спокойнее, словно практикуя все эти психологические штучки. Вроде как шепнешь и тебе шепнул в ответ. Не тут-то было! Стефан Готье не подчинялся даже таким рамкам, он экспрессивно взмахивал руками, возбужденно подскакивал со своего места, с искренним возмущением доказывал свою правоту. В процессе работы они уже не раз успели обсудить мотивы поступков всех персонажей, включая второстепенных, посмотрели с разных сторон на противоречивые и нестандартные сцены и, незачем скрывать, действительно внесли множество полезных правок. Стефан сказал чистую правду, он умел признавать свои ошибки. Но если был уверен в своей правоте, то уже ничто не могло его разубедить.
Очередной сеанс работы проходил в привычном темпе, Алекс тыкал пальцем в выделенный желтым маркером отрывок, а Стефан возмущался:
- Нет! Я не буду править это этот кусок.
- Почему нет? – спокойно спросил Беррингтон в тысячу первый раз. – Смотри, я объясню…
- Нет, не буду! – Упрямо заявил Стеф, перебивая своего оппонента, а потом заткнул уши пальцами, как пятилетка, и завыл. – Ляяааа-ляяяааа-ляааа.
Алекс молча прикрыл глаза ладонью и безнадежно покачал головой, не то смиряясь, не то просто мысленно браня автора, в рукописи которого увидел возможный фурор. Он сам так сказал в их первую встречу и пока стоически боролся во имя их теперь уже общего проекта.
- Все, идем дальше? – мило спросил Готье, убрав руки от ушей и улыбнувшись.
- Давай разберем этот отрывок, - продолжал настаивать Алекс.
Вот же упрямый сукин сын! Кто здесь вообще писатель?!
- Я тебе все уже сказал, – твердо и спокойно возразил Стефан, скрестив руки на груди. – Я не буду убирать этот отрывок, потому что он ярко характеризует главного героя, а то, что ярко характеризует главного героя, нельзя убрать.
С минуту они играли в гляделки. Алекс должно быть думал, что его черные глаза и тяжелый взгляд должны подчинять себе волю собеседника, пытался пользоваться этой своей «суперспособностью», но у Стефана был иммунитет, он не боялся этих глаз, крепких рук, сурово поджатых губ. Более того, он скорее симпатизировал своему издателю, он был дивно привлекательным мужчиной, особенно когда едва не выходил из себя, призывая себе на помощь все резервы самообладания.
- Ладно, - медленно произнес он, поднимаясь из-за своего стола. – Пойдем, пообедаем.
- О, это я могу! – обрадовался Стефан и тоже поднялся со стула, с удовольствием потягиваясь до хруста позвоночных косточек.
Открыв дверь кабинета, они с Алексом наткнулись на нескольких сотрудников, которые скопились у двери и, видимо, подслушивали их. Заметив шефа, они обмерли и остались стоять как истуканы. Стефан весело хохотнул, наблюдая за этой занимательной картиной – надо же, книгу он еще не издал, зато Стефан Готье уже знаменитость в своем издательстве!
- Что это за цирк? – сухо поинтересовался Беррингтон, сверля взглядом своих подчиненных. – Всем работать!
- Так обед же? – напомнил ему Стеф, сунув руки в карманы и раскачиваясь с пяток на носки.
- Ладно. Всем обедать!
Соглядатаи начали разбредаться по своим местам, а Стефан, бесцеремонно схватив Алекса за руку, потащил его к лифту.
- Иииии мыыы обеееедаааать.
Он отпустил его только в лифте, потому что отвлекся на свое отражение в зеркале. Поправив волосы, Стеф улыбнулся сам себе, потом Алексу и сунул руки в карманы, смотря на горящие циферки, показывающие на каком они сейчас этаже.
Пятнадцатый.
Четырнадцатый.
Тринадцатый.
- Прости, - вдруг извинился Готье, вспомнив, что не все люди любят, когда их без спросу хватают. – Я часто так делаю.
Выйдя на улицу, он вдохнул манхэттенский воздух и снова влюбился в этот прекрасный остров. Он прожил в Нью-Йорке уже целый месяц, каждый день он выходил на улицу, чувствуя что-то щекочущее в животе. Стефан был в восторге от этого города, он целыми днями бродил по его улицам, заглядывал в уютные кафешки и магазинчики, бродил по огромным моллам, дурея от их размеров. Мог ходить по кругу на одном этаже, но не уставать удивляться количеству самых разнообразных товаров. Потом он выбирался на Таймс-свер, где садился на лестницу, как и множество разношерстных туристов, брал в руки блокнот и описывал происходящее вокруг, людей, их эмоции. Иногда делал заметки для своих будущих творений, а бывало, что и просто записывал приходящие в голову мысли. Как правило после он зачитывал свои записи Тьерри по телефону и слушал, что тот думает по тому или иному поводу.
С Тьерри они говорили часто, практически каждый день созванивались, но оба ощущали, как тяжело даются такие отношения на таком огромном расстоянии. Они так долго были вместе, что словно бы срослись воедино, а теперь выходило, что их связывают только интернет да мобильная связь. Ни прикоснуться, ни поцеловаться, ни уснуть на любимом плече. Все постепенно выходило из-под контроля, каждый их разговор был тоскливым и пропитанным каким-то пакостным ощущением неизбежного расставания. Тьерри не хотел в Нью-Йорк, куда сослал своего бойфренда, а Стефан совсем не хотел возвращаться в опостылевший ему Квебек. Они оба понимали, что так долго продолжаться не может, но оба молчали и тянули улыбки, притворяясь, что пока у них все в полном порядке. Самое хреновое заключалось в том, что Готье уже не раз чувствовал минутное облегчение при мыслях о расставании...
Отвлекшись от своих мыслей, Стефан вздохнул и послушно забрался в машину Алекса.
[NIC]Stephan[/NIC]

