Джо любил гастролировать. Он ненавидел сидеть на месте и был рад посвятить свою жизнь музыке да бесконечным путешествиям по миру. С готовностью он отказывался от оседлого существования в одном городе, променял когда-то спокойствие на спешку, потому что только в таких условиях он чувствовал себя живым. А иначе на плечи его опускалась тошнотворная скука, он задыхался даже в огромных городах, где развлечений и занятий можно найти на долгие годы. Ему нравилось заниматься организационными вопросами, встречаться с разными людьми, сталкиваться с языковым барьером и чужими порядками. Что может быть лучше смены обстановки? Вот тебе надоела Англия и ты, не задумываясь, можешь вернуться домой в Нью-Йорк, а если и там стало кисло, то тебя радушно встретят в Токио или Гонконге. Если уж совсем невмоготу, то можно отправиться куда-нибудь в Африку волонтером, отыграть пару концертов за символическую плату да заняться какой-нибудь приятной благотворительностью. Детей на коленях покачивать, раздаривать какие-то мелочи, которые для Джо Гранта были дешевой чепухой, но для кого-то они символизировали незабываемые впечатления от встречи с кумирами. Джо нравилось жить на чемоданах, он жил не в городе, не в стране и даже не на материке – нет, весь мир ему был домом, целая планета была в его распоряжении. Дороже этого была только музыка, она была и целью, и средством жизни. Работать отдыхая, вот что подходило ему больше всего.
Вот только этот всемирный тур, несмотря на его значимость, проходил для Джо Гранта не так радужно, как прочие. Обычно он предвкушал буйную деятельность и кипел энтузиазмом, хватался за все возможности, которые ему предоставлялись. Записать совместный с кем-то трек? Да легко! Поучаствовать в большом музыкальном фестивале? С огромным удовольствием! Заняться организацией какого-нибудь мероприятия огромного масштаба? Да за нефиг делать! Когда-то Джо осмысленно подошел к выбору своей профессии, а добившись успеха, он не расслаблялся и стремился к большим высотам. Не столько потому, что необходимо было удержаться в «тренде», сколько из-за растущей в грудине жадности. Чем больше ты имеешь, тем больше ты хочешь, такова уж суть человека. Джо расширял свое влияние, завладевал новыми сферами жизни и не хотел останавливаться, ибо давно понял, как скоротечно время. Успеть все – невозможно, но можно попытаться схватить все, что предлагает тебе судьба.
Но в этот раз он не был жадным. Работал, как и всегда, блестяще, с удовольствием и бешеной отдачей, но мыслями был не в Лондоне, не в Берлине, не в Лос-Анджелесе и не в Париже. Уехав далеко от своего мужчины, Джо оставался с ним рядом незримо, никак не мог отвлечься от Теодора и сам же от этого страдал. Впервые он чувствовал, что уехал из дома и никак не мог адаптироваться к новым условиям. Его преследовало чувство ожидания, ведь там, в Нью-Йорке, остался теплый и уютный Тео, который скучал по нему и каждый день думал, когда же им удастся встретиться. Но график – беспощадная сука, часовые пояса – невероятной силы враги, усталость – извечный капкан. Впервые выбранный Джо Грантом путь был по-настоящему тернист и нежелателен. Не то, чтобы он хотел бросить музыку и осесть рядом со своим учителем-художником, но почему-то считал, что несвоевременно его покинул. Словно бы знал, останься он еще на несколько месяцев рядом, и все бы было иначе. Вот только это неправда. Джо бы скучал по нему точно так же и через месяц, и через год, ведь впервые полюбил так крепко, что разлука снедала заживо. Глодала его плоть, стремясь добраться до костей, и он не сомневался, что так и будет – он вернется в Нью-Йорк осунувшийся, уставший и обглоданный своими чувствами. Рядом с Теодором они дарили ему бесконечное счастье, а вдали от него работали с точностью наоборот, отправляя Гранта в пучины неведомых ему прежде страданий. И он понятия не имел, что с этим делать.
Париж встретил их жаркой погодой, красивой архитектурой и толпой фанатов с плакатами. Они выкрикивали какие-то речевки, размахивали конечностями, поднимали в несколько рук огромные плакаты, тянулись к своим фанатам с маркерами и дисками, блокнотами, фотографиями, попутно беспрерывно щелкая своими фотоаппаратами. Джо им улыбался, поднимал руки в приветственных жестах, оставил несколько автографов, после чего скрылся в черной тонированной машине, которая отвезла группу в забронированный отель окольными путями. Конечно, их все равно отследят и обнаружат, но пока хотелось хотя бы попытаться скрыть свое местонахождение. Общение с фанатами – это прекрасно, ведь ради них Марди Бум прибыла в очередной город, но постоянное внимание, шум и гул утомляли больше долгой дороге. Им необходимы были пара часов тишины. Ребята, впрочем, планировали отправиться погулять, ведь в Париже они собирались задержаться и немного передохнуть. Мэтт предложил отправиться в центр Помпиду, Джейми изъявил желание поесть морепродуктов, Коти не знал, к кому из друзей он хочет примкнуть и, кажется, в его голове зрели свои планы, а Джо хотел спать. Закрыть в своем номере шторы, включить кондер, забраться в огромную постель и забыться сном. В последнее время это ему редко удавалось.
- Джо, ты с нами? – бодро спросил Мэтт уже в отеле.
- Нет, я пас, - пожал плечами Грант, разминая шею пальцами. – Хочу отоспаться. У нас еще будет время нагуляться.
- Фи, слабак, - хмыкнул Хелдерс в ответ, пихнув друга плечом. – Ладно, я принесу тебе какую-нибудь побрякушку.
- Польщен, - коротко отозвался Грант, скривив рожу – вот только побрякушек ему не хватало, итак багаж за счет фанатских подарков рос не по дням, а по часам. – Увидимся.
Свернув к своему номеру, Джо с удовольствием скрылся в нем и осознал, что он, наконец, находится в полном одиночестве. Друзей он своих обожал, не было соратников лучше, чем эти оболтусы, но жить с ними 24/7 то еще удовольствие. Когда-то он даже не задумывался об этом, а теперь все чаще ловил себя на желании подольше отдохнуть, перекурить в одиночестве, перевести дыхание. Уж не старость ли к нему подкралась незаметно? Хмыкнув, Грант скинул сумки в прихожей и сразу вышел на балкон. Оттуда, как водится, открывался потрясающей красоты вид. Он же звезда, ему часто достается лучшее из имеющегося. Закурив, он облокотился о бортик.
Возможно, тур складывался непривычно, потому они к нему долго готовились. Джо размышлял об этом, медленно затягиваясь и выдыхая дым. Сначала проблемы басиста, потом поиск нового и его развод, следом проблемы с Тео. Они слишком долго готовились к новому альбому, морили слушателей тягостным ожиданием и сами, вероятно, устали за время подготовки слишком сильно. Гастроли должны были быть глотком нового воздуха для группы, но жизнь потрепала всех участников и теперь они никак не могли вернуться в привычный ритм. Грант, во всяком случае, точно не мог. Впрочем, возможно, все складывалось так из-за того, что он сам изменился. Встретил человека, влюбился и пережил непривычно много душевных потрясений на этой почве. Вряд ли это могло не сказаться на его жизни и работе. Хорошо это или не очень? Тот еще вопрос.
Он только вышел с балкона, когда в дверь постучали. Обслуживание номеров? Какое еще нахрен обслуживание, если он только въехал и даже сумки еще не разобрал? Не задумываясь, Джо послал визитера к черту, а когда тот проявил настойчивость, ощутил, как его накрывает волной раздражения. Он бы послал к черту всех этих обслуживателей снова, даже набрал в легкие побольше воздуха, но человек, стоявший на пороге, не заслуживал его отборных ругательств. Джо медленно выдохнул и уставился на Теодора. О да, действительно сюрприз.
- Привет, - как-то глупо улыбнулся он и, втащив любовника в номер, крепко прижал к себе. – Привет.
Довольно повторив, смакуя свои эмоции, Джо жадно обшарил руками своего мужчину. Огладил спину ладонями крепко, схватил за задницу, впиваясь поцелуями в его ладную шею. С ума сойти, как же сильно он по нему соскучился. Как же неимоверно крепко любил его. Дурея от знакомого запаха, от щекотных кудряшек и веснушек, Джо наслаждался моментом, словно Теодор мог в миг испариться, оставив его снова в одиночестве. Но нет, он оставался рядом, такой же соскучившийся, теплый и уютный и Джо, недолго думая, принялся расстегивать его рубашку.