Возможно, это закон жизни? Если в одной сфере деятельности все складывается хорошо, то в другой уже не очень. Баланс. Стефан был перспективным автором, рукописью которого занимались в одном из лучших издательств Нью-Йорка, да не просто кто-то там, а сам главный редактор. И это казалось ему дивно прекрасным событием жизни. В противовес этому были проблемы с Тьерри, отношения разлаживались, они отдалялись, и Стефану оттого было страшно, ведь они так давно были вместе, влюбились еще в школе и с тех пор не разлучались. Но как же остаться верным своей мечте и удержать дорогие сердцу отношения в порядке? К кому обратиться, чтобы быстро подклеить разваливающуюся жизнь на кусочки? Стефан не знал, есть ли такие восхитительные специалисты в Нью-Йорке. Есть ли вообще где-нибудь такие специалисты. Поэтому худо-бедно пытался справиться сам, хотя, по правде сказать, покамест он просто не верил, что они с Тьерри могут разбежаться так глупо. Бывало, ловил себя на мысли, что расстаться – не такая уж плохая идея, оба будут свободны, раз цель быть всегда вместе больше не приоритетна, а потом преисполнялся неверия – да неет, как такое вообще могло прийти ему в голову? Они с Тьерри найдут выход. В конце концов, Тьерри бы не стал отправлять его в Нью-Йорк, если бы не был готов разделить успех. Да. Точно.
Но внутри все равно цвели сомнения и боли…
Вздохнув, Стефан оторвался от созерцания красот Нью-Йорка и посмотрел на Алекса, который сосредоточенно вел машину с непроницаемым лицом. Хорошо бы завести какую-нибудь ненавязчивую беседу, чтобы отвлечься от своих мрачных дум да контакт с издателем наладить. Не то, чтобы у них были проблемы с общением… В принципе, Стеф считал, что у них прекрасно складываются отношения. Да, они много спорят и дискутируют, иногда срываются друг на друге, но зато как приятно находить понимание во взгляде другого и видеть, как сырая рукопись обращается в полноценное художественное произведение. Как ни крути, а они заодно. Стефан уже успел убедиться, что Алекс Беррингтон не хочет его наебать, а потому доверял ему и его мнению. Может, оно не всегда было заметно, но все-таки. Да и как мужчине он ему симпатизировал, что только усугубляло чувство вины перед Тьерри, который верным псом остался в Квебеке, ждать, пока бойфренд построит свою карьеру.
Черт.
- Ты давно живешь в Нью-Йорке? – спросил Стефан, снова уставившись в окно.
- Ммм… больше десяти лет, - отозвался Алекс.
- Любишь этот город? – склонив голову, он пытался разглядеть крыши небоскребов.
- Город как город. Я привык к нему, - безразличие собеседника Готье возмутило.
Как это «город как город»? Это же гребанный Нью-Йорк! Город – мечта, город, полный надежд и приезжих творцов, надеющихся построить здесь карьеру. Художники, модельеры, актеры, музыканты, писатели. Нью-Йорк – это кладезь красоты, величия, развлечений и талантов. Каждый день Стефан радовался этому городу, как ребенок. Как он может восприниматься просто «городом»?
Окинув Алекса изучающим взглядом, он возразил:
- Нет, ты просто циник.
- Возможно, - согласился Беррингтон, кивнув. – Но в данном случае – почему?
- Что ты любишь, Алекс? – с вызовом спросил Стефан, заерзав на своем сидении, чтобы повернуться к собеседнику вполовину оборота.
- Хорошие книги. Послушных авторов. – Знаковая пауза явно намекала на то, что Готье таким не является. - И, пожалуй, немного власть.
- Ты любишь деньги. Ты циник. – Хмыкнул Стеф в ответ, рассматривая красивый профиль. – Что тебя восхищает? Что вызывает в тебе страсть?
- Я не люблю деньги. Я люблю процесс их заработка. – Весомо поправил его Александр, глядя прямо в глаза и, предсказуемо, не давая ответов на оставшиеся вопросы.
- Дай угадаю. Ты живешь в центре Манхэттена в огромной квартире, где все обставлено в скудном минимализме. Весь день ты работаешь, потом приносишь работу на дом, в хозяйстве ты бесполезен, так что какая-нибудь милая женщина приходит прибрать за тобой, а еду ты заказываешь с доставкой. Если устаешь, то читаешь на ночь, выпивая бокал какого-нибудь спиртного. Навскидку... скотча, не важно. Потом ты ложишься спать. Если ты хочешь потрахаться, то находишь кого-то простенького, все происходит скучно, потому что секс - спорт, способ сбросить напряжение. А ты красавчик, тебе не так уж сложно найти себе кого-то симпатичного. Но тебе это не нужно. Ты одиночка. Ты циник. Тебе неинтересен мир, ты заперт в своих высокоразвитых башнях и не видишь ничего вокруг, тебе достаточно твоего минимума. Тебе кажется, что ты многого добился, но это просто пшик на самом деле в сравнении с величиной штатов, материка, мира, вселенной.
- А что ты-то знаешь о мире и о вселенной, только высунувшись из Квебека? – с улыбкой поинтересовался Алекс, словно пытаясь ткнуть Стефана мордой в собственную жизнь, но его не так-то просто задеть.
Готье усмехнулся и развел руками.
- Ничего. Но я хочу узнать. Вот в чем разница.
- А теперь задай себе вопрос: кто сделает твои мечты возможными?
Стефан закатил глаза и просто, но уверенно ответил:
- Я сам.
- Ошибаешься. Только я или такие как я смогут открыть тебе путь к тем высотам, к которым ты стремишься. Без меня ты просто мечтатель. И можешь сколько угодно писать и прыгать выше своей головы, вот только если это не понравится мне, или таким как я, ты так и останешься в тени, маленьким мальчиком, приехавшим из Квебека.
- Ты не понимаешь моих искренних мотивов. – Обиделся Стефан, выбираясь из машины и, обойдя ее, остановился прямо перед Алексом. - Да, ты посредник. Но учитывай и то, что без меня ты никто. И без таких как я ты никто. Ты потеряешь смысл, если у тебя не будет меня рядом, ведь сейчас я твой приоритетный проект,  - он говорил, дерзко смотря на собеседника снизу вверх, не давая ему шансов по-настоящему себя уколоть. - Так что незачем кичиться своими заслугами, без тебя я мечтатель и творец, а ты без меня никто. Мы практически равны, разве что у меня останется, чем жить, а у тебя – нет.
- Вы слишком самоуверенны, мистер Готье, - улыбнулся в ответ Алекс, снова не желая отвечать развернуто, видимо, потому что сказать нечего?
Беррингтон вежливо распахнул перед Стефаном дверь ресторана, а тот взял его за свободную руку и утянул от входа, чтобы не спешил. Ему хотелось договорить. Оставить за собой последнее слова. И немного сгладить собственные, без сомнения правдивые, слова, чтобы Алекс понял, о чем Стеф говорит, а не озлобился, ослепленный обидой.
- Просто хватит рекламировать себя, - мягко, почти ласково попросил Готье, похлопав Александра по груди. - Хватит. Я уже выбрал тебя. Ты уже мой издатель. Ближайшие три года я твой, а если учитывать неопределенный срок... уф... возможно, я твой до тех пор, пока могу писать. Расслабься. Хватит говорить так, словно снимаешь рекламный ролик для своего издательства. "Только я могу сделать из тебя, жалкий писака, настоящего Гения", - шутливо передразнив его, Стефан искренне улыбнулся. - Правда в том, что я не хочу просто известности. Разве ты еще не понял? Конечно, я хочу добиться успеха, но я еще не разучился понимать, что хочу не денег и не красных дорожек. Хочу увидеть мир. Хочу радоваться каждому дню. Хочу творить безумства. В этом свобода. И я не стану никем, Алекс, если тебе не понравится то, что я пишу и ты откажешься от меня. Я не стану никем, если не понравлюсь читателям. Я останусь собой и весь мир все равно у моих ног, потому что я все могу.
Разведя руки в стороны, словно демонстрируя полет, Стефан сделал пару шагов назад, лукаво и внимательно разглядывая мужчину перед собой.
[NIC]Stephan[/NIC]

[audio]http://pleer.com/tracks/6419682f7Yq[/audio]

Стефан был неугомонным, безудержным, немного безумным и много болтливым. Именно поэтому он болтал все, что в голову придет, не заговаривал зубы, рискуя временами за свои слова как раз по зубам получить, зато его никак не укорить в нечестности. Да, Стефан Готье честный. Он скажет, что у вас что-то застряло между зубов, что платье совершенно безвкусно выглядит, что ваш новый парень гандон и то, что он хорошо трахается, еще не повод приводить его на дружескую встречу. В общем, он скажет все, что будет считаться для него правдой. Алексу он тоже сказал чистую правду, сначала не самую приятную, потом смягчил, но факт оставался фактом – он влез туда, куда не следовало бы лезть, затронул ту часть жизни Беррингтона, которая едва ли его касается, позволил себе больше, чем мог. И совсем не терзался муками совести по этому поводу, просто тащил Ала туда, куда глаза глядят, забрел в первую показавшуюся уютной кафешку и плюхнулся на стул. Ему не столько не хотелось поесть нормальную еду в ресторане, сколько просто хотелось не послушаться и сделать что-то по меркам Александра Беррингтона непривычное. Пусть удивится, обрадуется или раздосадуется, но перестанет быть таким  сухарем, сдержанным, воспитанным и мудачливым. Стефан готовил ему подарок, напоминал какого это, быть обычным человеком. В общем-то, выглядел этот презент как блинчики с мясом и дрянной кофе.
- Ужасный кофе, да? – засмеялся Стефан, почему-то даже обрадовавшись такой оплошности здешнего сервиса – так только реалистичнее, если бы все угощение оказалось на высшем уровне, то урок, который Готье заготовил для Алекса, прошел бы даром.
- Твоя правда, - поморщился в ответ Ал, решительно отставляя свою чашку – недовольный и славно, пусть вспомнит, что не все в этом мире под его контролем, а то привык к ублажающим его людям, разнежился в удобствах.
Давно пора тебе, Александр Беррингтон, встряхнуться!
- Не привык к такому, да? – продолжал радоваться Стеф, кусая свое пирожное (он заказал целых два, не был сладкоежкой, но в принципе любил поесть, а они выглядели таким аппетитными…).
- Не привык, - сдержанно согласился Алекс, улыбнувшись своему собеседнику.
- Жизнь она такая, ты просто забыл, - сообщил ему Готье, запивая нереально вкусное пирожное совершенно ужасным растворимым кофе. – Никогда не знаешь, где… найдешь плохой кофе. Ну или вкусное пирожное! Вот, попробуй.
Беззастенчиво взяв свое второе пирожное в руки, Стефан протянул его к рту Алекса и сделал большие глаза, покивал убедительно, что попробовать обязательно надо, это очень вкусно, точно-точно.
- Нет, не надо.
- Надо, попробуй! Давай, ну.
Беррингтон укусил, Стеф устроил его пирожное на блюдце и улыбнулся довольно. Дескать, видишь, вкусно, я же говорил. Все не так уж и плохо в этой кафешке. В этой жизни тоже все не так уж плохо, Алекс. Ты вспомнишь об этом, когда позволишь себе снова чувствовать и воспринимать мир не так, как все взрослые, посредством вычислений. Давай, дружище, ты же читал «Маленького принца»? Вспомни, что неправильно думать о стоимости. Твой ресторан выглядел на миллион баксов, а моя кафешка на пару долларов, но как чудно расписаны здесь стены и как весело смеется та девушка, пришедшая сюда на свидание, должно быть, со своим кавалером. Они счастливы в простоте, а в нагромождении дорогущей мебели того ресторана прячутся от счастья такие, как ты, Алекс. Черствые и сдержанные, казалось бы, воспитанные, а на деле просто печальные, уставшие, бесконечно одинокие люди. Не будь таким, Алекс. Доешь пирожное и пойдем, прыгнем в фонтан, погоняем голубей в парке, поговорим на разных языках. Оставь себе английский, для тебя я снова заговорю по-французски.
- Да, неплохо, - согласился Алекс.
То-то же!
Расплатившись за обед, с позволения сказать, Стефан беззаботно потянулся и отправился на улицу. Вышел, вдохнул глубоко и довольным взглядом окинул высотки, стремящиеся к самому небу. В Нью-Йорке было что-то совершенно особенное и ему безумно не хотелось, чтобы когда-нибудь он стал пресным, опостылевшим, безразличным. Смотреть на невидящего ничего вокруг Алекса Стефану вот было неприятно, и стать таким же ему совсем не хотелось. Может быть, это цена за хорошую жизнь и успех? Если задуматься, то многие гении жили в бедности и умирали так же, зато в своих произведениях всегда находили место для удивительной красоты этого мира. Может, успех слепит? Плата за него зрение? Хм.
- Я планировал заказать устрицы, - пожаловался Алекс, когда они садились в машину, чтобы возвращаться на работу.
- Закажешь на ужин, - отмахнулся Стефан, нехотя пристегиваясь, а не то господин Беррингтон опять заставит-принудит.
- Есть устрицы в одиночестве не так приятно, - заметил тогда мужчина и Готье удивленно глянул на него (это что, флирт и приглашение?).
- Тогда пригласи на ужин меня. – Пожал плечами Стеф, разглядывая своего собеседника.
Сердце в груди отчего-то усиленно забилось…
[NIC]Stephan[/NIC]

Его квартира представляла собой одно большое помещение и одно маленькое. Большое служило ему и кухней, и гостиной, и спальней, а маленькому сложно было придать какое-то стороннее назначение, кроме основного, ибо оно являло собой уборную. Ее сложно с чем-то спутать. Унитаз, душевая кабина, маленькая перекошенная раковина. Никакой роскоши. Стены – кирпичные, мебель – потрепанная, всюду – бардак. И если стены с мебелью он честно арендовал, то бардак организовал свой собственный просто потому что обстановка располагала. Наверное, будь у него возможность жить в красивых апартаментах с дизайнерской мебелью и рука бы не поднялась вещи на кресле сгрудить, а так почему бы и нет, хуже это кресло все равно не станет, а так хоть обивку с грязными пятнами за футболками не видать.
Впрочем, нельзя сказать, что Стефану плохо жилось в обретенной берлоге. Нет, напротив, ему нравилось. Комната просторная, на пятом этаже, даже с балконом. Мебели достаточно, чтобы жить и не жаловаться, спать есть на чем, а самое главное – это свобода. Твори, что хочешь. Развлекайся, с кем хочешь. Можно свет включать посреди ночи, не боясь потревожить соседа, можно печатать до самого утра, не мешая никому своим клацаньем, в конце концов, можно ходить голышом и никто тебе слова не скажет. В самостоятельной жизни были свои плюсы. Ее Стефан находил романтичной. Разве не очаровательно? Он – начинающий писатель, приехавший в Нью-Йорк, чтобы построить карьеру, воздвигнуть памятник нерукотворный, изменить людские судьбы. И пусть живет он в небольшой дешевой каморке, которая не покажется привлекательной даже самой бедной семье в этом краю небоскребов, зато живет своей идеей, сражается с реальностью, пренебрегая собственными удобствами во имя будущего. Пишет днем и ночью, много курит, потому окна всегда распахнуты, пусть и вид из них – кирпичная кладка (она почти со стенами сливается, но не суть). А в полночь он поднимается на крышу с бутылкой дешевого вина, смотрит на звезды и представляет, как когда-нибудь, когда в его распоряжении будут многие удовольствия, доступные богатым и знаменитым, он будет вспоминать свои двадцать пять лет. Эту блеклую каморку с бесконечным бардаком, бессонные ночи и свою безумную любовь к Нью-Йорку, что удержала его, не позволив сдаться и удрать в Квебек, к мирной и предсказуемой до тошноты жизни.
Но ладно, вернемся к сути. Ситуация сложилась так, что Алекс Беррингтон, этот пафосный сухарь и по совместительству дивно симпатичный главный редактор, пригласил Стефана на ужин. Все, как положено – пригласил в дорогой ресторан отведать устриц, пообещал заехать в восемь. И Готье, можно сказать, сразу же согласился и только потом задумался над тем, как выглядит эта ситуация. Шагая к метро, он думал, что практически изменяет своему бойфренду, причем не просто изменяет, а делает это совершенно по-скотски. Как бы выбирает более выгодную партию. Приехал в Нью-Йорк и зачем ему какой-то квебекский Тьерри, когда есть блистательный Александр Беррингтон, успешный, богатый и знаменитый. Но правда ведь заключалась не в этом, как бы оно не выглядело… Стефан, если честно, согласился, не думая ни о какой выгоде, он бы согласился и на хот-дог в парке (ха-ха, Алекс и хот-дог в парке?). Об интиме он тоже не думал, хотя, будем честны, находил своего издателя весьма привлекательным мужчиной, не только внешне, но и внутренне. Особенно прекрасной была его голова, точнее – ее содержимое. Разве бывает что-то сексуальнее ума? И, в конце концов, с Тьерри у них уже давненько все разладилось. Последние месяцы они жили как соседи, редко прикасались друг к другу, говорили мало ласковых слов, общаясь все больше как лучшие друзья, Стефан перестал чувствовать себя привлекательным и все гадал, в чем причина. Ну а потом он дописал роман, им заинтересовались и вот уже Тьерри собирает его шмотки в чемодан, дает денег, целует в лоб, прощаясь. И потом только телефонные разговоры, реже – скайп, дежурные «люблю» да «скучаю» перед сном. Никакой страсти. Никакой страшной тоски. Даже приехать, когда у Стефана появились деньги, его бойфренд отказался. И вместо того, чтобы насладиться первым гонораром со своим любовником, Готье купил себе кота.
Минусом самостоятельной жизни является одиночество. Временами он сходил с ума от невозможности с кем-то поговорить, кого-то приласкать. На самом деле, кота покупать было совсем необязательно, можно было заглянуть в питомник и приютить кого-то действительно нуждающегося совершенно бесплатно, но Стеф, бороздя манхэттенские просторы, наткнулся на зоомагазин и уже попросту не смог уйти оттуда без своего Бадди. Маленький, серенький и ушастый, он сразу же приглянулся Готье. Можно сказать, что это была любовь с первого взгляда, и Стефан, не задумываясь, отдал за него едва ли не половину полученных денег. За бумажки, наверное, которые он сразу же закинул в стол и не доставал с тех пор. Бадди был не самым лучшим собеседником, зато он по-честному нуждался в Стефане, в его ласке, внимании и заботе. И они отлично подходили друг другу.
Накормив кота по приходу домой, Стефан озаботился выбором одежды на вечер. Он, конечно, не красна девица, чтобы долго прихорашиваться перед свиданием, однако в джинсах и кедах устрицы в ресторане не едят. Пришлось доставать и гладить костюм ради такого торжественного случая. Муки совести старался откинуть, пытался не думать о Тьерри, не сорваться на задний ход, отменив встречу с Алексом. Он ведь не сделает ничего плохого, если поужинает с ним. Если вдруг Беррингтон перейдет черту, то он попросту объяснит, что его согласие было неверно понято и на деле у него есть бойфренд, которому он не намерен изменять.
Не намерен?
Не намерен.
В восемь он уже стоял возле входа в свой дом, дожидаясь своего… кого?