[NIC]Joe[/NIC]

Да, именно так все и было. Не так. Не то настроение, не то ощущение, не то и не так. Джо не знал, как объяснить свои ощущения, ведь объективно все было здорово – тур проходил на ура, фанаты были в восторге, организаторы и лейбл, наконец, выдохнули с облегчением, потому что никогда еще не было столько проблем, но все они миновали Марди Бум. Все, казалось бы, встало на свои места. Вот вокруг Джо прекрасные люди, внутри коллектива никакого раздора, каждый из них если не счастлив, то душевно спокоен, потому что последствия всех недавних катаклизмов были исправлены. Никаких проблем, ровным счетом. Даже с Теодором они не ссорились до отъезда, каждый вечер (по времени в НЙ) они исправно созванивались и горячо признавались друг другу в любви. Но все равно что-то было не так и это выкручивало Джо нервы. Когда он поделился своими соображениями с Коти (сбито, пьяно и едва ли понятно), тот довольно хохотнул, дружелюбно хлопнул его по плечу и сказал, что он просто скучает по Теодору.
- Конечно, я скучаю по Теодору, - недовольно отозвался на это гениальное умозаключение Марселя Джо. – Я говорю тебе не о том.
- О том, - словно бы слегка утомлено отозвался тот, подпирая щеку ладонью и рассматривая Джо, как недоразвитого. – Тебе просто невдомек понять, что когда любишь, то весь мир без любимого не такой.
- Что? – моргнул Джо в ответ, не сразу понимая, о чем вообще идет речь.
Коти ему потом еще что-то объяснял, но вскоре они перешли на какие-то другие темы и вопрос смертельной тоски по любимому мужчине остался позади. Смысл сказанных слов дошел до Джо только ночью, когда он уже лег в холодную постель, одинокий и словно бы всеми покинутый. Сложно научиться засыпать одному, если привык, что рядом есть кто-то теплый, уютный и родной. Да, он скучал по Тео, но не понимал, что чувство неправильности произрастает из этой скуки. Джо в вопросах отношений был зелен и никогда прежде он не чувствовал подобного, но в какой-то момент понял, что все не так, потому что рядом нет Теодора. И плевать, что они никогда не выезжали вместе в другие города – сам факт его близости в любом месте был правильным.
И вот Теодор приехал, прекрасный, словно мираж в пустыне. Они не договаривались о следующей встрече, скорее даже старались избегать подобных вопросов, потому что, обсуждая их, они снова и снова вспоминали о том, что между ними все равно существует незримая стена. Джо это не нравилось, и он знал, что Тео тоже не наслаждается таким положением дел, но однажды они уже обожглись на этой почве, можно даже сказать погорели и теперь оба не рисковали поднимать эту тему лишний раз. Зачем бередить раны? Зачем провоцировать кровопролитие, если можно обойтись мирными переговорами? И они разговаривали. Разговаривали о желтых осенних листьях и сверкающем снеге, о делах минувших дней, даже о детстве – Джо рассказывал, как однажды украл у отца пачку презервативов, решив, что они ему пригодятся. Они ждали своего часа так долго, что засохли, когда Грант таки решил ими воспользоваться. Разговоры были о маленьком и большом, о важном и совершенно незначительном, обо всем и ни о чем. К критической теме они не приближались, о ней привыкли только молчать и изредка вздыхать, но никак не говорить и уж тем более не ссориться. Теодор обещал, что вырвется сразу, как только ему дадут отпуск. Джо обещал, что вернется в город сразу, как только у него получится. На том и порешили.
Теперь, когда Теодор так легко сказал, что уволился, у Джо пересохло в горле. Ему хотелось переспросить, не шутка ли это и если шутка, то сказать, что она слишком жестокая. Но нет, Тео лучился счастьем, он широко улыбался и рассматривал своего мужчину, ожидая реакции, а Джо, растерявшись, не знал, как правильно отреагировать. Глотнув воды, он едва не подавился и, сдержанно прокашлявшись, постарался улыбнуться Теодору в ответ. Они сидели в уютном кафе, которое Франк назвал любимым. Когда-то поздно ночью он рассказывал о своем родном городе, о местах, которые манили его обратно, но Джо так и не смог вспомнить, звучало ли в рассказе название этого заведения. Оно, в общем-то, было неважно. Если бы Тео решил пообедать хот-догами в парке, то он бы и от этого не отказался.