[NIC]Stephan[/NIC]

Ну, конечно же, пока Стефан боролся со своими соблазнами, Алекс собирался на их встречу и явился просто непозволительно красивым. Что это за светло-фиолетовая рубашка? Или какой это цвет? У Стефана всегда все было просто: красный, желтый, зеленый, никаких оттенков. Что за пижонство? Мог бы надеть белую. Все нормальные люди носят белые рубашки. Это отличный и классический цвет, он не привлекает столько внимания. Если бы на Алексе, как и всегда, была обычная рубашка, Стефан бы не рассматривал ее так долго, смахивая на идиота. Если бы господин редактор не решил выпендриваться, Стеф бы сейчас не думал, какой это цвет и почему он такой. Зачем надевать необычную рубашку на ужин с приятелем? Зачем так выделяться? Господи, почему его рубашка не белая!
Всю дорогу до чертового ресторана Стефан злился на своего редактора. Да, на его фиолетовую рубашку (она должна была быть, черт возьми, обычной!). Да, на его привлекательность. Его мужскую хватку. Красивые руки, даже на аккуратные часы на правой. Позвольте оправдать этого самодура, дорогие читатели, он вовсе не сошел с ума. Просто находил подобные мелочи, как рубашка, символичными. Пытался доказать себе, что ужин в компании друга – это нормально и вполне может быть не свиданием, а сам ковырялся в шкафу добрых полчаса и потом еще столько же выглаживал пиджак. Думал, что Алекс незаинтересован в нем в том самом смысле, а он взял и приехал в непозволительного цвета рубашке, он тоже выбирал, тоже готовился. Во всяком случае, Стефану так казалось, потому он раздражался. Если бы рубашка была белой, как ему казалось, было бы легче относиться к Алексу как к своему редактору, но правда заключалась в том, что на тот момент он уже навсегда потерял способность думать об Александре Беррингтоне в таком качестве. Когда-нибудь потом он расскажет ему об этом, а пока и сам не подозревает, насколько сильно встрял.
В ресторане, впрочем, он отвлекся от своего негодования. Вроде бы пообещал попробовать устриц, но их принесли и Стефан засомневался в здравости собственного рассудка. Выглядело это блюдо совершенно ужасно, его совсем не хотелось пробовать. Хотя Алекс, судя по его лицу, да и в принципе желанию это есть, был вполне себе доволен тем, что оказалось на его тарелке.
Испытав приступ омерзения, Готье сообщил:
- Пожалуй, я это есть не стану. Если честно, я бы вовсе предпочел отойти, чтобы не видеть, как это ешь ты.
- Именно для таких целей люди обычно закрывают глаза, когда едят устриц, - засмеялся Алекс добродушно, а Стефан подумал, что это имеет смысл.
- Тебе правда это нравится? – с сомнением спросил он, разглядывая блюдо и даже не скрывая своих истинных эмоций.
Беррингтон, не тратя время на слова, протянул ему ракушку:
- Попробуй все же.
Стефан аж на стуле отодвинулся и яростно, почти по-детски, замотал головой:
- Не-не, я не хочу это.
Господин сексуальный редактор в странной рубашке все же был неумолим:
- Ну, одну всего.
И Готье сдался. Подозрительно на него нахмурившись (уж не отравить ли ты меня решил, редактор?), подвинулся ближе, собираясь с силами и мыслями, взял в руки ракушку и критично ее рассмотрел. Вряд ли яд было бы видно, да и, если честно, оно само по себе выглядело крайне отвратительно и так, словно яд к ней в дополнение даже не требуется – итак все яснопонятно.
- Возьми лимон, - с энтузиазмом подсказывал Алекс, пока Стефан боролся с самим с собой непонятно даже ради чего.
Взял лимон и глянул на мужчину, ожидая дальнейших указаний. На самом деле, он знал, как нужно есть устрицы, просто наслаждался чужим вниманием к собственной персоне. Вполне возможно, что и поглотить эту дрянь он собирался тоже по этой же причине.
- Выдави, - продолжал напутствовать Беррингтон.
Выдавил, все еще поглядывая на своего сенсея. Жаль, что подготовка к употреблению этого внутрь такая скоротечная, Стефан был бы не против потянуть резину. Помнится, в детстве его часто водили в гости к тетке, а та готовила какие-то отвратительные не то пирожки, не то булки – вот их маленький Стеф сбрасывал на пол к собаке, потом картинно облизывал пальцы и благодарил тетушку за угощение. Хорошо было бы и здесь так поступить, но вряд ли его поймут, если он бросит ракушку под стол и сделает вид, что съел ее.
- Теперь одним махом выпей. Погоди, - взяв полотенце, Алекс притянулся ближе и приложил его к груди.
- Как это трогательно с твоей стороны! – не смог не съязвить Стефан, который до сих пор не был уверен, что жертва того стоит – все-таки эта тварь мало того, что мерзкая, так еще и живая.
- Теперь можно, - мягко кивнул Беррингтон, не обращая внимания на его дерзости – не то привык, не то сочувствовал.
Да, было можно. Втянув в себя эту дрянь, Готье пару раз попытался пожевать ее, но в итоге просто проглотил. Ладно, не просто, а закашлявшись.
- Кхакая кхеадость… - выдавил он из себя, вытирая рот полотенцем и принимая из рук Алекса бокал вина.

– Да чтоб я еще раз купился на твои штучки! – возмущался Стефан негромко, поглядывая на веселящегося Ала. – Нельзя тебе доверять, Беррингтон, нельзя. Я подумаю над тем, чтобы сменить издательский дом.
Смешливо фыркнув, Готье нагло полез своей вилкой в добб Алекса, утягивая себе на тарелку внушительный кусок мяса. Решив, что заслужил подобную компенсацию за свои страдания, Стеф откинул приличия и наслаждался ужином. На самом деле, несмотря на неприятный опыт с устрицами, он получал огромное удовольствие от вечера в компании Александра и теперь практически уже не дергался. Забылся в спокойном течении их общения, расслабился и чувствовал себя расковано.
- Смешно тебе, - фыркнул он, прожевывая мясо. – Может вы, гениальные редакторы и большие шишки, завтракаете и ужинаете устрицами, а для нас, простых людей, это безумство. Когда ты в последний раз делал что-то безумное?
[NIC]Stephan[/NIC]

Вот это да. Дружеский, значит, вечер? Обычный ужин с редактором? Ничего особенного? Конечно. Стефан замер, когда Алекс поцеловал его – в ступоре, замешательстве, ужасе. А через мгновение он ответил, обняв мужчину за шею и взъерошив пальцами волосы на его затылке. Люди ликовали, на их глазах разыгралась мнимая история любви, хотя на деле организатора этого фарса ждал другой парень, пока он впускал в рот чужой настойчивый язык. Стефан, к счастью своему, не думал в этот момент ни о чем другом. Забывшись, он наслаждался моментом, потому что втайне от всех он представлял, какими будут губы Алекса, какими будут его поцелуи. И не разочаровался, чувствуя крышесносный напор, от которого подкашивались колени. Восхитительно медленно, нежно, влажно и властно – именно так, как он любил и как ему хотелось. Пожалуй, они слишком увлеклись в своих безумствах, но Стефан не был бы собой, если бы отступил. Заварив кашу, он был готов расхлебывать, малодушно полагая, что все сойдет ему с рук. Как бы не так.
Все потихоньку возвращалось на свои места. Соглядатаи снова стали есть свои изыски, официанты вернулись к работе, ловко лавируя между столиками, они с Алексом расцепили неприлично крепкие объятия и расселись по своим стульям. Стефан смутился, когда они встретились взглядами и, потупившись, уставился в свою тарелку. Есть не хотелось. К горлу подступил ком – нет, рыдать ему тоже не хотелось, зато ощутимо подташнивало, внутри разрасталось непривычное волнение, скручивающее тисками желудок. Поерзав на своем стуле, он медленно принялся жевать рататуй, понимая, как глупо сейчас выглядит. Кажется, на его щеках даже выступил румянец.
- Что ты вытворяешь при людях? – возмутился Алекс на улице.
- Да ты видел все, что вытворяю… - почесал в затылке Стефан, садясь в машину – он нервно постукивал пальцами по колену, смотря в окно.
Хорошо было бы сейчас любить Нью-Йорк, смотреть на него с удовольствием, любоваться, забыв о присутствии Беррингтона, вот только город больше не представлял для Стефана интереса. В отличие от редактора, который, похоже, все еще недовольствовал. Или прикидывался. Уж как-то не похоже было, что поцелуй не доставил ему удовольствия, слишком крепко он вцепился в чужие губы и слишком нагло скользнул в чужой рот языком.
- Да ладно тебе, - начал Стеф, стараясь разбавить затянувшуюся молчаливую паузу. – Это было весело.
С опаской глянув на мужчину рядом, он улыбнулся как можно более дерзко, стремясь скрыть свое опасное смущение.
- Тебе весело, не спорю, - хмыкнул Алекс в ответ, выруливая на шоссе.
До дома Готье они добрались на удивление (и к счастью) довольно быстро. Попрощавшись, Стефан выскочил из машины и помчался вверх по лестнице – так разгорячился, что даже не поздоровался с привставшей консьержкой. Та, впрочем, не расстроилась, уселась на свое место и уткнулась носом в пяльцы, продолжив вышивать незамысловатые розовые цветочки.