- Я не знаю, что сказать, - признал свое поражение Джо Грант, но пальцы любовника сжал крепко, по привычке сначала оглядевшись, чтобы поблизости не оказалось назойливого фотографа.
Сначала сделал, а потом до него дошел смысл произошедшего и он медленно, с осознанием, улыбнулся. Теодор уволился, он прилетел к нему, чтобы продолжить тур вместе и теперь он красноречиво сжимает его ладонь прямо в кафе, находящемся на центральной улице Парижа. Им больше не нужно скрываться. Все в прошлом. Работа больше не мешает их отношениям, теперь о них можно кричать на всех языках мира, хоть с вершины Эйфелевой башни, хоть со Статуи Свободы. Тео довольно смеялся, рассматривая его, и Джо рассмеялся тоже, прижавшись на мгновение губами к его ладони.
И все бы было хорошо, не скажи Теодор следующего предложения. Он никогда не заходил так далеко в отношениях и не был уверен, что знакомство с родителями – это хорошая идея, но, с другой стороны, он понимал, какой это шаг для них обоих вперед. На одной чаше весов сентиментальная ценность момента, ведь это самое прямое признание их отношений, а на другой практическая осторожность, потому что его родители наверняка смотрят телевизор, Джо же периодически появляется на телеэкране, поэтому неплохо бы было, конечно, предупредить родителей Франка о таком повороте событий. Только вот страшно до усрачки.
- Хорошо, давай, - кивнул Джо согласно. – Давай познакомимся с твоими родителями.

- Чем ты теперь будешь заниматься? – спросил Грант, когда они, держась за руки, прогуливались по городу.
- Тобой, - кокетливо улыбнулся Теодор, поглядывая на Джо с неприкрытой нежностью. – Ты же без меня никуда.
- Никуда, - кивнул тот согласно.
- А еще буду рисовать, - добавил Франк тише, посмотрев себе под ноги.
- Правильно. Музыканты должны играть музыку, а художники должны рисовать. Долг каждого творца пользоваться своими талантами, потому что иначе они просто сгниют внутри и навсегда останутся клеймом несбывшихся мечтаний. Талант – это не просто то, что у тебя получается лучше всего. Это то, что нельзя игнорировать и если у тебя настоящий талант, то ему нужно отдаться, потому что это путь к величию.
[NIC]Joe[/NIC]

Они с Теодором были очень разными. Кому-то даже могло показаться, что слишком разными. Джо так и не понял, перешли ли они грань от «очень» к «слишком», но его это не особенно заботило. Ему нравилось то, что Теодор на него не похож. Ему даже нравилось сквозившее в их разговорах временами непонимание. Это было не то непонимание, которое раздражает и терзает день ото дня, когда невозможно договориться и донести до человека важную мысль, нет. Это было непонимание, которое возникает между двумя разными людьми, оно не вредит отношениям, не мешает, а скорее даже подчеркивает и напоминает, почему эти люди вместе. Теодор был добрее и, когда он одергивал более грубого и нетерпимого Джо, он вспоминал, за что так сильно любит этого француза. Теодор был спокойнее и, усмиряя нрав своего любовника, он снова напоминал Джо о причинах себя любить. Теодор был нежнее, любвеобильнее, оптимистичнее и романтичнее. Джо далеко не всегда понимал стиль его мышления, но наслаждался им всегда, любовался его улыбками, глазами, полными какого-то таинственного знания, его руками, в которых было столько нежности, сколько самому Джо никогда и не снилось. В Теодоре было заключено само солнце, он был любящим человеком. Теодор был лучше Джо во всех отношениях, они не понимали друг друга, но любили, и этого было достаточно. Грант лишь надеялся, что рядом с ним сам станет лучше, а не погубит этого человека своей любовью и не подтолкнет к грани теперь, когда они только сумели отойти от нее на безопасное, казалось бы, расстояние.