- А, мистер Беррингтон, - улыбнулся Алекс, встречая его в кабинете на следующий день. – Проходите, садитесь.
- Мы только обручились. Сыграем свадьбу - будешь называть так, а пока Готье, пожалуйста, - фыркнул смешливо на него Стефан, плюхнувшись на стул.
Как ни странно, их отношения после этого случая здорово заладились. В работе они оба были по-прежнему неумолимы, спорили долго и нудно, стоя каждый на своем, однако вне обсуждений романа стали больше общаться на сторонние темы. Следующие совместные ужины проходили проще, чем самый первый, зато стали намного душевнее. Неловкость отступила в силу дружеского общения, и Стефану даже показалось, что угроза совершить новый адюльтер миновала.

Но не тут-то было.
Прошло около двух недель с их «помолвки». И ничто, кроме бурного обсуждения двенадцатой главы, не предвещало беды. Они уже успели перебраться на диван, расположившись удобнее. Алекс мрачно молчал, перечитывая спорные куски, а Стефан смотрел в потолок и ждал вердикта. Как и всегда, один хотел переделывать, другой же считал момент сюжетно необходимым. Спорили уже битый час, оба утомились, но никак не могли перешагнуть через разногласия.
- Все-таки первый кусок надо переписать, - сообщил деловито Беррингтон, опустив распечатки на колени.
- Не буду, - фыркнул на него Стефан, переведя взгляд на Алекса.
Тот мрачно замолчал, видимо, борясь со своей яростью.
- Ты мне доверяешь? – завел он старую шарманку – он прибегал к этой фразе каждый раз, когда они заходили в тупик.
- А ты мне? – Усевшись прямо, Готье уставился на оппонента серьезно и строго, словно это он был большим редактором.
Конечно, он доверял Алексу. Он знал, что этот человек профессионал и имеет опыт в работе с писателями – на его счету много успешных контрактов. И все-таки писателем был Стефан, это его роман, во многом автобиографичный и честный. Он внес довольно много правок, ориентируясь на мнение Беррингтона, но с некоторыми моментами был откровенно не согласен. Понимал, что редактор ему не враг, напротив, он хочет помочь, ведь теперь эта книга их общее дело, и все равно боролся за свое видение. Это его работа и он не хотел перекраивать куски для удобоваримости общества, хотел, чтобы его детище принимали таким, каким оно было написано. В конце концов, это не он работал на Алекса, а Алекс работал на него. Хотел бы Стефан сказать, что уйдет к другому, да только знал, что не уйдет. Другие ему были не нужны, но и этому потакать во всем он не собирался.
Они сверлили друг друга взглядами, молчаливо сражаясь каждый за свою точку зрения. Стефан ожидал чего угодно – взрыва эмоций, нервного отбрасывания бумаг в сторону, предложения поужинать или отложить работу до утра, ведь оно мудрее вечера, но Алекс притянулся и порывисто поцеловал его в губы. Обомлев, Готье сжал пальцами его плечо, не до конца понимая, хочет притянуть его к себе ближе или оттолкнуть прочь, но все же медленно ответил, впуская в свой рот чужой язык. Они целовались совсем недолго, но достаточно, чтобы распалиться. Сердце застучало так громко и отчаянно, что слышалось в ушах и Стефан, преодолевая свое страстное желание продолжить, отстранился, прижимаясь губами к щеке Алекса.
- Я не могу… - шепнул он тихо, словно извиняясь.
[NIC]Stephan[/NIC]

Все поступки имеют последствия. Не так-то легко усвоить эту истину в теории, зато на практике она совершенно беспощадна. Стефан расплачивался за свое ребячество и легкомыслие, рискуя потерять расположение единственного человека, который был ему дорог в Нью-Йорке, по-настоящему дорог, особенно теперь, когда все повернулось вот так. От ситуации было тошно. Алекс не понимал его, а он не мог объяснить, чувствуя, как горячим свинцом внутри закипает неясная обида и боль – Стефан не хотел говорить, потому что боялся заплакать. Позорно разрыдаться и признаться во всех бедах, почти исповедоваться. Рассказать о том, как Тьерри стал холодным, как отправил его в чертов Нью-Йорк, как не приехал в гости, и Стефану пришлось купить себе друга от одиночества. Сказать, как сильно ему бы хотелось поддаться Алексу, но это бы испачкало их связь, опорочило его и все бы испортило, а тот поцелуй был лишь стечением обстоятельств. Одним из тех порывистых поступков, которые вдруг случаются вопреки здравому смыслу. Стефан не играл с чужими чувствами, разве что немного со своими. Но никому этим он не хотел сделать плохо.
Выходя из кабинета, он ругал себя за глупость. Беспощадно бранил, понимая, что все потеряно и теперь не будет ничего хорошего. Что дальше? Алекс сделает вид, что между ними ничего не было, и они продолжат работу, общаясь холодно и скупо? Или он попробует передать Стефана другому редактору? Он не знал, что хуже – видеть деланное безразличие, понимая, что вместо него могло бы быть тепло и нежность во взгляде или оказаться и вовсе выкинутым из кабинета, быть изгнанником, не сумевшим удержать доверие именитого редактора к себе. И то, и другое в одинаковой степени обидит Готье, сделает ему невыносимо больно. Наверное, если все сложится так, то ему придется уехать обратно в Квебек или куда-нибудь еще. Он может издать роман, приняв все правки Алекса и тем самым ускорив процесс, получить гонорар и отправиться в какой-нибудь другой город, где не будет призраков прошлого. Стефан неожиданно понял, что не видит смысла оставаться, если Алекс откажется с ним работать или вдруг станет к нему совершенно безразличным. Ему не нужен Нью-Йорк без него. Ему не нужен этот дурацкий роман. Ему ничего больше не нужно из этой жизни, потому что все будет пропитано вкусом этой потери, одной из самых мучительных на его памяти. Понимать, что безнадежно влюбился в момент расставания – довольно-таки болезненное событие.
Стефан был кроток, молчалив, послушен. Он ничего не говорил в машине, лишь тихо дышал, боясь выдать тихие всхлипы, спазмами схватывающие его изнутри, смотрел в окно, борясь со слезами, и поджимал губы, чтобы ничего не говорить. В сущности, ему нечего было сказать. Или, напротив, он мог бы сказать слишком много, но предпочитал помалкивать, чтобы не сделать еще хуже. Вряд ли Алекс готов сейчас выслушивать о его личных проблемах, симпатиях и неумелости в отношенческих вопросах, а даже если и так, то все это будет выглядеть жалкими оправданиями, что тоже очень плохо. Стефан бы не хотел поставить под удар свою искренность. В конце концов, он уже сказал главное – у него вроде как кто-то есть, он не может, хотя хотел бы. Он невольно показывал то, что не прозвучало вслух, но Алекс не хотел видеть. Не то раненный в лучших чувствах, не то уязвленный в своей гордыне, он молча вел машину. Он казался равнодушным. Безразличным. Не хотел вопросов, не хотел ответов, не понимал все правильно. Чертов чурбан и циник. Стефан обнял себя, отворачиваясь от Алекса сильнее. Мог бы взять такси, но на самом деле он давно принял два важных решения и собирался идти до конца.
Во-первых, он действительно собирался убраться из Нью-Йорка, если ничего не получится. Оставаться в этом городе и видеть Алекса слишком мучительно, а если не видеть, то еще мучительнее. Пусть забирает права на книгу, на экранизацию, нанимает литературных негров, разрывает контракт – ради бога, главное чтобы с миром отпустил. Пускай отругает, обвинит в непрофессионализме, назовет слабаком, но отпустит. Хоть что-то ведь он должен понимать. Но, во-вторых, Стефан все же собирался сначала немного побороться или хотя бы расставить точки над «i». Он  был импульсивным человеком по жизни, не мог мыслить трезво, когда сердцем овладевали эмоции – это был как раз такой момент. Ему было больно, обидно и ужасно страшно. Он был готов отказаться от всей своей жизни из-за одного только человека, с которым его даже не связывали по-настоящему серьезные отношения. И в ужасе от всего происходящего, в самом настоящем смятении, он собирался переступить через свои принципы, чтобы попробовать все исправить. Больше всего его страшила мысль быть отвергнутым, но он все равно сказал, когда они подъехали к дому:
- Зайдем ко мне ненадолго.
- Зачем? – холодно спросил Алекс.
- Просто зайдем, - тихо, но серьезно ответил Стефан, посмотрев на него внимательно.
Ему не нужна была чужая жалость. Немного ласки, тепла, понимания или хотя бы внимания к проблеме – да, но жалость – это уж увольте, спасибо. Он делал то, что делал. Он думал, что взвесил все за и против, когда прижался к Алексу в коридоре, когда смотрел на него немного грустно, но нежно, прижимаясь губами к подбородку, щеке, уголкам губ, боясь поцеловать по-настоящему. Так и не решившись, он повел его за собой за руку в единственную комнату с извечным бардаком повсеместно. Бадди выбежал им навстречу, но был беспощадно проигнорирован, так что вскоре он скрылся в одном из своих тайных уютных убежищ, оставив мужчин разбираться в своих чувствах и отношениях.
Чувствуя себя глупым и жалким, Стефан растерянно оглядывал свою лачугу. Потоптавшись на месте, он повернулся к Алексу и пожал слегка плечами прежде, чем стянуть с себя кофту и потянуться пальцами к шеринке. Если он не захотел слушать, то почему бы ему не почувствовать. В одном Беррингтон был абсолютно прав – это Стефан был виноват во всем происходящем и теперь он расставил приоритеты.
[NIC]Stephan[/NIC]

Конечно, он не до конца понимал, что делает. Его отбросило в самую крайность, Стефан приготовился отказаться от города, который ему полюбился, хоть людей в нем так много – выбирай да наслаждайся, он готовился принести в жертву свой роман, а любил его всем сердцем, всю душу в него выложил, столько интимных подробностей захотел открыть читателю. В трезвом рассудке он бы ни за что не согласился. Стефан не относился к тем, кто бежит от проблем, он не относился и к тем неуверенным в себе личностям, которых ломает первая и единственная неудача. Нет, он был настырным, волевым и сильным человеком – он собирался стать еще сильней. И если бы случился какой-нибудь другой конфликт, не основанный на чувствах и отношениях, то отправился бы Александр Беррингтон со всеми своими достоинствами к хренам собачьим, Стефан бы учинил скандал и потребовал найти другого человека, с которым ему будет комфортно работать. Он бы не сдался так просто, если бы дело было не в запретной пока еще влюбленности. Хуже всего было то, что она оказалась взаимной и все равно существовала помеха.
Да, он действовал отчаянно, опрометчиво и глупо. Наверное, и смотрелся так же нелепо в своей искренности, но ни о чем не жалел. Стефан не хотел манипулировать и давить на жалость, иначе бы принялся оправдываться, рассказывать обо всем, что наболело, в надежде, что его примут и поймут. Такая тактика ему не подходила, поэтому он предлагался. Показывал, что я хотел поступить правильно, но ты важнее моих понятий о правильности. Ты важнее всего, что есть и вот он я, я готов, давай сделаем это, а с остальным разбираться будем потом. Он предлагал себя искренне и со всей доступной себе самоотдачей. Решил, что тогда Алекс почувствует, как сильно ему на деле хотелось и хочется. В конце концов, поймет на что Стефан готов, чтобы не упустить последний шанс спасти эти не успевшие толком начаться отношения. Ему бы очень хотелось, чтобы понял, но он продолжал говорить и смотреть как-то странно, не то отчужденно, не с осуждением, не то совсем безразлично. Стефану было физически больно от его взглядов, от его слов.
Он, правда, не знал, что не глупость. Глупостью ли было его желание удержаться от соблазнов, пока не станет ясно, какие отношения его связывают с Тьерри? Стефан не хотел никого обманывать, не хотел делать кому-то больно и уж точно не собирался становиться предателем в полном смысле этого слова. После первого поцелуя его долго терзала совесть, особенно когда Тьерри, милый и добрый, щебетал ему на французском о последних новостях своей жизни. Глупостью ли были попытки удержать Алекса и показать ему свои искренние чувства, чтобы ни в коем случае он не возомнил себя игрушкой? Ведь он так сильно ему нравился, и так сильно болело сердце от его холода. От одной только мысли, что это конец, Стефану становилось дурно. И пока он всеми силами старался, Алекс отходил от него еще на один шаг. Разве можно считать его отчаяние глупостью?
От объятий ему стало легче. Сорвано выдохнув, он уткнулся Алу плечо и прижался крепко. Вцепился пальцами в спину, не отпуская от себя, хотел было начать говорить, убеждать, что не собирался сидеть разом на двух стульях, но волевым усилием заставил себя молчать. Молчать и слушать чужое умиротворяющее дыхание, ощущать сильные руки на своей спине, даже наслаждаться лаской, которую теперь вроде бы не собирались отбирать. Алекс обещал остаться у него этой ночью, и Стефан был безумно ему за это благодарен. Он хотел этого. Хотел заснуть с ним рядом, ощущать его присутствие, касаться его – невинно и ненавязчиво, ведь планируемый секс был лишь отчаянным способом показать истину, но Алекс, казалось, понял все и без таких радикальных мер. Даже поступал как джентльмен.
- Давай поужинаем, - тихо согласился Стефан, хотя не был уверен, что ему полезет кусок в горло. – Закажи, а я схожу в ванную…
Умываясь холодной водой, он поглядывал на себя в зеркало и думал о том, как ужасно выглядит. Красные слезливые глаза, дрожащие от искренности губы, искусанные и красные. Взъерошив свои волосы мокрыми руками, он устало вздохнул. Эмоциональные потрясения давно не случались с ним с такой силой. Выйдя в комнату, он сел рядом с Алексом на постель и прижался к нему, устроившись головой на крепком плече. Немного грустил, сильно устал, но на душе стало спокойнее от простого осознания – он рядом, значит ему не все равно, а если человеку не все равно, то он не сможет быть безразличным. Выдержке Алекса можно было позавидовать, но он все же оставался человеком.
Встретив курьера, Стефан разложил еду на журнальном столике и снова уселся рядом с Алексом. Есть ему не хотелось, так что он мелкими глотками ради галочки пил сок.
- Почему ты, оттолкнув меня в кабинете, решил обнажиться передо мной дома? – спросил Беррингтон.
- Я же уже сказал, - тихо ответил ему Стеф, рассматривая его грустно. – Я боюсь тебя потерять.
- А как же тот, другой?
Тьерри, его зовут Тьерри. Он дивно хороший парень, он Человек с большой буквы и если бы не он, то ничего бы в жизни Стефана Готье не сложилось и не устроилось. Конечно, это говорить вслух он не стал. Помолчал немного, раздумывая – в мыслях это уже давно уложилось, а произнести это вслух было не так уж и легко.
- Я не знаю, - пожав плечами, парень отставил бокал в недопитым соком. – Мы очень давно вместе, познакомились сразу после школы, но наши отношения развалились…
- И что ты думаешь делать дальше? – задал роковой вопрос Алекс и Стефан неуютно повел плечами.
- То, что обычно люди делают в такой ситуации? – почти шепотом переспросил он, несмело заглянув в чужие глаза.
- Что? – в голосе мужчины сквозила мягкость, и оттого Готье чувствовал себя немного увереннее.
- Поговорю с ним честно. Я на самом деле уже давно собираюсь… Я пытался поступить правильно. Не думай, что я хотел поиграть с тобой или что собирался изменять ему. То есть… - нервно вздохнув, Стефан взъерошил свои волосы. – То, что было в ресторане, получилось случайно, а сегодня ты стал так холоден и я напугался, подумал так будет всегда и вроде как решил расставить приоритеты…
[NIC]Stephan[/NIC]