Джо говорил о величии и признании, а Теодор просто хотел рисовать. Не столько для кого-то, сколько для самого себя. Джо не был тщеславным человеком, просто привык относиться к таким вещам серьезно и не видел причины сковывать себя какими-то рамками, ведь творчество – это единственная область, где рамок быть не должно. А Теодор и вовсе был далек от таких мыслей, он просто хотел рисовать. Не думая ни о выставках, ни о популярности, ни о наследии, он хотел заниматься любимым делом, потому что последние годы не делал этого, тратя все свое время на маленьких учеников. Тео не отпускал себя, не позволял захватить свое естество вдохновению, потому что прежде всего у него были обязательства перед работодателями, учениками и их родителями. Неудивительно, что он, освободившись, захотел просто рисовать и путешествовать. Джо тоже хотел, чтобы он рисовал и путешествовал, но все-таки считал, что его картины должен увидеть мир. Может быть, не сейчас, но обязательно позже.
Держать Тео за руку у всех на виду было непривычно, а их уже успели заметить и даже несколько раз сфотографировать. Еще немного времени и в интернете среди фанатов Марди Бум грянет новость: Джо Грант гуляет с неизвестным за руку по улицам Парижа. Он этого не боялся, не привык юлить и прятаться, да и скрывать ему, в сущности, было нечего. Но остаточный страх быть пойманными с поличным все равно засел где-то внутри и Джо наслаждался, чувствуя, как они вместе преодолевают его, не расцепляя пальцы, и не отстраняясь друг от друга на «дружественное» расстояние.
Джо хотел, чтобы Теодор рисовал. Он настаивал над этим, побуждая взяться прямо сейчас, потому что такие дела можно откладывать на потом целую вечность. Правильным было взяться за дело прямо сейчас, почувствовать в руке карандаш, провести пальцами по листу, прислушаться к его заманчивому шуршанию. Нельзя терять момент вдохновения и решимость взяться за дело, нельзя откладывать это на другой раз. Если Теодор решил, что ему пора начать новую жизнь, где он будет вольным художником и путешественником, то стоит сразу же ее начать, чтобы не появилось ненужных мыслей, и не пропал запал. Остальное Джо готов был взять на себя. У него был тур-автобус, в котором им будет достаточно место, у него хватит денег на то, чтобы вести безбедную жизнь, он уладит все дела со своими организаторами, дабы Теодору не пришлось возиться с документами и билетами – он войдет в число сопровождающих Марди Бум людей и сможет сосредоточиться на ярких впечатлениях. Ну и на Джо, конечно. Он бы соврал, если бы сказал, что не рад возможности быть любимым Тео сутки напролет. Только об этом он и мечтал вот уже сколько времени.
- Будем надеяться, что не разорвут, - усмехнулся Джо, поглаживая ладонь Тео своего мужчины большим пальцем. – Тысячу лет не ездил на метро.
Спустившись в подземку, они сразу же наткнулись на троицу девочек-подростков, которые тут же оживленно зачирикали, заметив Гранта. Подбежав к нему, они дружно поздоровались, посматривая то на Джо, то на его спутника с растущим с каждой минутой интересом. Загорелись экраны мобильных телефонов, зашелестели листы блокнотов, спешно доставаемых из сумочек и ему, как водится, пришлось улыбаться для фотографий, прижимая к себе чужих, но все же любимых, людей, и расписываться в их блокнотах. Они громко пообещали ему быть на концерте и Джо, усмехнувшись, взял с каждой честное слово кричать громче всех остальных.
- Такие дела, - улыбнулся он, когда они вошли в вагон и устроились рядом на сидениях.

Художественный магазин был полон самых непредсказуемых приспособлений для творцов. Тысяча и один вид бумаги разных размеров, какие-то подозрительные рулоны, ткани, материалы для хэнд-мэйда, кисточки, мелки, краски. Джо рассматривал все это, удивленно подняв брови, и думал о том, что в жизни не видел такого обилия… всего для художеств. Даже арсенал Теодора дома не впечатлил его так, как полки этого магазина. И Франк, казалось, действительно в этом разбирался. Он со знанием осматривал ассортимент, читал что-то на обратных сторонах коробочек и только после тщательного изучения складывал необходимое в корзину.
- Эти фломастеры меняют цвет, - задумчиво сказал Джо, пробуя красный поверх желтого на бумажке. – А эти вообще блестят.
[NIC]Joe[/NIC]