Он готов. Готов поступить правильно и отпустить прошлое. Стефан не хотел дурить кому-то голову и уже смирился с истиной: им с Тьерри пора разойтись в разные стороны. Дав все, что можно было дать, и взяв все, они потеряли смысл как пара. Тяжело осознавать, что годы крепких отношений закончились, нелегко отпускать прошлое в прошлое, но надо. Надо, потому что значение имеет только настоящее и в настоящем Стефан хотел быть с Алексом. Хотел узнать его еще ближе, хотел касаться его тела, не чувствуя себя оттого плохо, хотел наслаждаться его обществом, не боясь оказаться предателем, ведь он им не был. Да, ему правда желалось быть с ним рядом, слушать его горячее сердце посреди ночи, ведь днем оно скрыто стальными доспехами дизайнерского костюма, но Стефану будет разрешено видеть Александра Беррингтона уязвимым. Настоящим, не прикрыто чувственным и теплым. Стефан будет охранять его покой и защищать от душевных болей, будет преданно его любить, зарываясь носом в крепкую шею, как теперь. Ему действительно хотелось этого, очень сильно хотелось. И для этого нужно было расставить все по своим местам так, чтобы никому всерьез этим не навредить. Он готов.
С Алексом было спокойно. Часто он выводил Стефана так, что хотелось ему врезать – если не кулаком, то хотя бы отвесить крепкую пощечину. Он возмущал его своей невозмутимостью, этим «трезвым» взглядом на вещи и невыносимой самоуверенностью. Но втайне, глубоко в душе, Готье им восхищался. Не зря ведь согласился сотрудничать только с ним и ни с кем больше. Если бы ему потакали, то он бы ушел в другое место. Если бы принижали, то учинил бы большой скандал перед громким хлопком дверью. Любому другому редактору Стефан бы высказал все, что думает, а потом разбил бы об его дурацкую голову стакан, расплескав по ценным бумагам газированную воду. Алекс был невыносимым, но надежным, своим, очень желанным и даже правильным. И, несмотря на все свое возмущение, Стефан знал, что Беррингтон поступает так, как надо ему, юному писателю, и одобрял его политику. Очень тихо и глубоко в себе одобрял, не переставая тем временем отстаивать свои взгляды на свое же творчество. Главное показать свою позицию сразу, чтобы после из тебя не начали вить веревки, но нельзя забывать о необходимости прислушиваться, ведь они с Алексом, как ни крути, соратники, а не враги. Они оба стараются сделать все так, как будет лучше.
Даже в отношениях.
Особенно в отношениях.
Стефан не обижался на холод Александра, с которым он отверг его ласку в кабинете и потом дома. Даже в мыслях не просквозило какой-то неприязнью. Он понимал, почему мужчина так поступает и был ему благодарен за это. Алекс не воспользовался им, чтобы взять свое, потому что был гордым, но не слепым гордецом, желающим унизить взамен. Может, он не понимал чего-то, но захотел понять и остался рядом, чтобы утешать Стефана, крепко сжимать его в своих объятиях, позволять ему умиротворенно дышать в шею и скользить по ладному телу своего редактора пальцами. Это было приятно, его внимание, его ласка, его убийственное спокойствие, которое убаюкивало Стефана лучше всякой колыбельной. Будучи тревожным и непоседливым, он редко чувствовал умиротворение, даже спать спокойно у него не получалось, но с Алексом он чувствовал себя защищенным. Крепкое плечо, как за каменной стеной, оплот удовольствия и отдыха – все, что требовалось от мужчины, как водится. Кажется, Стефану дико с ним повезло и даже два раза.
Когда Алекс, без всякого стеснения, принялся раздеваться, Готье слегка зарделся и закусил губу. Не знал, как должен повести себя, но предпочел нагло пялиться, пользуясь случаем. Как и ожидалось, под одеждой Беррингтон тоже было само совершенство – интересно, когда он успевает поддерживать в такой форме свои кубики, если работает сутками напролет? Алекс остался в трусах, а Стефан, поспешивший разобрать постель, пока тот складывал свою одежду, задумался, как спать ему. Наверное, лучше надеть пижаму. Отыскав ее среди тряпья на кресле, парень встряхнул футболку и мягкие спортивные штаны.
- Зачем тебе это? – спокойно поинтересовался Алекс, взбивая подушку.
- Ну, - растерявшись, Стеф почесал в затылке. – Пижама. Спать в этом.
- Ммм, - кивнул Беррингтон и с усмешкой добавил. – Может, еще шубу напялишь?
Фыркнув, Стефан демонстративно бросил вещи обратно на кресло и стянул с себя кофту, а потом принялся расстегивать джинсы. Он не стеснялся наготы, да и в принципе был доволен своим телом, пусть и без наличия кубиков. Раз Алекс считал, что спать практически обнаженными и вместе нормально, то Стефан был готов поддержать эту идею, просто изначально хотел избежать лишних соблазнов. Но кого тут обманывать? Воплощение самого соблазна будет лежать с ним рядом в одних плавках, какая пижама способна спасти от такой напасти?
Потушив свет, Стефан залез на постель к стенке и с удовольствием прижался к Алексу, когда тот притянул его к себе. Они впервые ложились спать как пара, и это было так волнительно, что пошлым мыслям не находилось места – было хорошо и вот так, засыпать с кем-то рядом, чувствуя теплое дыхание где-то в своих волосах.

- Твой кот такой же наглый, как и ты, - сказал Алекс, потеребив спящего у себя на плече Стефана.
Тот недовольно вздохнул и завозился беспокойно – просыпаться ему не хотелось, организм буквально кричал о том, что время подвигов еще не настало. Но обнаружить рядом своего мужчину было приятно и ново, потому Готье все же попытался задержаться в этой реальности, хотя сон был настойчив. Приоткрыв глаза, он увидел, как топчется по Алексу Бадди – перебирает лапками, мурлычет и ищет местечко поудобнее.
- Мы просто тебе симпатизируем, - с зевком промычал Стефан в ответ и погладил кота между ушками, когда тот свернулся на чужой груди комочком.
Закрыв глаза, он немного помолчал, силясь заснуть еще ненадолго и продлить такие приятные ощущения от утра с кем-то, но неожиданно понял, что сон отступил, и начались типичные утренние радости. Поерзав, пытаясь устроиться удобнее, Стефан застонал.
- Я думал, что засыпать с тобой голым сложно, но просыпаться еще тяжелей, - проворчал он, но не отстранился подальше.
- Почему? – невинно удивился Алекс, переведя на него взгляд.
- Угадай, - хмыкнул с шуточным недовольством Готье и, потратив мгновение на размышления, притерся пахом к чужому бедру.
Поэтому, глупый человек, поэтому.
[NIC]Stephan[/NIC]

Как всякий порядочный влюбленный, Стефан летал в облаках. Они с Алексом вместе спали, вместе проснулись, вместе позавтракали и вместе приехали на работу – разве не удивительно? Стефан не был ловеласом, не менял любовников словно перчатки и теперь все ему было в новинку, потому что в последний раз он чувствовал подобный восторг годы назад, когда позволял Тьерри рисовать себя обнаженным. Тогда он был совсем еще мальчишкой, только что окончил школу и хотел познать что-то новое, удивляться бесчисленное количество раз на дню, жить, жить как можно скорее. И это было здорово, но так давно, что почти забылось. Стефану было бы грустно от этой мысли, если бы все его естество не тянулось к Алексу, который сидел напротив с серьезным видом и вещал об умных вещах. Он хотел работать, словно бы совсем не удивившись сквозящей между ними близости, а Готье никак не мог сосредоточиться. Смотря на Беррингтона, он видел вселенную и откровенно тупил. Тогда Ал решил поиграть с ним в психолога-пациента, как это у них бывало в самые сложные моменты – он считал, что подобные разговоры плодотворно сказываются на работе и их отношениях. Стеф предпочел не морочить ему голову на этот раз и сразу признался о своих внутренних переживаниях. И получил взаимность. В этот момент работать ему расхотелось окончательно.
- Хорошо, - тепло отозвался он в ответ и уткнулся подбородком в свои сложенные на столе руки, рассматривая Алекса.
- Может, тебе поехать домой и отдохнуть? – предложил тот с небывалой мягкостью в голосе – от его заботы у Стефана все внутри вздрагивало от удовольствия.
Они говорили негромко и интимно, разбавляли свою речь ласковыми нотками, почти ворковали. И не хотелось замолкать, потому что ничего более приятного, чем голос Александра, обращающийся к нему с неприкрытой нежностью, он еще не слышал в своей жизни. Наверное, говори он так во время работы и Стефан бы перестал лениться, соглашался бы со всеми его правками, лишь бы тот не переставал почти шептать и смотреть так внимательно.
- Можно я просто посижу тут, с тобой? – спросил он, кивнув на диван, где уже валялся его рюкзак с ноутбуком и нужной мелочью.
- Конечно, - согласился Алекс, откладывая его рукопись на край стола и пододвигая к себе стопку разноцветных папок.
Развалившись на диване, Стефан наблюдал за тем, как Беррингтон работает. Было что-то особенное в его манере держаться за рабочим столом: широко расправив плечи, словно бы за ним наблюдают, он важно просматривал какие-то бумаги, порой хмурил брови и кривил рот недовольно, а потом откладывал от себя неугодное, беспощадно зачеркнув содержимое первого листа. Если же написанное ему нравилось, то он бережно закрывал папку прежде, чем убрать ее в стол – к нужным, как уже знал Стефан, документам. Что-то он сразу небрежно выкидывал, словно боялся замарать руки. Остальное откладывал на потом, видимо, зная, что эти дела или требуют детального рассмотрения, или вызывают противоречивые эмоции. В каждом его движении и жесте чувствовался профессионализм и Стефан понимал, почему Александра Беррингтона считают одним из лучших – он таким и был, лучшим специалистом в своей области. Его работой запросто можно было залюбоваться, этим Стеф и занимался, пока не заснул.
- Ты так всю жизнь проспишь, - услышал он сквозь сон, когда Ал принялся будить его – пальцами он зарылся в кудрявые волосы и Стефану захотелось приластиться к его ладони словно коту.
- Я очень мало сплю, - сипло пробормотал он, щурясь на своего редактора. – Обычно.
- Ты проспал целый день, - заметил он и Стеф вдруг понял, что они находятся в темном кабинете и рабочий день, вероятно, подошел к концу. – Что ты будешь делать ночью?
- Не знаю, - отозвался он тихо и снова прикрыл глаза, наслаждаясь невинной лаской.
Ему не хотелось подниматься с удобного дивана и куда-то идти, не хотелось прощаться с Алексом, который вряд ли снова останется у него дома на ночь, а просить его об этом Стефану было как-то неудобно. К тому же, на деле он знал, чем ему следует заняться этой ночью – он пообещал себе, что разберется со сложившейся ситуацией как можно скорее. На вечер парень наметил серьезный разговор со своим нынешним бойфрендом, с которым планировал расстаться. Удивительно, как поворачивается жизнь. Когда-то они мечтали прожить всю жизнь рядом, бок об бок, в болезни и здравии, да прочая чепуха. Они провели так много времени вместе. Доверяли друг другу больше, чем самим себе. А теперь им предстояло говорить о разрыве по телефону. Когда же они отдалились настолько сильно? Стефан поджал губы и обнял руку Алекса, пальцы которой все еще скользили между его кудрявыми, непослушными прядями.
- Поужинаем? – спросил он, решив, что из-за небольшой задержки итог разговора с Тьерри не изменится.
Да, ему хотелось немного оттянуть момент, хотя он знал, что храбрости ему это не прибавит. Но еще Стефан думал, что было бы здорово провести с Алексом немного времени прежде, чем они попрощаются до следующего дня.
- Куда хочешь поехать? – выдохнул Беррингтон с улыбкой.
- Куда повезешь, неважно, - негромко ответил Стеф, думая, что попался и уже не сможет вырваться из этих сетей.
- Хорошо. Пойдем? – Алекс поднялся и протянул ему руку, которую Готье охотно сжал.
Так они и вышли из офиса, сплетясь пальцами, словно так оно должно было быть. И ничье мнение не имело значения.

- Скажи, что ты еще не спишь? – полувопросительно попросил Стефан в телефонную трубку, набрав номер Алекса.
На душе его скребли кошки. Разговор с Тьерри выдался относительно спокойным, не прозвучало никаких грубостей или оскорблений, не было и слез, обвинений, просьб подумать еще. Ничего такого, что можно было бы представить. Тьерри просто спросил его «Ты звонишь, чтобы расстаться?» и Стефану сразу стало стыдно, неловко, даже больно. Он помолчал, а потом ответил, что да, он звонит за этим. Хотел спросить, как Тьерри узнал об этом, но не решился – ему хотелось поскорее поставить эту точку, не растягивать диалог на долгое время, чтобы не дать себе повода пустить слезу или пуститься в размышления о том, как все могло бы быть, если бы они поступали иначе. Они поступали так, как поступали. Тьерри не захотел к нему приехать и осознанно отдалился, не объясняя своих мотивов, а Стефан влюбился в другого и теперь хотел быть с ним. Незачем рассусоливать, казалось, они оба это понимали.
И все равно внутри словно оборвалось что-то важное, оно взорвалось болью и стихло, оставив после себя тянущее, ноющее ощущение, которое делало Стефана несчастным и ужасно одиноким. Он хотел, чтобы Алекс спас его от этого. Он знал, что Алекс может это сделать.
[NIC]Stephan[/NIC]

Жизнь часто оказывается непредсказуемой, Стефан знал об этом. Когда-то он и подумать не мог, что его судьба будет складываться так, как складывалась в итоге, а теперь старался не зарекаться и не позволять себе думать. Он поэтому и попросил Алекса не отключаться, ему хотелось сосредоточиться на звуках его голоса, потому что иначе на впечатлительного Стефана накатится лавина мучительного осознания того, что еще один этап его жизни остался позади. Он не жалел о своем поступке и понимал всю его правильность, просто нелегко было принимать мысль о том, что они с Тьерри так отдалились друг от друга. Раньше он мог позвать его в любой сложной ситуации, мог спрятаться в крепких объятиях, ощущая искреннюю поддержку, а теперь они, словно чужие, разошлись, не сказав ласковых слов и даже не попытавшись склеить разбитое. А еще Стефан эгоистично обижался на Тьерри, ведь тот даже не попытался его остановить, попросить остаться рядом, сделать хоть что-нибудь… Умом он понимал, что так лучше, они расстались легко, почти по-дружески пожелав удачи, и если бы Тьерри вздумал бороться, то это бы только усложнило ситуацию. Но признать факт того, что от него так легко отказались, Стефану было тяжело. Ведь позади осталась целая жизнь.
И все же он легко, пусть грустно, но улыбался, прислушиваясь к Алексу. Ему хотелось начать новую жизнь рядом с этим мужчиной, таким другим и при этом до боли в груди желанным.
- Привезти что-нибудь? – спросил он.
- Если хочешь, - отозвался Стефан.
Ему было, в сущности, все равно. Решение, которое он принял, далось нелегко, но теперь, когда все осталось позади, Стеф хотел одного – быть рядом с Алом. Чувствовать на себе его руки, теплые, крепкие и уверенные. Может, это как-то неправильно, нырять после разрыва в новые отношения, однако как противостоять своим желаниям, если они настолько сильны? И, тем более, взаимны. Стефан не хотел противиться событийному ходу своей жизни, он открывался для чего-то нового, ибо ощущал правильность происходящего.
- Хорошо, - слышно было, как Ал глушит двигатель и хлопает дверью машины, выбравшись из нее.
Далее звонок навесного колокольчика и вежливое приветствие продавщицы. Стефан попытался догадаться, куда приехал Беррингтон, но не смог. Зато было слышно, какие сладости он покупает и какой кофе заказывает.
- Я не ем яблочный джем, возьми с клубничным, - приказал Стеф, подкуривая сигарету и крепко затягиваясь.
- Есть, капитан, - козырнул Ал.
Он стоял у окна и следил за дорогой, ожидая появления Алекса, хотя понимал, что тот еще даже не приближается к его району. С интересом прислушиваясь к звукам гудящего ночного мира, Стефан задумчиво улыбался и покусывал губу. Сдирал зубами кожу с обветренных губ и сам того не замечал.
- И сигареты купи, - добавил Готье, глянув на пачку, в которой осталась всего пара штук.
- Какие?
- Винстон. И давай быстрее.
- Любишь мной командовать? – Стефан услышал, как Алекс улыбнулся, и ответил ему тем же.
- Любишь меня слушать? – они флиртовали друг с другом, и от этой мысли почти кружилась голова, а на сердце с каждой минутой становилось все легче.
- Приходится, - притворно вздохнул Ал.
Они помолчали. На самом деле, командовать Стефан любил, но признавал, что Александру он предпочел бы подчиняться. Не в работе, конечно, но по жизни. Он ведь мужчина, властный и уверенный в себе. За таким охота спрятаться, добровольно отдать пальму первенства и не побояться прижаться к его спине спиной, ведь он не отойдет и не позволит упасть.
- Мне нравится знать, что у меня есть власть над тобой, - ласково шепнул Стефан и затушил в пепельнице сигарету.
- А что еще тебе нравится знать? – Ал тоже заговорил шепотом, хотя в машине он был один.
Это просто одно из правил влюбленных людей, говорить друг с другом интимно и тихо, потому что любовь – это таинство двоих. Стефану, во всяком случае, всегда так казалось.
- Что я тебе нравлюсь, - не задумавшись, сказал он.
- Нравишься, - сыто подтвердил Алекс.
- Я тебе очень нравлюсь?
- Очень.
Стефан обнял себя и прикрыл глаза, чувствуя, как тепло разгорается в животе. Ал еще не добрался до него, но уже начал творить чудеса. Поразительное качество.
- Чем мы будем заниматься? – Стефан устроился на подоконнике, чтобы не пропустить появление желанной машины напротив своего парадного входа.
- Выпьем кофе, - принялся серьезно перечислять Алекс. – Съедим пирожные. Пообнимаемся?
- Звучит хорошо, - так же серьезно отозвался Стефан. – Очень-очень хорошо.
- Мы сделаем все, что захочешь сделать.
- Тогда ты еще поцелуешь меня.
- Куда? – быстро переспросил Ал.
- А куда ты хочешь? - Стеф прикусил губу.
- Ммм… Ты заставляешь меня представлять себя в одних трусах, как утром, а ведь я за рулем. Не создавай аварийную ситуацию.
Готье весело хохотнул.
- Ты хочешь целовать меня в трусах?
- Могу и без них.
- Какой-то ты не романтик, - притворно вздохнул он.
[NIC]Stephan[/NIC]